Она всегда огорчалась, когда её маленькая любимица пропадала больше чем на сутки. Несмотря на уверения Клайда, что с кошками всё в порядке, отсутствие Дульси её беспокоило. Клайд толком ничего не сказал, только что они в полнейшей безопасности. Отвернувшись от цветов, Вильма направилась к дому, прошла через кухню, где кипела в кастрюльке лапша, в столовую, чтобы ещё раз взглянуть на рисунки, оставленные племянницей на буфете.
Она обнаружила их, когда вернулась домой с работы, и с изумлением остановилась поглядеть на маленький вернисаж. Она и не знала, что Чарли рисовала её кошку, и не имела ни малейшего понятия, что её племянница обладает таким талантом изображать животных. До этого момента она считала художественные пробы Чарли весьма заурядными, вялыми и невыразительными. На протяжении многих лет она видела только унылые пейзажи, безликие и тусклые словно овсянка, или этюды, лишенные каких бы то ни было чувств. По мнению Вильмы, художественная стезя оказалась не лучшим применением способностей Чарли. Она вздохнула с облегчением, когда племянница бросила попытки добиться успеха как в области изящных искусств, так и в промышленной графике. Вильма полагала, что, распростившись с миром искусства, Чарли сможет выбрать для себя что-то гораздо более подходящее.
Но эти рисунки – совсем иное дело; они выполнены уверенной рукой мастера. Было совершенно очевидно, что их автор любит животных. Вильма недоумевала, почему раньше ей не приходилось видеть у Чарли ничего подобного – лишь пейзажи да банальные учебные работы. Но в этих рисунках сквозила настоящая любовь; они были живыми, смелыми и свидетельствовали об истинном восторге, который вызывала у автора маленькая пушистая модель.
Портреты Дульси были в натуральную величину, выполнены углем и красно-рыжей пастелью на грубой белой бумаге. Дульси была на них совершенно живой, такой же беззаботной и шаловливой, как в действительности. На одном из рисунков она лежала, растянувшись во всю длину, глядя вверх и улыбаясь; темные изогнутые полоски поблескивали, а выражение мордочки было смышленым и энергичным. На втором кошка подпрыгнула за мотыльком так легко и стремительно, что Вильма буквально физически ощутила невесомый полет сильного, натянутого как струна тела. Третий рисунок поймал момент, когда Дульси замерла на краю книжной полки, готовясь прыгнуть вниз, – лапки вместе, глаза распахнуты в игривом восторге.
Эти работы были выразительнее и гораздо профессиональнее, чем любые другие изображения животных, которые Вильме случалось когда-либо видеть. Чувствовалось, что художница отлично знакома с кошачьей анатомией; кости и мышцы были отчетливо видны под гладким мехом, а изящные и ловкие движения переданы сдержанно и точно. Эта кошка не была похожа на обычных слащаво-хорошеньких кисок. Нет, взгляду представал настоящий зверь, живой и загадочный.
Леонардо да Винчи утверждал, что даже самая маленькая кошка – настоящий шедевр. Рисунки Чарли уверенно подтверждали это. Вильме захотелось, чтобы Дульси поскорее увидела их.
Для обычной кошки эти рисунки были бы просто бумагой с темными разводами, от которой пахнет углем и закрепителем. Простой кошке рисунок ничего не говорит, ведь от него не исходит ни кошачий запах, ни тепло, ни движение. Обычный зверь неспособен распознать графическое изображение.
Обычная кошка опознает животных на телевизионном экране главным образом по звукам: собачьему лаю, пению птиц, а еще по особенностям движения: кошачья походка плавная, гибкая и знакомая, птицы же прыгают и хлопают крыльями. Большинство кошек способны видеть лишь такие движения. Вильма в этом не сомневалась, поскольку знала об этом от самой Дульси.