Тиберий направлялся в курию в надежде на серьезный деловой разговор. У него не было готовых решений по большинству проблем, и он намеревался основательно обсудить ситуацию со знающими и опытными в вопросах управления людьми, чтобы вовлечь их в круговорот государственных дел как персоналий, а не только в качестве исполнительных звеньев. Ему давно стало ясно, что принудительные и запретительные меры, предпринимавшиеся Августом, например, в части нравственности и ограничения роскоши, не приносят нужного результата. Законы реализуются через деятельность людей. И часто корень зол бывает сокрыт не в законодательстве, а в трансформации граждан под действием других законов: экономических и социальных. По наблюдению Цицерона, с упадком общества количество юридических актов общественного регулирования возрастает, но это не спасает больное государство. Поэтому Тиберий хотел не просто заставить сенаторов работать, а сделать их единомышленниками, творцами своего государства, как то было во времена республики.
На подступах к зданию курии носилки принцепса встречали величавые патриархи, радовавшие праздную толпу на форуме благородною осанкой и колыханием белых аристократических тог. Но, едва увидев выглянувшее из-за шторы лицо Тиберия, они разом преобразились из сенаторов в слуг и в льстивом порыве ринулись к носилкам, чтобы приветствовать монарха. Он с брезгливостью отшатнулся и инстинктивно задернул штору, однако в следующий момент, подчинив эмоции воле, снова раскрылся.
Отцы-сенаторы, прошу вас позволить мне выйти, дабы я мог общаться с вами как равный с равными, а не будучи согбенным в лектике, по возможности дружелюбно обратился он к встречающим. И впредь попрошу соблюдать это правило. Пусть рабы угодливо бросаются нам навстречу, а мы с вами свободные граждане.
И не надо забывать, что наш пример воспитывает плебс, добавил он после паузы.
"Ага, он боится покушения, подумали сенаторы, потому и не подпускает нас к лектике. Он подозревает нас в недобрых намерениях. О темная личность!"
Этот эпизод испортил настроение Тиберия. С первого дня правления он пытался возвратить достоинство людям. Когда кто-то назвал его "господин", он тут же прервал говорившего и потребовал, чтобы больше его так не оскорбляли. Потом, немного успокоившись, пояснил: "Я господин для рабов, император для солдат, принцепс для всех остальных". В другой раз докладчик в сенате сказал, что обращается к сенату по воле принцепса, и назвал его дела "священными". Тиберий поправил льстеца, подсказав, что надо говорить: "по его совету"; а вместо "священные" употреблять слово "важные".
Едва началось заседание, как претор Помпоний Макр принялся сетовать, что в условиях обвального нарастания моральных преступлений государство ведет себя слишком пассивно, позволяя осуществлять подрыв своих духовных основ. Добившись одобрительного гула в зале, он спросил Тиберия, не возобновить ли дела об оскорблении величия римского народа. Принцепс задумался в поисках подвоха, но потом ответил утвердительно. Он сказал, что законы должны исполняться неукоснительно.
Настроение Курии резко изменилось. Сенаторы испугались, что с ними согласились. "О тиран!" застыл в их напряженных лицах немой возглас.
Закон, о котором шла речь, был введен Луцием Корнелием Суллой около ста лет назад. Он был направлен против предателей в войске, мятежников, нередких в то смутное время, и, наконец, против магистратов, дурным управлением вредящих Республике. Впоследствии признанный мастер извращать суть республиканских установленийАвгуст исхитрился применить этот закон для борьбы с оппозиционной его режиму пропагандой. Таким способом он подверг осуждению неугодных ему писателей и поэтов. Причем сам Тиберий в молодости привлек к суду по этой статье злоумышлявшего против Августа сенатора и добился обвинительного приговора.
В мучительных потугах как-нибудь угодить страшному принцепсу сенаторы и подкинули ему этот отравленный клинок для политических разборок. Однако едва их затея удалась, как они испугались, что будут сами сражены тем же оружием.
