Пусти! Ярославна выскользнула из Пашкиных рук, брезгливо обтерла ладонью губы. Не надо мне ни свадьбы, ни самого тебя. Ты ведь, ты Махнула рукой. A-а, что говорить Всех на свой аршин меряешь, а онкулацкий. Коммунисты собой и товарищами не торгуют. Пойми хоть это.
Дура! Онуфрий Карасулинне чета тебе, волячейкой заворачивал, а теперя командир полка у нас
Врешь!..
Сама увидишь. Помели большевиков из Сибири поганой метлой, вот Онуфрий и перекрасился. Только нам он такой, двуцветный, до времени нужон. Мы памятливы, шибко памятливы
Он еще что-то говорил, а она повернулась и медленно, еле волоча ноги, пошла из амбара.
«Гады. Убили Онуфрия Лукича»
Нет, ты погодь! Пашка рванул ее за плечо. Не договорили иш-шо.
И тут
Давай ее сюда, Константин!
Если бы сейчас морозную февральскую ночь располосовал гром, а в звездном стылом небе заплясали молнии и холодный снег под ногами вдруг вспыхнул и запылал, как сухой камыш, Ярославна поразилась бы этому меньше, чем голосу, прогремевшему в ночи. Его она могла отличить от тысячи иных голосов. «Пашка сказал правду?!»
Ко мне в кабинет! полоснул по самому сердцу громкий карасулинский голос.
«В кабинет Здесь С ними» Брызжущие светом и болью оранжевые круги заплясали в черноте перед глазами. Земля взгорбилась и поползла из-под ног. Кровь молотила в висках, кувалдой било в грудь сорвавшееся с привязи, разбухшее сердце. Ярославна споткнулась, и если бы не поддержал оказавшийся рядом часовой, упала.
Кто это? еле выговорила.
Опять же я, Славнов.
Да нет. Кричал сейчас
Известно, Онуфрий Лукич. Он теперича командир у нас.
Командир?! У когоу вас?
Известно, у мужиков. Вчерась собрали нас, хотели какого-то полковника в командиры. Куды там! Гаркнули хоромКарасулина! И все Теперича над намини красных, ни зеленых, сами хозяевать станем. Комиссарам это, ясно, еж в горло. Да с эким командиром, как Онуфрий-то Лукич
Так он так вы голос Ярославны осекся.
Ха-ха-ха-ха!!! раскатился за спиной злобный хохот Пашки Зырянова. Ха-ха-ха-ха!! Закачалась коммунистия! Держись за землю! Туда вам дорога!..
Столько лютой ненависти и злорадства было в этом возгласе, что Ярославна разом отрезвела. Ишь как возрадовался, возликовал кулачок! Еще бы, Онуфрий Карасулинперебежчик и предатель. Чудовищно. Немыслимо! Бред!..
Нужно было какое-то время на то, чтоб переварить эту отраву, не задохнуться, не сойти с ума от ярости и горя. Нужно было время и силы. У нее не было времени. А силы Силы она нашла. Налитая злом до свинцовой тяжести, оттолкнулась от человека с берданкой, пошла одна, широкими, редкими, чугунными шагами. Распрямила плечи, а в душе. заледенелая, омертвелая пустота.
Не заметила, как сбоку подошел карасулинский адъютант Лешаков. Заговорил спокойно, будто в обычный день на улице встретился:
Здорово живешь, Ярославна Аристарховна. Айда со мной, Онуфрий Лукич покалякать хочет.
Ярославна прянула в сторону, как от прокаженного. Ну нет! На сегодня с нее хватит. И ей не о чем говорить с предателем и провокатором, который час назад был для нее образцом коммуниста, на которого всегда хотела походить, за кем не колеблясь пошла бы на смерть Выставив перед собой руки, оглушенная Ярославна пятилась и пятилась от Лешакова. И снова в спину пулеметной очередью ударил Пашкин хохот.
Ты совсем не в себе, девка, обеспокоился Лешаков, занемогла, что ль? Аль, не приведи бог, побили тебя или
Она смолчала: на слова не осталось сил.
6
Карасулин занимал ту самую комнату, где еще недавно собиралась волпартячейка. Только надпись на дверях была иная: «Командир сводного крестьянского полка и начальник Челноковского гарнизона т. Карасулин О. Л.»
Он ждал. Распахнул перед ней дверь, наказал Лешакову постеречь снаружи и в случае чего дать знать.
Садись, устало предложил Карасулин и первым опустился на стул. Чего уставилась? Сейчас все обскажу, за тем и звал.
