Вот его перегнала тоненькая девочка-подросток. Она оглянулась, и что-то родное полоснуло по сердцу.
Катенька! воскликнул Гриша. Катенька, как ты выросла, совсем барышня!
Еще бы, я уже в шестом классе, вспыхнув румянцем, рассмеялась девочка и сразу же перестала быть похожей на свою старшую сестру. У Дарочки смеялись только губы, но всегда оставались пасмурными большие настороженные глаза. У Катеньки смеялись глаза, и губы, и ямочки на щеках, и даже веселые завитушки темно-золотых волос. Почему вы не сообщили о своем приезде? Дарочка же волнуетсяписем нет. Говорит, что-то случилось, он же каждый день писал, а теперь молчит. Она видела вас во сне пьянымэто к болезни. Мама гадала, вам выпал благородный король и хлопоты.
Гриша обнял Катеньку и крепко расцеловал.
Не сердитесь, скоро ведь мы с вами станем родственниками.
Катенька и не думала сердиться. Гриша был женихом ее старшей сестрыего любовь к Дарочке, по твердому убеждению Катеньки, должна была вмещать нежные чувства и к ним, младшим братьям и сестрам.
Катенька искоса, из-под пушистых ресниц, с любопытством разглядывала Гришу. И удивлялась и досадовала, что он такой обыкновенный. На лбу пот, серые усы и бородка, как пыль. Непонятного цвета, очень поношенный френч, на глазах очки с толстыми стеклами, совсем некрасивый и еще сутулится. И что только Дарочка в нем нашла Пойди пойми ее, она не посвящает Катеньку в свои дела, считает ребенком. И Митя, и мамавсе как сговорились: ты еще ребенок, тебе еще рано, поменьше любопытничай, и все в таком роде А она все не хуже их понимает, но разве им докажешь? А Гриша сразу принял Катеньку как равную. Она это с первой минуты почувствовала и оценила.
Гриша, я не скажу сестре, что вы приехали, сделаем ей сюрприз!
Вы, Катенька, умница, рассмеялся Гриша.
А почему вы мне говорите «вы»? лукаво блеснула глазами девочка.
А вы, Катенька?
Нет, так не годится, давайте говорить друг другу «ты». Вы же сами говорите, что мы родственники. Надо выпить на брудершафт! Но у вас все же сейчас нет вина, а дома мне не позволят. Давайте так Катенька быстро нагнулась, сорвала два нежных листика калачика, растущего в щели тротуара. Один листок протянула Грише, другой оставила себе. Это вместо вина, засмеялась Катенька, теперь давайте их съедим! Вот так, она взяла Гришу за руку. Давайте, Гриша! Девочка быстро съела листик калачика и поцеловала растерявшегося Гришу в губы. Вот и все! Теперь мы на «ты»! Смотрите, смотрите, бежит! Цезарь! Цезарь узнал вас, узнал тебя, ах, умница.
Седой, лысый сенбернар Цезарь со всего маху бросился Грише на грудь.
Идемте, Гриша, скорей.
Да, да, Катенька, идемте. Рядом бежал Цезарь и норовил лизнуть ему руку. А впереди бежали догадливые мальчишки, спеша сообщить мирошнику, что приехал его сын «доктор».
Мать и отец встретили его на улице. Дома, после шумных лобызаний, отец завел разговор о политике Мать, заглядывая в глаза, допытывалась, почему Гриша так похудел, и потчевала на скорую руку собранным угощением. Брат Петька требовал, чтобы Гриша рассказывал ему о немцах. Пятилетняя сестренка Наташа качалась у него на ногах и, смеясь, кричала, чтобы он подбрасывал ее выше. Всем в доме он был необходим, и как они только жили без него?
А Гриша страдал, нервничал: в окно он видел, как, нетерпеливо поглядывая в сторону их дома, прогуливается Катенька и дергает себя за кончик косы.
А дома, как нарочно, находились для него все новые дела. Услыхав о Гришином приезде «оттуда», с поля брани, пришли любопытные соседи и своими расспросами задержали Гришу до вечера.
Едва Гриша вышел из дому, как Катенька ухватила его за руку и потащила за собой.
Не удался наш сюрприз. Только не думайте, что это я разболтала. У нас такая противная улица! Сразу пять человек сестре сообщили. Дарочка ждала тебя, ждала и ушла в спальню. Я видела, она сидела там и плакала. Это первый раз после папиной смерти. Я вас очень заждалась. Как папа умер, она стала ужасной гордячкой, так соседи говорят. А на самом делеэто чтобы горе не растравлять. Все лезут со своими жалостями: «Ах, бедные, ой, как будете жить такой семьей, что без кормильца делать?» А Дарочка говорит, что она не любит, когда ее жалеют, и Митя не любит, а почему? Разве дурно, когда тебя жалеют? А мама говорит, что гордынябольшое зло, что гордые всегда несчастные, а ласковые телята двух маток сосут. А вы как думаете? Мама говорит, что у меня благодатный характер, я со всеми дружна и мне всегда весело.
