А в одном сне он оказался на поверхности воды, Океан был нарисован синим и зелёным, и кот погружался в нарисованные волны; постепенно краска бледнела и исчезала, пока не осталось ничего, кроме белого холста.
А прошлой ночью ей приснилось, что кот бредёт в сумерках, понурив голову, словно его тяготит невыразимая печаль. Он шёл среди россыпей маленьких белых костей, осторожно ступая, нерешительно поднимая каждую лапу и каждый раз замирая на миг. Это были кости животных, маленькие звериные черепа.
И вновь он исчез, когда Дульси попыталась пойти за ним. Он был как живой, от него даже исходил резкий запах, как от любого другого кота. Дульси очень хотелось рассказать этот сон Джо, но сейчас, когда они бежали бок о бок вверх по холму, она так ничего и не сказала. Вскоре они миновали буйные травяные заросли и теперь пробирались по вонючей черной проплешине, выжженной огнем.
Это был самый короткий путь к дому Джанет; кошки аккуратно передвигались по колючим углям, высматривая острые обломки, торчащие гвозди, рваные зазубренные куски металла и битое стекло, о которое легко было порезать лапы. Обойдя вокруг сгоревших развалин, они проползли под обглоданными огнем балками, которые накренились и торчали словно гигантские черные ребра.
Одиноко возвышавшаяся стена детской напоминала полуразобранную театральную декорацию. Розовые обои с рисованными кенгуру закоптились. Здесь же стояла сломанная детская кроватка: одна из реек треснула, краска обгорела и вздулась коричневыми пузырями. От промокшего матраса пахло плесенью, пружины и вата вылезли наружу. Обгоревшая табличка с номером машины лежала поверх горы битой посуды и покореженных столовых приборов; покоробленная металлическая раковина упёрлась в согнутое и почерневшее автомобильное колесо. Кошки пробежали между расплавленных, побелевших и сплющенных кастрюль, между кляксами расплавленного стекла, которое застыло причудливыми пузырями и напоминало артефакты, оставленные пришельцами из иных миров.
Запах сырого пепла оседал на кошачьих шкурах и оставлял неприятный привкус во рту. Они часто останавливались, чтобы очистить лапы, вылизать песок, который впивался в нежную кожу и застревал между когтями. Подушечки кошачьих лап – своеобразные и очень чувствительные датчики, важное дополнение к глазам и ушам. Эти подушечки мгновенно передают сообщения о мягком и остром, горячем и холодном. И песок для них был столь же неприятен, как песчинка в глазу.
Выше по склону стояли голые деревья, вытянувшиеся к небу словно в немой мольбе. Одинокий обугленный дымоход высился как старый, забытый всеми часовой на посту. Спалив крышу дома Джанет, огонь двинулся к югу и сровнял с землёй почти все здания внутри почти километровой полосы.
Однако восемь домов выше по склону пожар не повредил. Они стояли аккуратным и нетронутым рядком вдоль узкой улочки. И, странное дело, два ближайших к Джанет дома –один прямо над студией, другой через улицу – совсем не пострадали. Хотя сама студия выгорела дотла, расположенная под ней квартира осталась почти нетронутой: спасла бетонная плита, которая служила ей потолком, а студии – полом. Из почерневшей плиты вздымались к облакам три чёрные балки.
Сад под домом по большей части уцелел, хотя сочная зелень, засыпанная пеплом, поседела. Оранжевые и жёлтые цветы лилейника сверкали на фоне выжженной плеши.
Передняя стена квартиры Джанет была почти целиком стеклянной: пять громадных окон закоптились, но не разбились. Внутри за потемневшими стеклами висели длинные белые жалюзи; на четырёх окнах они были опущены и не давали взгляду проникнуть внутрь. Последнее широкое окно было закрыто не до конца: внизу оставалась щель, словно кто-то, обитающий там, не хотел, чтобы дом был полностью отгорожен от мира.