Александр ВулинМрак
Предисловие. Мрак книги «Мрак»
Тот далекий 2004 год был весьма плодоносным для молодого издательского дома ИГАМ из Белграда. На Международной белградской книжной ярмарке наибольший интерес вызывали произведения трех писателейБраны Црнчевича, Радована Караджича и Александра Вулина. И все три книги вышли в нашем издательстве.
Мы не побоялись издать эти три очень разных произведения. Три великолепных качественных текста. Хотя мало кто из издателей решился бы на это. Прежде всего из-за того, что речь идёт о писателях, которые не просто имеют активную политическую позицию, но и занимаются политикой профессионально.
И такв том далеком 2004 году мы открыли Сербий нового писателя Александра Вулина.
Александр Вулин опубликовал в издательском доме ИГАМ свой роман Мрак.
Это текст с своеобразной повествовательная мелодикой: нарративный блюз в функции лейтмотивизации микроплана, который помогает читателю достичь эмоциональной реакции, то есть, того, что едва ли не Томас Манн считал одним из условий хорошего произведения. Александр Вулинединственный в современной сербской литературе писатель, который умеет это делать.
Кроме того, это еще и весьма емкий текст. Это атомная бомба небольшого объема, это сгусток чудовищной энергии, переплетение судеб, где нет главного. Это такие шахматы без королевы. Но этот шахматный этюд такой силы и мощи, что у читателей захватывает дух.
В русской литературе есть подобное по форме и силе воздействия произведениеэто Один день Ивана Денисовича Солженицына, где мир дан через суженное, но очень сфокусированное восприятие мира одного человека.
Мрак начинается и заканчивается одним и тем же предложением. Предложением из всего одного слова: «Мрак». Но эта кольцевая форма полностью заполнена всевсевозможными оттенками мрака: темнотой подземного коридора, сумерками души, политическим сгустившимся мраком «пятиоктябрьской» революции и так далее.
Этомрак.
Полный
Кромешный.
Безнадежный.
Александр Вулин жесток: он переносит нас в мир, где человек лишён абсолютно всегопрежнего себя, дома, веры, имущества, надежды.
Настоящее темно, прошлое печально, а будущегоне будет.
Нет ни Бога, ни дьявола.
Некому молиться, некому продать душу.
Души, кстати говоря, тоже нет.
Естьздесь и сейчас.
Коридоры гибнущей шахты.
Холод вонючей воды, писк мокрых крыс и исповедь отчаявшейся души.
Исповедь без личности.
Человек исчезает, расслаивается под прессом реальности.
Создаёт новые миры, делится на клеточном уровне, отвергая себя как единство, стремится к собственному множеству.
Я меньше, чем маковое зерно.
Виртуальное Я.
Якак будто Я.
Другое Я.
Я не-Я.
ЯБог.
Ядьявол.
Ямир.
Я?
В мире Мракаэто единственный способ выжить.
Аз есмь! превращается в последнюю перекличку.
Человек? Я!
Яшахтер, язабойщик, водитель вагонетки, взрывник, янесчастный отец, япроигравший войну солдат, яищу свой дом, который потерял, яухожу, чтобы вернуться.
Аз есмь! и есть жизнь.
Дробление в пределе превращается в собирание. В осознание себя. И это знак того, что ты ещё здесь, ещё материален, ещё существуешь, ещё есть.
Ещё жив.
Низведенный до уровня твари и праха, поэтому готовый к возвышению.
К рождению души, которая поднимается из смрада предыдущего состояния.
На грани жизни и смерти важнее всего перешагнуть через границы своего Я, уничтожить себя и свой мир, стать бессмертнымнырнуть в Реку Абсолютной Реальности, которая течёт из ниоткуда в никуда. Жизнь сложно локализовать, сложно ограничить рамками определённости. Тяжело идентифицировать бесконечность, которая скрывается в скорлупе конечного.
