Тришка сидел за столом и, утираясь рукавом белой самотканой рубахи, пил самогон стаканами, занюхивая его хрустящим соленым огурчиком, знамо, так ловко удавались они любящей маменьке. Но лукавое зелье никак не желало потопить в себе его грусть-печаль. Ушла Улька от него, бросила мужа свово безропотного. Мало того, что он спуску ей во всем давал, жалел ее, дуру холодную и неотзывчивую, только не оценила она парня наибогатейшего, в селе первейшего, все на жеребца-батяню пялилась. Да и он, старший Макаров, от снохи без ума стал. Даже маманю бедную захотел ради паскуды бросить.
Жалел ли Тришка пропавшую молодую жену свою, он и сам не ведовал. Вспоминал он время от времени белое нежное тело Ульяны, которым так и не смог обладать да очи ее синие-синие, будто предгрозовое небо над редкими крестьянскими наделами.
Боялся он ее глаз, ой как боялся! Но и оторваться от них не мог. Будто околдовала его девка белобрысая. Видимо, только ведьмы бывают такими пригожими. Только ведьмы.
Трифон, внезапно ввалился с горницу сумрачный Дементий Евсеич. Трифон, не нашли мы бабы твоей. Пропала сношенька наша, пропала болезная. Чтой-то делать теперича будем?
Отчего у батяни трясутся тяжелые, завсегда крепкие и уверенные руки? Отчего катятся по небритым щекам подозрительные воззрению крупные капли? Ах, это хмель наконец-то подействовал на Тришкину буйну голову, на члены его онемевшие. Наконец-то. Теперя не будет Улька смущать израненную душу венчанного мужа свово. Отстанет от Трифона, даст долгожданного спокойствию ему. И родительнице, которую так шибко извела.
Тришенька, больно резанул парня взволнованный голос маменькин. Тришенька, окстись, мой любезный сын, окстись, не помирай, открой свои ясны глазыньки. Ах, она стерва назаровская, увела у меня чадо родимое, увела за собой, не жалеючи!
Что-то черное, крадучись, приблизилось к Трифону, что-то черное положило ледяную ладонь на вздрогнувшую от внезапности грудь. Вгляделся он повнимательнее в привидение да захолонулось сердце его, упало куда-то вниз, а потом подскочило и вывернулось наружу, в руки тому, кто находился перед ним, помирающим. И тогда засмеялся страшным смехом призрак, сжал в железных пальцах трепыхающийся кусочек плоти да выдавил из него последние крохи жизни.
Глава 6. Нареченный
Ветки обезумевших от ярости деревьев будто в отчаянии колотили по саням, в которых сидела промерзшая насквозь Уленька. Черный ворон летел перед самой мордой неповоротливой гнедой кобылы и изредка затравленно каркал. Многометровые сосны медленно расступались перед его проворным маленьким тельцем и неохотно пропускали беглянку туда, в неизвестность, где на самом краю города ждала девицу ее злая судьба.
Прошла вечность, прежде чем неяркие звездочки несмело прокололи хмурое ноябрьское небо. Призрачными тенями показались первые городские строения и похожи были они на кособокие сорокинские крестьянские избы. Темнота незримым одеялом окутывала эти городские строения, мешая разглядеть их, чтобы не упустить предсказанную Марфой-колдуньей горькую долю.
В одной из приземистых избушек теплился крохотный робкий огонек, и тогда девушка поняла, что именно там лежит тот, которого всемогущий Господь определил ей в супруги вечные. Спрыгнув на скрипучий снежок, замирая сердцем, зашла Уля во дворик небольшого подслеповатого домика и, помедлив немного, открыла крепкую незапертую дверь.
Резкий мужской стон потряс Ульяну настолько, что она, промерзшая насквозь и проголодавшаяся за долгую дорогу, чуть не потеряла сознание. Тем не менее, беглянка взяла себя в руки и памятуя о том, что там, в полутьме чужой горницы, лежит ее судьба, несмело вошла в нее и приостановилась возле большой русской, по вероятности, еще утром растопленной печи. Пучок свечей лежал на приткнувшемся к стене столике, а рядом с ними примостился нетронутый коробок спичек. Дрожащими пальцами Уля зажгла свечечку и поставила ее на табурет, к изголовью старой железной кровати, на которой покоился молодой парень с красным, будто обожженным, лицом. Парень пошевелился и повернул обритую наголо голову к той, которая посмела побеспокоить его хмельное жуткое одиночество. Уля шарахнулась в сторону от этого дикого бессмысленного взгляда и позвала на помощь милосердного ангела-хранителя.