В складывавшемся монархическом государстве исконно правящему сословию сенаторов объективно не было места. Поэтому аристократы толпились у трона, расталкивая друг друга локтями, чтобы пробиться к месту под солнцем. Магистратуры теперь стали марионеточными. Сенаторам более не были доступны задачи всего общества, и они всю свою политическую ловкость, ораторский дар обратили на конкуренцию друг с другом. В этой борьбе закон об оскорблении величия, в трактовке Августа, предоставлял им смертоносное средство в борьбе против бывших коллег, ныне ставших соперниками. Но шансы выжить в этой войне каждого против всех представлялись призрачными. И весь ужас сложившейся ситуации для сенаторов был олицетворен в принцепсе, поскольку именно его именем должны были вестись все эти разборки. Он персонифицировал в себе общественное противоречие, принял на себя порок системы.
Увы, Тиберий забыл о грандиозных планах, направленных на поиск путей оздоровления экономики, с которыми вошел в сенат. Едва он подтвердил непреложную истину о том, что законы должны исполняться, как ему тут же начали выкладывать всяческие кляузы на власть имущих. Больше всего порочащих стишков и цитат, подслушанных и подсмотренных вездесущими угодниками, было направлено, конечно же, против Тиберия, Августы и Друза. Принцепса укоряли в надменности, жестокости, скупости, пьянстве, в зависти к Германику, в уступчивости матери. Его называли убийцей Юлии, Постума, Гракха, а заоднодесятков других людей, которых он даже не знал. По адресу Августы и Друза тоже хватало моральных оплеух. И сенаторы под видом доброй услуги принцепсу с нескрываемым наслаждением смаковали остроумные и не очень нападки на него и его близких. Причудливое смешение лжи и правды придавало этому пропагандистскому оружию сильнейшие отравляющие свойства, и Тиберий задыхался от морального удушья. Однако он видел, как упиваются его унижением сенаторы, потому терпеливо молчал, не желая давать лишнего повода для злорадства.
Все хорошо, наконец сказал принцепс. Собранный вами с похвальной кропотливостью материал, отцы-сенаторы, свидетельствует о проявлении народом интереса к делам государства. А что касается качества этого интереса, то тут мы с вами сами виноваты: не доработали. Относительно себя я скажу следующее: если кто неладно обо мне отзовется, я постараюсь разъяснить ему мои слова и дела; если же он будет упорствовать, я отвечу ему взаимной неприязнью.
Он сделал паузу, давая разочарованным сенаторам время усвоить его слова, затем подытожил:
В целом же, скажу, что в свободном государстве должны быть свободны и мысль и язык.
Зал попытался протестовать и многочисленными репликами стал призывать принцепса провести следствие хотя бы по самым вопиющим нарушениям этикета в отношении персоны правителя.
У нас слишком мало свободного времени, чтобы ввязываться в эти бесчисленные дела, ответил на это принцепс. Если вы откроете эту отдушину, вам уже не придется заниматься ничем другим.
Про себя Тиберий отметил, что все нападки имеют персональный, поверхностный характер. И это его порадовало. Ведь он отобрал даже видимость власти у народа, лишив его избирательных прав, а недовольство плебса абсолютно не затрагивает устои государства, и лишь преследует ненавистью конкретного правителя. Тут сказалась деградация общественного сознания с политического масштаба до рефлексирования на уровне ярлыков.
Но есть свидетельства прямого оскорбления наших святынь, не сдавались упорные борцы за чистоту идеологии. В первую очередь, памяти божественного Августа.
Тиберий насторожился. Он не хотел выглядеть неблагодарным по отношению к своему предшественнику. Кроме того, имя Августа теперь было вывеской его режима. Можно критиковать живого человека, даже правителя, если он чувствует себя достаточно сильным, но затрагивать основоположниказначит, делать подкоп под фундамент государства.
Принцепс дал слово обвинителям, и выявились следующие возмутительные факты: всадник Фаланий пригласил к исполнению культа Августа мима Кассия, имеющего телесное уродство, затем продал сад вместе со статуей божественного принцепса, а всадник Рубрий оскорбил священное имя Августа клятвопреступлением.