Иди в школу, говорит он пацаненку. Не бойся, ничего они тебе не сделают.
Сыч до того разозлился, что забыл даже, с кем дело имеет. Наступает на Владика, таращит свои рачьи глаза.
Много на себя берешь, Парша?
Не Парша, а Паршин, Владислав Паршин, спокойно возражает ему Владик. И впредь прощу не забывать. Еще раз скажешь это поганое словоуши надеру. И попробуй только пальцем малого тронуть. Чтоб потом не обижался, понял?
Белобрысый смотрит на Владика с признательностью и восхищением. Полоз от бессильной злости зубами скрипит. И тут Сыч вконец забывается. Размахиваетсяи целит кулаком Владику в лицо. Только не на того напал. У Владика реакцияне этому самбисту зачуханному чета. Р-раз! и он, Владик, каратистским приемом отбивает несущуюся к нему руку. Два! принимает красивую, мужественную стойку. Неуловимое движениеи Сыч грохается на землю, как полупустой мешок с гнилой картошкой. Мы тоже кое-какие приемчики знаем!
Пацаненок с обожанием глядит на Владика.
Иди-иди, в школу опоздаешь, снисходительно улыбается Владик. Изредка наглецов необходимо ставить на место, чтобы не зарывались. Заодно и другим неповадно будет.
Денис Полоз явно принимает эти слова на свой счет, трусливо смотрит на Владика. То-то, прихвостень Тимохин, подлипала несчастный! О такого даже руки противно марать. Дал ему Владик пинка под зад, тот заныл сразу, губами зашлепал:
Ты чо, ты чо, чего я такого сделал?
Вообще-то он, Владик, против мордобоя и, может быть, права мама: не в кулаках сила. Но не стоять же, когда какой-то гнусный Сыч руками на тебя машет. И, опять же, проучить иногда подлеца не помешает. А уж в том, что Сыч подлец, да и Денис недалеко от него ушел, можно не сомневаться. Любого в классе спроси.
Наверное, плечо у Владика дернулось, потому что Кузя зашевелился, приоткрыл глаза.
Это еще не всё, Кузя! радостно зашептал Владик. Он, самбист великий, с земли вскочил, снова хотел на меня рыпнуться, но я ему так наподдал, что всякую охоту отбил. Раз ему! Раз! Я ему не пацаненок из пятого класса, над которым изгаляться можно!
Кот утробно муркнул и снова зажмурился.
Владик замолчал, сердце колотилось гулко и часто, сбивалось дыхание, словно в самом деле только что подрался. И плыло, плыло перед закрытыми уже глазами Тимохино лицо. Но не жалкое и плаксивое, которое придумал Владик, «расправляясь» с ним, а другое, настоящее, презрительное, с каким глядел Сыч в том злополучном дворе Как хорошо, что завтра воскресенье, не надо идти в школу, встречаться с Тимохой, с Денисом
Глава 2
Все-таки удивительно, до чего необъяснимо устроен человек. По утрам мама чуть ли не силой отрывала его от подушки. Досадовала, причитала, что на работу из-за него опаздывает. Вставать ужасно не хотелось, даже просто держать глаза открытыми не хватало сил. С первого сентября этого года, как начал учиться в первую смену, каждое утро превращалось в маленькую пытку. И надо жев воскресенье, единственный день, когда спать можно сколько угодно, он, Владик, всегда просыпался рано. Иногда удавалось снова заснуть, но очень редко. Владик посмотрел на часымаленькая стрелка еле переползла через семерку. Кузи рядом не было, убежал, наверное, к маме на кухню, чтобы покормила. Перевернулся на другой бок, свернулся, как любил, калачиком, снова закрыл глаза. Полежал немного, подождалсон не приходил. Зато пришло, и не в первый уже раз, другое
Были мысли, которые он не доверял даже Кузе. И если случалось, рассказывая о какой-нибудь школьной истории, произносить ее имя, старался делать это ровным, обыденным голосом. Как поразилась бы, да нет, не поразилась, а, что еще хуже, посмеялась бы Нина Валеева, узнав, что он думает о ней. Смеет думать. Он, Владик Паршино ней!
Нина самая красивая девчонка в классе. А может быть, и в школе. Не зря же все ребята на нее заглядываются. Владик однажды видел, как разговаривает с ней, улыбочки отпускает да усики пощипывает сам Игорь Загоруйко из девятого «В», вратарь городской юношеской сборной. Вот был бы он, Владик, таким же, как этот Игорь, высоким, плечистым, самоуверенным
Вот он идет по улицечуть враскачку, спортивной, вальяжной походочкой. Его узнают, ловит он восхищенные взгляды встречных пацанов и девчонок.
