- Спи давай, - тихо прошептал он, вставая, еще раз чмокнул его в нос и с удовольствием проследил, как глаза Арсения спрятались под веками и он мирно засопел.
Валик задумчиво оглядывал газонокосилку. Олег разжигал мангал.
- Мясо же еще есть?невозмутимо поинтересовался он у подходившего к нему Мстислава.
- Разумеется, - хладнокровно отозвался Мстислав, довольно потягиваясь.
- А Сенька где?подскочил к нему взъерошенный, розовощекий и донельзя самодовольный Валик.
Мстислав притянул его к себе и еще больше растрепал волосы на голове.
- Спит, - важно надувшись, как индюк, сказал он.
- Кажется, с шефской помощью не задалось, - немного виновато признался Олег. Мстислав подмигнул ему.
- Главное в любой шефской помощиэто количество выпитого спиртного, - тут же отозвался он.А сельское хозяйство подождет. Выходных-то вон сколько впереди.
Арсений был разбужен счастливо вопившим что-то ему на ухо Валиком. Прислушавшись, Арсений разобрал: шашлык, холодное пиво, банька, холодное пиво. Он пообдумывал свои дальнейшие действия с закрытыми глазами, приподнялся на локте и придавил его к дивану.
- Вы о чем переглядывались с Калистратовым?прошипел он.
- Когда?невинно захлопал глазами Валик, пару раз дернувшись, что очевидно изображало яростное сопротивление.
- Тогда, у мангала!
- Ай, ну поспорили, что тебя удастся отвлечь от сельхозработ. Мне теперь Олежек сертификат в спа-салон должен, - похвастался Валик, почти уткнувшись носом в его нос.
- Интересно, что был бы должен ему ты, - буркнул Арсений, садясь.
Валик вытянул шею, проконтролировал, где наблюдаются Олег со Мстиславом, шкодливо ухмыльнулся и зашептал на ухо Арсению. Тот заалел, его глаза широко раскрылись, и он опешив посмотрел на Валика. Тот часто закивал головой, и на лице его отчетливо читалось восхищение самим собой.
Арсений чопорно поджал губы и потянулся за джинсами. Он отвернул от Валика лицо и только тогда позволил скользнуть по губам вредной улыбке. А ведь идея хорошая, подумал он.
Мстислав встретил подходившего к нему Арсения настороженным взглядом, но, поняв, что кара за саботаж откладывается, оживился, начал отбирать ему кусочки поаппетитней и лично подкармливать его. Олег добросовестно поедал шашлык и время от времени добродушно поругивал Валика, перехватывавшего у него кусок. Вечер неторопливо опускался на сад.
Олег с Валиком были размещены наверху. Арсений возлежал в постели и просматривал на сон грядущий разнообразные сайты. Мстислав эффектно появился из дверей ванной и застыл в них, самодовольно глядя на Арсения.
- Чулки далеко заныкал?ехидно поинтересовался Арсений. Мстислав разом переменил позу на целомудренную и постарался как можно быстрей разместиться рядом с Арсением, надеясь вблизи с ним оказаться более успешным в борьбе с его карательными мероприятиями.
Устроившись поудобнее рядом с Арсением, Мстислав пристроил подбородок у него на плече.
- Так мы едем к ним на шашлыки?поинтересовался он, безразлично скользя взглядом по экрану планшета.
- Обязательно, - отозвался Арсений и дернулся.
Мстислав выслушал короткую, но емкую тираду, благоговейно открыв рот: Сенечка очень хорошо владел лексикой любой стилистической направленности, ненормативной в том числе.
- Сенечка, да что случилось-то?с любопытством поинтересовался он, устраиваясь поудобней.
- Мама письмо прислала, - буркнул Арсений, откладывая планшет и укладываясь на свое место.Она приезжает через две недели.
Мстислав зажмурил глаза и подумал, что если сбежать месяцев этак на пять в кругосветный круиз на каком-нибудь плоте типа этого, «Ра», он спасется от встречи с мамой?
И в жаркую баньку, Сенечка!
Арсений неторопливо расставлял посуду, которую он не менее размеренно доставал из посудомоечной машины. Шок от известия, которым его огорошила мама, давно прошел, но настроение было испорчено безвозвратно. У него возникло ощущение, что точка опоры, которую он сумел нащупать, будучи связанным по рукам и ногам (причем запястья еще и к голеням прикручены), с завязанными глазами и заткнутыми ушами, да еще под ор какой-нибудь трэш-роковой группы, доносящейся из тысячеваттных колонок, от которых земля содрогается, все-таки ушла из-под ног. Ожидаемо, но неприятно, да и осадок от среднего пальца, который неожиданно для него показала судьба, остался. Мама у него была женщиной со стальным характером. Решила, что она прирожденный парикмахер, и на голове у Арсения на протяжении всей его школьной жизни творился ужас-ужас, но все сцепив зубы признавали, что «мило»: а попробуй сказать Тамаре Зиновьевне, что у нее не получаетсясамоубийц нет. Решила, что Арсений должен идти учиться в музыкальную школу, и все аргументы в виде отсутствия музыкального слуха, а также ритма, такта и вкуса, не говоря о желании подопытного Сенечки, были отметены за несущественностью. Решила, что Норвегия должна ей личное семейное счастье, и нашелся Олаф, который весьма симптоматично после знакомства с Тамарой Зиновьевной учил русский язык и учился готовить борщ. А так все хорошо начиналось... Арсений долго собирался, колебался и решался и наконец с немужским мужеством отправил ей электронное письмо, что развелся. Ответ от мамы пришел незамедлительно: «А у тебя, оказывается, в организме тестостерон водится не в следовых количествах». Арсений долго думал, расценивать ли это как комплимент, и решил наконец, что скорее да, но поделиться с кем бы то ни было таким лестным для себя умозаключением не рискнуллюди, знавшие Тамару Зиновьевну, очень сильно бы усомнились в адекватности Арсения и вообще возможности Тамары Зиновьевны генерировать положительные оценки. Арсений не выдержал и похвастался маме, что его повысили, в ответ получил: «Дурак, неужели смог кулаком по столу стукнуть? Долго же ты собирался». Арсений доложил маме, что у него завелся знакомый судебный пристав, который с бульдожьим усердием следит за тем, чтобы бывшая теща и бывшая супружница передавали ему арендную плату за безнадежно испорченную местечковым гламуром квартиру, и мама отозвалась, что его, рохли, счастье, что он этому приставу молоко не покупает за вредность от общения с этими Ктулхами. И вот теперь мама ставит его в известность, что Арсению предстоит познакомиться с отчимом. Вот восемь лет жили спокойно, Арсений с чистой совестью и на голубом глазу проигнорировал свадьбу (свадьбу, ага, - хмыкнул он, в раздражении захлопывая дверцу машины, - невеста в сером с черными пятнами, жених в черном, из свидетелей унылый портрет короля и полусдохший фикус на окне в тамошней мэрии), и тут такой подарок. Мама, отчим. И что делать?
То, что Мстислав был ошеломлен известием о визите второй мамы, было для Арсения секретом Полишинеля. Одна отвисшая челюсть и неровно подергивающийся глаз чего стоили. Мстислав сумел взять себя в руки и после сорока восьми секунд каменного молчания, судорожно подавляемой икоты и вдавливаемых в привычные орбиты глазных яблок выдохнул:
- Мама...