Постою, ваше не знаю, какие погоны навесили вам белокулацкие заправилы
Конь мужицкий без попон, сам мужик без погон. Слыхала такое? Я хоть командир полка, да мужик пока Сядь. Да садись же, язви тебя! прикрикнул сердито. Испей воды, что ли. Встряхнись и слушай. Не до ахов ноне. Времени каждый миг на счету. Одно слововойна. Была ведь на ней, знаешь. У меня, кроме тебя, никого
Ярославна демонстративно повернулась к нему спиной.
Баба и есть баба Ладно. Слушай этим местом, перешел на полушепот. Меня привели сюда утром. Либо пулю в лоб, либо командиром полка. Ясно, зачем я понадобился? Подсадная утка. Мужиков приманивать да охмурять. Дескать, свергли комиссаровустановили мужичью власть, и во главе полка свой мужик. Смерти, ты знаешь, я не боюсь. Доброе имяголовы дороже. Ленину, партии своей
Не смейте произносить эти слова!
Ярославна резко повернула лицо, испятнанное гневным румянцем, глаза сочились такой ненавистью и гадливостью, что Карасулин невольно встал, хотел что-то сказать, но она задушенно прикрикнула:
Молчи! Предатель! Прихвостень кулацкий! Шкура продажная
Побагровевший, с перекошенным лицом, Онуфрий ужаленно крутнулся на месте и разъяренным медведем попер на девушку. Та не попятилась, а, сжав кулаки, подалась навстречу, не спуская с него ненавидящих глаз.
Мерзавец Бандюга!..
Карасулин выдернул из кармана наган.
Стреляй! сдавленно выкрикнула Ярославна. Лучше уж сразу! Чтоб не видеть
Держи, Онуфрий сунул ей в руку наган, отступил на шаг. Теперь бей сюда, с силой ударил кулачищем по груди. Чего смотришь? Бей! Раз Онуфрий Карасулинперебежчик, белогвардейский прихлебатель Чего дрожишь? Не тяни, бей, пока не остыла!
Ярославна смотрела то на Карасулина, то на зажатый в руке наган. Ноги подгибались. Попятиласьи вдруг ткнула дулом в свой висок.
Дура! Истеричка!
Онуфрий вырвал у нее наган, швырнул на пол.
Гимназисточка!
Все пережитое за эти часы сдвинулось, срослось в громадную черную глыбу, и та рухнула на Ярославну, сшибла с ног.
Она упала тихо и мягко, будто была бесплотна. Карасулин подхватил легкое тело, ногой сдвинул стулья, уложил на них Ярославну, стал подле на колени, дул в лицо, тихонько шлепал по щекам, тряс за плечо, просительно приговаривая:
Ярославна Доченька. Да очнись же ты!..
Обморок был недолгим. Девушка открыла глаза, села, потерла ладонью лицо, словно стирала с него невидимую пыль, глянула в зрачки все еще стоящего на коленях Карасулина.
Ты только выслушай, попросил он. Дай сказать
Говорите, произнесла Ярославна хрипловатом полушепотом.
Он погладил ее по руке, натянул полу шубейки на круглые коленки и, не поднимаясь, снизу вверх засматривая ей в глаза, заговорил медленно, приглушенно, вполголоса, взвешивая каждую фразу:
Чижиков арестовал меня, чтоб я обиженным Советами вернулся, чтоб сволота эта раскрылась, дала разглядеть изнутри Пролезть в гадюшник и разворотить еготакое задание дал мне Гордей Артемыч. Это один корешок. Есть и другой: надо спасать мужиков. Из пекла спасать, покуда еще не поздно Мог я подсечь эти корешки, уйти из Челноково? Отвечай.
Ярославна молчала.
Дале смотри. Мужику вдалбливают, что поднялись не супротив Советской власти, а супротив разверстки. Вишь, как ловко в петлю затягивают. Кориков и этот, черт его знает откуда свалившийся, полковник торопятся, пока крестьянин не отрезвел, не прозрел, стравить его с Красной Армией, запятнать кровью коммунистов. Пашка Зырянов будет Советскую власть душить, а мужик за то своими боками расплачиваться. И пойдет око за око, зуб за зуб. Брат с братом. Того только и добиваются, гады. Надо мужику дверь к правде отомкнуть, да поживее, пока он коготки не увязил Со всех сторон меня обложили. Начальник штабабелый полковник Добровольский, интендантплемянник щукинский, командир особой ротыПашка Зырянов. Нам кровь с носу, а варнаков этихобъегорить. Раскрыть мужикам глаза, над полкомбольшевистское знамя, белогвардейщину и кулацких заводилк ногтю, снова да ладом Советскую власть на ноги становить. Вот мои думки. Ради того и пошел на такое Перевел дух. Одного боюсьубьют до срока, падет позор на карасулинский род Из останных сил креплюсь. Только одному такое не по силам. Шибко скоро огонь замялся, говорят, по всей губернии пластает. Но ежели вместе с вами