Привет, Владик! здороваются о ним даже, кажется, незнакомые.
Салют! привычно вскидывает он сильную, широкую ладонь. Спортивная сумка, адидасовская, небрежно перекинута через мускулистое плечо.
Здравствуй, Владик.
Знакомый голос. Она, Нина. Прижалась спиной к стене, лицо полыхает, глаза блестят, синие-синие.
А я в магазин шла, случайно тебя увидела. Совсем заалела.
Ой, Нинка, Нинка Совершенно ты врать не умеешь! За километр видно. И ни в какой магазин ты не шла, стояла тут, поджидала. Ладно, подыграем ей, а то вконец засмущалась девчонка.
Здорово, Нинок. Да здравствует Его Величество Случай.
Погода сегодня хорошая беспомощно лепечет Нина. Глаза у нее говорящими сделались: «Ну же, ну, скажи тоже, что да, погода отличная, что в такой погожий денек не плохо бы погулять!»
Владик смотрит на часы с изящным браслетом, красивые, японские, задумчиво потирает высокий мыслительный лоб:
Вообще-то, я на тренировку иду, но времени свободного немного есть. Можно через парк пройти, воздухом подышать.
Господи, до чего же ей хочется прогуляться с ним по осеннему парку, вдвоем. Но откровенно навязываться остатки гордости не позволяют. Надо ее выручать.
Проводишь немного меня, если магазин твой не горит?
Молодец Нина. Не воскликнула радостно, не засмеялась счастливо, только вздохнула облегченно и улыбнулась ему. Хорошо-хорошо улыбнулась.
Пушкин, известно, любил осень, такие стихи ей посвящал. Владик, конечно, не Пушкин, но тоже любит осень. Верней, не любит, а как-то очень близка она ему, особенно когда не дождливая, тихая, как сейчас, грустная. И печаль ее светла. Печаль светла Лучше Пушкина не скажешь
Они, плечо к плечу, бредутлучше бредут, чем идут, красивейпо безлюдному осеннему парку. На первый взгляд все вокруг зеленое, но только на первый. Пробивается уже краснинка на резных кленовых листьях, чуть отсвечивают теплой желтизной тонкие березы. И мягко, вкрадчиво шуршат под ногами первые, самые слабые или самые нетерпеливые, павшие листья. Некоторые почему-то совсем зеленые, не тронутые радужными красками осени. Владик пружинисто наклоняется, поднимает особенно красивый, опаленный по краям кленовый листок, церемонно вручает притихшей Нине. Говорит, нисколечко не заикаясь:
Это вам, сударыня.
Нина лукаво улыбается, принимает величественный вид светской дамы, вычурно приседает, отводя руки, реверанс называется.
Спасибо, мой великодушный рыцарь! Прижимает листик к сердцу, томно вздыхает.
И ничего будто бы такого уж смешного не произошло, подурачились немного, но оба смеются так безудержно, так заразительнослезы на глазах выступили. Сразу делается легко и просто, они шагают, взявшись за руки, по разноцветной парковой аллее, болтают о всякой ерунде, говорят, говорят, наговориться не могут. Нина поворачивает к нему светлое лицо, улыбается своими неправдоподобно синими глазами и негромко произносит
Проснулся, Владик?
Мама Так замечтался, что даже не расслышал, как она вошла в комнату. У мамы удивительная интуиция. Как она догадалась, что он не спит, если лежит, отвернувшись к стенке, еще и с закрытыми глазами? Главное, на самом интересном месте Можно, конечно, сделать вид, будто все-таки спит, не слышит, но нет смысла Все равно не вернуться ему теперь с Ниной в пустынный осенний парк, не узнать, что хотела она сказать
Не спишь ведь, я же вижу, не притворяйся! Владик почувствовал в ее голосе улыбку.
Сплю, буркнул он, не поворачиваясь.
Вставай, сынок, на базар сходишь, тронула его за плечо мама. Я, пока есть горячая вода, стирку затеяла.
На базар Хуже не придумаешь. Маяться в базарной толчее, протискиваться в шумные, крикливые ряды, выискивать, озираться, заикаться Не велика, казалось бы, разница между магазином и базаромте же ненавистные очереди и те же люди, но Владик лучше десять раз в магазин сходил бы, чем один раз на базар. И сопротивляться бесполезноу мамы в самом деле стирка, а папа В общем, папа на базар не пойдет. Единственное, что Владик мог себе позволить, потянуть немного время. Притерпеться, свыкнуться с мыслью, что все равно никуда от этого рынка не деться, но только не тут же, не вдруг. Повернулся, просительно посмотрел на маму: