Тошно мне тошнехонько, приветствовала ее Степанова.
«Кодру» схомячила? недружелюбно спрашивала ее Пугачева.
Так вчера еще.
Отпиздить бы тебя, да руки сломаны.
Она вскочила и неожиданно отвесила Степановой мощный поджопник; Степанова засеменила по коридору, но не удержалась на ногах и грохнулась под вешалкой.
В копчик не бей, Аллочка, у меня там сама знаешь что! заныла Степанова, закрывая руками почему-то голову.
Они сходили за водкой, поплакали, попели, пожелали друг другу здоровья и сели составлять предвыборную программу.
Вечером «Пьющие женщины России» чинно усаживались на высокие табуретки в студии ОРТ, но на полную жопу все же сесть не могли: их изувеченные члены не позволяли этого сделать. Набеленные и перепуганные, сдавленными голосами они начинали излагать все, что попало, а за их спинами висел плакат «Схема девальвации»:
Мадильяни
Нижинский
Дягилев
Левитан
Глазьев
Сковов
Лебедь
Чуть поодаль и гораздо крупнее было написано:
СОСКОВ.
Степанова выступала лучше всех. Она сидела на табуреточке, широко расставив плотные и короткие ноги в промасленных рабочих штанах и пахла, как настоящий рабочий человек, но не потому, что когда-либо работала, а потому, что не очень любила ходить в ванную и подолгу, брезгливо, с яростной грустью, разглядывала порою свои трусы.
На ее широкие плечи была накинута кожаная Витькина куртка, под ней тельняшка, ботинки тоже были с какой-то стройки. Рыжая вихрастая голова ее была гордо вскинута, черные усы топорщились, а лицо бронзовело от пота. Казанцева невольно залюбовалась подругой. Когда-то они любили друг друга, но сейчас их сплачивала только предвыборная программа.
Людей, которые пьют обычный аспирин, узнаешь сразу, начала Степанова свое выступление. На голове у них надето ведро или эмалированная широкая кастрюля с цветочками, поверх неенизкий рокеровский платок в шахматную клетку, два свитера, один из которых проела моль (чаще всего это нижний свитер), двое джинсов (верхниеширокие и рваные, нижниеузкие и грязные). Все это одето уже, конечно, на теле, а не на голове. Когда им делают минет, они испуганно шепчут: «Что ты, что ты, зачем?» По этому признаку их можно определить безошибочно. Это нервные усталые люди с грязными крестьянскими руками в шрамах. Выглядят они неважно, особенно когда выпьют. Едят они много, особенно желе из мозговой косточки, но не толстеют, потому что оно прямиком идет в их налитые свинцом мускулы рук и ног. А чо ты, говорит, такой грустный? Да хозяин, сявка неученая, кормит как человека: суп, котлеты Вот же, еби твою налево!..
При этих словах Пугачева пребольно стукнула Степанову кастетом в бок и зашептала:Ты чо погнала, чучело?! Про собакне наше.
Степанова гордо кивнула, сказала «благодарю за внимание» и ушла за колонну, мечтая о беломорине.
Выборы прошли скучно. Пить не хотелось, и «Пьющие женщины России» пошли на промысел: воровать с лотков и из палаток шмотки и съестное. Им сильно повезло: все были какие-то вялые, охуевшие от предвыборной борьбы и субботней поддачи, и через полчаса они уже закусывали «Смирнова» ананасом, а на сковородке жарился отличный кусок мяса. Также сперли в самообслуживании ярко-красные мягкие тапочки, куртку, штаны, и теперь ходили по степановской квартире довольные, добродушно почесываясь и разбирая хлам, грязное белье и бутылки.
Казанцева сделала Степановой ананасный коктейль, и когда та расправилась с ним, повалила ее на пол и хорошенечко выебла, шепча при этом нечто ласковое. Этого с ними не случалось уже месяца четыре.
Нравственные и физические недуги давно сделали этих женщин полными говнами с вечно расстроенным желудком, выпадающими зубами и причудливыми извивами настроений, где истерическая веселость стремительно превращалась в мрачную злость и обратно. Они решили постричь немного друг другу волосы, ногтикаждая себе, полежать в ванной, обрабатывая терочкой пятки, потереть розовой губкой себе соски, пупок и шею, а затем вымазаться каким-нибудь кремом «Nevea». Но они настолько отвыкли следить за собой, что быстро утомились, разозлились, засорили ванну чьими-то волосами (и серая пленчатая вода билась о кафель), раскидали по всей хате ножницы, трусы, носки и наконец перепиздились все к ебене матери.