Такая густая проза, как в романе Александра Вулина, разрушает привычную конструкцию внутри текстаона прежде всего биологическая, а не архитектурная. Мёртвый, стерильный, искусственный мир, с которым мы иногда сталкиваемся в искусно и хорошо сделанных вещах, привлекает нас искусством выделкикрасивыми и чёткими линиями, бурными красками, мастерскими элементами. Густая проза кишит смыслами, резко и дерзко растет во все стороны, в ноздри ударяет запах влажной земли, запах страха, запах вони, запах надежды. Густая проза, возможно, не самый лучший способ показать жизнь, но она для литературыпрививка жизни. И настоящий читатель, осознав это, переживает экстаз оптимизма. Даже если это и трагедия.
Особенно, если этотрагедия.
Слова складываются, соединяются и, потеряв реципиента, рассеиваются в свете солнечного месяца. Смысл теряешь после второго предложения, после четвёртого теряешь волю его искать. Мгновенно чувствуешь, что находишься в зоне, где слова не важны.
Фабула полна дыр, в которые систематически попадают персонажи. В этих дырах и развивается настоящая фабула: там живут вещи, предметы, человеческие эмоции, неважные, мелкие, смешные, чрезмерно патетичные. Но они и есть сама главная реальность, концентрат жизни. Это не галлюцинациясмысл в том, что граница между виртуальным миром и реальностью в этом тексте идеально инверсивна. Текст превращает реальность в достоверную иллюзию, и поэтому текст похож на фрескудвухмерную, бледную, живую и единственно верную, при все кажущейся схематичности
Невозможно описать систему, когда ты находишься внутри неё. Поэтому так много «внутрисистемной» литературы, так много гладкой прозы, когда становится важнее результат, а не процесс чтенияпередвижение глазного зрачка по причёсанным рядам слов, которые описывают нечто, что может условно называться реальностью. Реальностей же (в отличие от литературы) может быть и большеодна скрывается в другой, третья, прячется за четвертую.
Одновекторный человек возможен только в скучной прозе и в детском рисунке, когда, сложенный из прямых линий, он бежит по нарисованной дорожке к нарисованному дому.
Тайна авторав тотальном погружении в густую жизнь, в неабстрактную материю. Поэтому автор в романе удаляется от своего героя на космическую высоту. И только тогда у него есть шансприблизиться к герою. Ощутить его боль. Описать ее, не осуждая. Поэтому книгао мучительном и страшном феномене, называемом человеческая жизнь, полна оптимистичной динамики.
Даже если это жизнь полная страданий.
Александр Вулин написал книгу о простых вещах.
Смерть, кровь, зной, смрад, война, грязьпростые вещи.
Простые, как аксиомы.
Как закон. Как догма. Как заповедине убей, не укради, не лги, не, не, не, не
Но люди всегда забывают о простых правилах.
Это знак нашей незрелости.
Знак инфантильности, но это инфантильность современного человека, повзрослевшего не под бормотание кормилицы, а под бормотание телевизора. Инфантильность человека, застывшего в мрачном средневековье детства, навсегда оставленного один на один со всеми ужасами взросления, которое все никак не наступит. Это инфантильность поколения, живущего в состоянии космической невесомости. Рождённые в годы запуска спутника, онивеликие космонавты, парят, не различая где верх, а где верх и низ. Они бесконечно одиноки в капсулах своих скафандров, с трубочками сконцентрированной эмоциональной пищи. Им не хватает любви, хотя бы иллюзорной, им не хватает мира, не того, где чисто и ясно, а того, где всё подчиняется правиламчужие правила отвергнуть, а своих никогда и не было. Поэтому нужна трагедия. Только тогда пуповина разрываетсязубами, ногтями.
Это больно.
Это страшно.
Но только так рождается человек.
А акт рожденияэто всегда акт смерти. Сепарация равна свободе, а свобода равно смерти. Поэтомуназад в утробу, к страстной страшной истине, к смерти, которая все твои множественные «я» сводит к одномуЯ!
Кровь святых и грешников, людей и крыс смешивается, превратившись в одну реку, и тогда рождается Я.
Яшахтер, яотец, яциничный идеалист, ямудрый фанатик, янеисправимый романтик и прозорливый слепец, который знает, что жизнь проста и прекрасна, что все реки текут к морю, а все дороги ведут от себя к себе.