Был ли он рад внезапно подвернувшемуся обретению родительницы, воссоединению семьи или какой там другой хрени, разглагольствования о которой можно подвести под такую физиономию, или просто попытался облагородить непечатный вокабуляр, рвавшийся наружу, Арсений благоразумно не спрашивал. Здоровый сон ему был куда дороже, чем поиски истины. Мстислав потянулся выключить свет, справился с незамысловатым движением раза этак с пятнадцатого, улегся рядом с Арсениемгад такой, на спине, вытянувшись во фрунт и красноречиво сложив руки на груди, и не менее изящно, чем умирающий на сцене Большого лебедь, опустил веки. Арсения подмывало поинтересоваться, какой материей обивать изнутри гроб, но вместо этого он с достойной такой патетики скорбью на тщательно выбритой морде лица (он так надеялся на личное недозированное счастье до самых гландов, и на тебе! Интернетзло) улегся рядом в примерно такой же позе, только поверх лежала правая рука, а не левая. Спохватившись, Арсений выключил свет и снова принял трагическую позу. Вязкая ночь опустилась на гнездо скорби, сковывая его мертвенным, не меньше, оцепенением.
Скорбь скорбью, а два бутерброда с ветчиной, сыром, салями и сервелатом (пять слоев, и под ними непосредственно на полупрозрачном от тонкости куске хлеба ошалевший от радости листок латука, лично водруженный туда Мстиславоморганизму нужны витамины, не меньше), еще штук пятнадцать кусков мясной нарезки, неиспорченных соседством с хлебобулочными изделиями, Пархомов сжевал, время от времени спохватываясь, одергивая себя и драматично вздыхая, косясь при этом на Арсения: действует ли? Арсений цедил кофе сквозь плотно сжатые губы, стараясь удержать все комментарии при себе. Потом, правда, к их семейному счастью, мысли его снова соскользнули на грядущие события, и складка между бровей становилась глубже, чело мрачнело, и все ужимки Мстислава оставались незамеченными. Пархомов в такие мгновения радостно утаскивал с доски еще несколько кусков мясных изделий и яростно их жевал, но был при этом готов при малейшем признаке Сенечкиного внимания, обращенного на его персону, принять подобающе трагичный вид. Поступь судьбы не помешала ему и традиционно потискать Сенечку перед входной дверью, и азартности привычной процедуры не смогла помешать даже излишняя вялость Арсения. Удовлетворившись, Мстислав прижал Арсения к себе, чмокнул в нос и направился к своему белому красавцу, излучая самодовольство. Только отъехав, он вспомнил, что его ждет, и тихонечко завыл.
Арсений, поглядев вслед своему жеребцу в белом шедевре автопрома, обреченно покачал головой и пошел к своему оранжевому бусечке. Вопрос повис в воздухе аж до вечера: что делать? И что там Вильямы Шекспиры, когда тут мама приезжает? Как бы Гамлет при таком раскладе завертелся? Едва ли бы он думал о том, «быть или не быть», скорей достал бы глобус Уганды и начал изучать тамошнее иммиграционное законодательство.
Посуда была расставлена на места, делать на кухне было нечего, и причин откладывать серьезный разговор не было. Тем более Арсений уже кое-что надумал и надеялся на благоразумие Мстислава. Собравшись с духом, выдохнув и пригладив волосы, он направился в гараж, в котором в минуты душевных потрясений искал успокоения и обретал равновесие Пархомов. Арсений приподнял брови: в тетрис играл или лобовое стекло драил?
Привычная канистра, о которую считал своим долгом спотыкаться Арсений, в проходе не стояла, и он насторожился. Осторожно заглянув в гараж, он застыл в исключительно неудобной позевытянув шею, с рукой, застывшей на дверном косяке, скрючившись и вытаращив глаза. Зрелище, которое он лицезрел, ввело его в ступор. Справившись с собой, Арсений еще раз осторожно заглянул в гараж.
Мстислав сидел на продавленном диванчике, пристроив голову на его спинке и возложив ноги на переднее колесо «Кайенна». В руках его была невесть где откопанная гитара, на которой было натянуто аж четыре струныс шестой по третью, и он с маниакальной периодичностью дергал то третью, то четвертую струну, что-то мыча им в тон. Кажется, это были слоги «ма» или «ля», причем последний к ноте отношение имел весьма опосредованное. Вся его поза была призвана свидетельствовать о диссонансе его тонкой душевной организации, вызванном жестокими пертурбациями этого мира.