Казанцева, у которой была побрита только одна нога, а на вторую не хватило силы воли, выплеснула таз со своими сопливыми платками и сперматазоидными трусами прямо в рожу Тюриной. Та сплюнула, вытерлась рукавом и сказала бесцветным голосом, что ей по третьей ходке терять уже нечего, а вот Казанцева до завтра вряд ли дотянет. Ее лаконичность сильно насторожила членов избирательного блока, и правильно. Тюрину держали вчетвером. Она ревела, как гидравлическая турбина. Казанцева в коридоре дрожащими руками застегивала куртку, а Пугачева наставляла ее, то и дело оглядываясь на комнату:Значит так. Водярывосемь, пивкана сколько хватит, и на еще, купи этой выдре чего-нибудьцветочки, василечки, сникерс ебаныйчо она любит? Трубку просила? Ну купи трубку. Пенковую, блядь. Дуй быстрее.
И дверь захлопнулась.
Сколько дней избирательная комиссия считала голосаэтого уже никто не помнит. Как-то раз в комнату вползла гладко причесанная Пугачева и прошептала: «Бабы, мы ж пятипроцентный барьер прохуячили!» Но ей никто не поверил. Для человека изверившегося всякая радостная вестьхуже дурной, ибо он боится всего хорошего, сочного, свежего, нового, ежей там.
Много снегу тогда нападалодвадцатого ли, двадцать пятого Явлинский устал биться башкой об стену и пришел в Думу, как мешочек с крупойтихий, мятый, сонный Войска вроде выводилиили уж вывели? Казанцевой на ногу упала сковородка для цыплят-табака или Степановаэто тоже неизвестно. Каждый день в поисках жратвы она тяжело хромала по Арбату в войлочных сапогах и потном салопе, содрогаясь от ледяного ветра, отдыхая у каждой урны и задумчиво в нее заглядывая. Ясно одно: к тому времени, когда раздался этот телефонный звонок, члены избирательного блока «Пьющие женщины России» не ели четыре дня и жарили на двух сковородках шелуху от испанских тыквенных семечек. Степанова подняла трубку, вслушалась и ответила так:
Ты чего придуряешься, Пименов? Витюля, привези хавки, Христом-Богом тебя молю, у нас дистрофия начинается Александра Ивановна. С вами говорит Виктор Степанович Черномырдин. Ваш блок избран в Государственную Думу. Ферштейн, курва?! Ферштейн, курва?! Ферштейн, курва?! Расчет окончен.
Степанова положила трубку и медленно налила себе водки в граненый стакан.
Мигом пролетела перед нею вся ее жизнь. Но помнила она ее очень слабо. То ли она убила кого-то, то ли резали на доске печенку. Зимой Витька привез на зону килограмм семечек. А что еще? Сосны. Рукавицы зеленые и серые. Казанцеву открыли почти одновременно со Степановой по амнистии, а Тюрина с Еблонской, не сговариваясь, нагло бежали с двух разных зон (они вообще все делали нагло). Вот примерно так они все и встретились
А тут и выборы подоспели.
Стоит ли говорить, что после звонка Черномырдина все они завязали со своим преступным прошлым?! Конечно стоит! Надо ценить и любить правду жизни. Черномырдин потом часто говорил им: «Чувствуютрудно вам. Нопомогу». Ипомогал. А хули, ёбте?! Да отлично все!
Перво-наперво справил всем по юбкезеленой, вся в складках. Не хрена таскаться в Думу в портках, правильно. Потом больше они не просыпались по утрам, отчаянно дрожа в вонючем тряпье, потому что он самолично и регулярно подсыпал им в суп в думском буфете антиалкогольное снадобье. Скушав по ложке этого супа, «Пьющие женщины России» начинали жутко давиться и со страшными криками «Бе! Бу-э-э-э! Бя-а-а!» выбегали из столовой, провожаемые изумленными взглядами членов других фракцийблевать в белоснежные толчки. В довершении этого всем сделали перманент, вернули родительские права и насыпали по пятилитровой банке гречки. Семьи восстановились. Неумело ковыляя в лакированных туфлях по ковровым дорожкам, «Пьющие женщины России» разглядывали в киосках только свежую прессу и сувениры, и когда какая-либо из них в курилке подходила к Гайдару и, утирая чернильными пальцами нос, просила «дай дернуть», он дружески укорял ее:Ну-у, Александра Иванна, что это с вами! Мы же, матушка, с вами серьезные люди! Поднимите юбку. Вот так. Что у вас на внутренней-то стороне бедра? А? Правильно! Пластырь «Никотинелл»! Ай забыла?