Что с тобой? к своему удивлению не ощущая запаха самогона, дрожащими губами произнесла девушка и не получив ответа, с разочарованием осознала, что юноша ничего не соображает.
Жаркий лоб незнакомца обжег пальцы, и Уленька поняла, что хозяин дома тяжело болен. Возле порога ровными рядами лежали наколотые дрова, которые незваная гостья с удовольствием подбросила в остывшую уже печь, и когда они вспыхнули веселым пламенем, она с облегчением осела возле импровизированного костра, чтобы вытянуть перед ним окоченевшие после обременительного путешествия ноги.
Стон повторился. Невольно вздрогнув, Уленька тяжело встала и вновь подошла к постели несчастного.
«Хочет пить, решила беглянка, метнулась к крохотной, отгороженной печью, кухоньке и нашла там ведро с водой. Положив на пустой стол вынутый из-за пазухи шмат подаренного ведьмой сала, Уля набрала полную кружку животворящей влаги, а затем несмело приблизилась к железной кровати.
Больной спал. Намочив висевшее на крюке несвежее полотенце, девушка вытерла пылающее лицо юноши и смочила водой его сухие, горячие губы. Неожиданный облегченный вздох вырвался изо рта хозяина дома, и он на мгновение открыл глаза.
«Как у кролика», подумала Уленька и присела рядом с беспамятным незнакомцем, чтобы забыться тяжелым, без сновидений, сном.
Утро пришло неожиданно. Очнувшись, Уля зябко поежилась и тотчас вспомнила все, что произошло с нею накануне. Больной тихо постанывал и напоминал собою отцовскую кумачовую рубаху, второпях брошенную на кровать.
«Хочет пить», решила незваная гостья и щедро намочила губы парня свежей, чистой колодезной водой.
Кто ты? поинтересовался нежный голосок, раздавшийся возле входной двери.
Вздрогнув, Уля резко развернулась и увидела тоненькую черноволосую особу в кокетливом овечьем тулупчике.
Меня звать Ульяной, проводя пальцами по своевольно выбившимся из-под ситцевого платочка волосам, растерянно улыбнулась беглянка и сразу почувствовала, как едкая волна кожного зуда пронеслась по ее давно не мытой голове. Я ехала мимо и решила попроситься на ночлег, но, как видишь, оказалось, что я еще кому-то нужна.
Неважное ты выбрала место, осуждающе вздохнула пришедшая и, мелко ступая, быстро подошла к парню.
Знаешь, что у Германа сыпной тиф? после некоторой паузы, вытирая бардовое лицо пациента смоченной в разведенном уксусе тряпочкой, осведомилась младая особа. И ты можешь подцепить болезнь от него?
Значит, так тому и быть, вновь вспоминая про свою богом данную судьбину, заключенную в неуютных стенах этой холостяцкой избы, прошептала Улюшка и вновь почувствовала на своем виске нечто инородное.
Это вши, проследив движение руки странной путешественницы, подтвердила ее опасения «докторша», Меня зовут Фаиной, я соседка этого интересного молодого человека. А потому, когда нет дома родителей, прибегаю оказывать ему необходимую медицинскую помощь.
А если заразишься ты? с жалостью окидывая взглядом ее неразвитую по причине юного возраста фигурку, тускло пробормотала Ульяна. Тебе надобно жить, ведь ты еще так млада и ладна собой!
Кто бы говорил! неожиданно звонко расхохоталась Фаина и постаралась влить в безвольный рот больного несколько глотков мутной белесой влаги.
Давай сладимся так, собравшись с духом, торжественно провозгласила беглянка, я буду ухаживать за Германом, а ты. А ты будешь изредка являться ко мне в гости, только встречаться мы будем во дворе. Там свежий воздух, а мне так потребно дышать свежим воздухом.
Ну нет! возмутилась пришелица и заботливо поправила на парне сползшее к полу одеяло. Ты не сможешь выходить моего пациента, а потому.
А что такое пациент? озадаченно переспросила Уля, Впрочем, я выхаживала и не таких больных пациентов. Поверь, что только я смогу вылечить страдающего брюшным тифом.