Мстиславу действительно было очень плохо. Точней, ему было страшно и жутко, и поэтому плохо. Что мама для Сенечки значила много, он был осведомлен. Его собственная родительница умудрилась выскочить замуж в третий, или четвертыйне суть важно раз, аккурат перед его восемнадцатилетием, причем с каждым браком она удалялась от своего первенца километров этак на пятьсот. Кажется, у него имелась в наличии сестра. И брат. Но Мстислав не был уверен, поэтому предпочитал не заморачиваться рефлексиями еще и по этому поводу. А вот Арсения взрастила и выпестовала эта горгулья, и он был к ней очень даже привязан. По крайней мере, письмами с ней обменивался с завидной регулярностью. И в разговоре она всплывала. Но это же в разговоре. Да даже в виртуале: ну существовала бы она себе далеко-далеко на севере и не морочила бы голову мирным, кротким и смиренным парням. Мстислав тяжело вздохнул и дернул четвертую струну. «М-м-м», - затянул он, не решаясь продолжить. Что от мамы ждать, он даже не представлял. Со слов Сенечки, она из младшей Приживаллочки немало крови попила, а что мамашка ее практически апоплексический удар зарабатывала от одной только мысли об этой мегере, было не только объяснимо, но и ожидаемо. Подумав, поколебавшись, он дернул пятую струну. Поморщился от ее дребезжания и закачал головой в такт одному ему слышному ритму. И вот теперь Мстислав практически парил в воздухе над ущельем. Запретить маме приезжать он не мог по определению. Сослать ее в гостиницуа что, в их Европах должно быть в норме вещей, но как отреагирует Сенечка, не обидится? Да и врага куда проще контролировать, если он находится в поле зрения, а до чего она ему мозгов напромывается вдали от Мстислава, страшно было даже предположить. А если она эта, как ее, горопробка, нет, готомобка, ну короче, та самая, которая против вот такой, как у них, нетрадиционной парадигмы отношений, и решит вырвать его Сенечку из его, Мстислава, тлетворного влияния?! Мстислав с горя дернул шестую струну и взвыл в унисон ее дребезжанию: звучала она прегадко. Примерно так, как было у Мстислава на душе. Зараза! Канистру забыл поставить! Мстислав дернулся было, чтобы исправить оплошность, но подумал, что им и так осталось совсем недолго быть вдвоем, так что теперь страдать? Он горестно вздохнул и снова дернул третью струну. «Ы-ы-ы», - затянул он, выдавливая звук сквозь сцепленные зубы. Как удержать Сенечку, как не дать ему пойти на поводу у родительницы? Как завоевать ее уважение?
Диван прогнулся. Мстислав покосился. Арсений опускался рядом, с суровым видом созерцая дверцу ослепительно блестевшего «Кайенна». До чего хорош, сладострастно подумал Мстислав, лаская взглядом из-под полуприкрытых век точеный профиль и с особым смаком любуясь плотно сжатыми губами. Увы, им недолго осталось быть вместе, одернул себя Мстислав, памятуя о том, что ведьма уже полирует древко метлы и снимает паутину со своей астролябии, чтобы приземлиться точнехонько на его загривке и сломать его. Он дернул третью струну еще раз, но вместо акынического воя лишь тяжело вздохнул.
- Мстислав, - сурово начал Арсений.
Да, и этого зазнайского тона больше не будет в его жизни. И этих тщательно выговариваемых слов, и легкого свистящего призвука, и плотно сжатых губ, и надменно вскинутой головы, и высокомерно вздернутого носа. Мстислав, ввергнутый в глубины отчаяния, дернул пятую струну.
- Мстислав, - непреклонно повторил Арсений, не обращая внимания на уникальный в своей атональности звук гитары.Я думаю, нет смысла объяснять, что ни мне, ни тебе ни к чему усложнение отношений с моей мамой. В конце концов, ни для кого не секрет, что она очень сложный и непредсказуемый человек.