Но Гриша не слышал, что говорила Катенька, и даже забыл, что она рядом.
Он открыл тяжелую дверь балкона, шагнул через порог. Посреди комнаты в черном платье стояла девушка. Большими настороженными глазами она отчужденно и надменно взглянула на Гришу. Он растерялся и онемел. Они стояли посреди комнаты, Гриша не мог заставить себя поднять глаза. Он потерял всякую власть над собой, стоял неловкий и безмолвный, и молчание это, казалось, горой навалилось на него.
Катенька заглянула в комнату, сестры встретились взглядами, и Катенька, фыркнув: «Подумаешь!»хлопнула дверью.
Привокзальная площадь стала такой маленькой и грязной, облизав пересохшие губы, близоруко улыбаясь, сказал Гриша.
Вы верно заметили: после Петербурга наш городок кажется провинциальным, отвечала Дарочка.
И в поезде было так душно, набилось столько мешочников, даже ног негде было вытянуть.
А Вы устали с дороги, так идите домой отдыхать.
Приоткрылась дверь, и Катенька крикнула:
Гриша, мама просит вас с сестрой к столу! и победно хлопнула дверью.
Боясь коснуться друг друга, как чужие, они прошли в столовую. Вся семья собралась за вечерним чаем. Дарочкина мать, Мария Петровна, поднялась навстречу Грише и заплакала, склонив голову на его плечо. Он так обрадовался этой бесхитростной встрече, что вместо того, чтобы утешить Марию Петровну, глупо улыбался. Так глупо, что Дарочка отвернулась. И стала смотреть на него еще равнодушнее, еще строже, а потом, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату. Как только она ушла, Гриша сразу стал естественным и веселым. Он перецеловал всех Дарочкиных сестер и братьев и уселся с ними играть в лото. Катенька торжествовала: все младшие говорили Грише «вы», а она «ты».
Гриша, ты не накрыл барабанные палочки! Гриша, у тебя квартира! и посматривала на мать, на малышей: «Ну, что, мол?»
Но скоро Гриша загрустилнелепость встречи с Дарочкой жгла его. Катенька сразу приметила перемену в его настроении и сказала:
Ох, надоело это ло-то-о! Пойдемте, Гриша, посмотрим, прошла ли у Дарочки голова?
Да, да! обрадовался он.
Но дверь в Дарочкину комнату была заперта.
С того дня так и пошло: со всеми Дарочкиными родными у него были искренние, теплые отношения, а с нею игра в молчанку. На людях они разговаривали, смеялись. А как только оставались одни, Дарочка сейчас же находила предлог уйти. Это обижало Гришу, делало его неуклюжим, молчаливым, нелепым.
Стояли последние дни апреля, Пасха в этом году выпала поздняя, и поэтому в каждом доме, на всей их улице, во всем городе к ее приходу готовились особенно тщательно. Земля давно отпаровала, разрывая землю острием своих стеблей, лезла зеленая тугая трава. В домах суетливо выставляли вторые рамы. Женщины мыли стекла, потом белили их мелом и, подождав, пока они высохнут, протирали бумагой. Стекла становились прозрачными, как воздух, и солнце яростно играло в них ослепляющим блеском. Казалось, весь город приступил к генеральной уборке, в домах стоял вкусный запах свежевыбеленных стен, в комнатах было пусто и гулко. Подушки, ковры, матрасы лежали на солнцепеке посреди двора. В каждом дворе, подобрав платья, девчонки чистили толченым кирпичом сверкающие самовары Тугие, каждую минуту готовые лопнуть почки и рядом с ними уже распустившиеся, еще влажные листья на кустах сирени, бездонная голубизна небавсе это создавало приподнятое, тревожное настроение ожидания чего-то большого, светлого, неповторимого Никогда потом Гриша не переживал таких чудных дней. У Гриши в доме все было перевернуто вверх дном, и, пообедав на ходу, он отправился к Маловым, думая, что там уже царит чистота.
Но у них на балконе еще был хаос: старые вещи, рассохшиеся стулья, всевозможные картонки, вторые рамы, старая обувь, обрывки бумагвсе это загораживало проход, словно баррикада. Здесь с азартом хозяйничала раскрасневшаяся Катенька.