5
Лихая, с посвистом, казачья песня оборвалась за последним горбылевским домом. Узкая дорога вывела в поле. Ноги коней проваливались в слежавшийся снег. Из-за дальних сопок накинулся встречный ветер, застудил, выжимая слезы, лица, путал и отбрасывал на сторону конские гривы и хвосты.
Бекман сидел на коне неуклюже, нахохлившись. Можно было повести казачьи сотни большаком, но ему не терпелось взглянуть на свой покинутый дом. Все оказалось в порядке: замок не порушен, ставни на окнах целы. Он плюнул с досады: жить бы здесь да жить! Чужое гостеприимство в горле комом. Детишки капризничают. Жена в вечной тревоге. Устроить семью в гостинице он не рискнул. На ее чердаке установлены пулеметы. Возможен и ответный огонь красных Славный, уютный домик, но сюда они больше не вернутся. Есть шикарные дома в центре, урезывать себя теперь будет ни к чему.
Молодежь, озоруя, вырвалась из строя и, размахивая пиками, понеслась по снежной равнине к сказочно рассиявшимся над Зеей узорным теремамлетним дачам золотопромышленников и судовладельцев. Потом прямо перед глазами замаячила одинокая как перст труба винокуренного завода. Красные перепились, это нам на руку: перебьем чуть тепленьких. Эх, Павел Павлович, не дожил ты до дня и часа нашего торжества. И нет, любезный друг, тепла, что отогрело бы твои хладные руки..
Красные ударили неожиданно из глубокой промоины, сбегавшей с крутого берега к Зее. Подпустив молодых казаков совсем близко, они дали два залпа. Увидев убитых, молодые необстрелянные парни рванули вправо, и тут резанула пулеметная очередь. Вой и стон пронесся над степью. Остальные казаки, вместо того чтобы броситься на прорыв, повернули назад и опомнились только у городской бойни. Подсчитали потери: шестьдесят человек. Неудача не обескуражила штабс-капитана. Он велел казакам ехать отдыхатьпредстояли жаркие делаи помчался в японское консульство.
Выразив Бекману соболезнование и придвигая чашечку чаю, японский консул, господин Сибата, на мгновение задумался и вдруг, зорко глянув поверх очков, торжественно объявил, что члены общества «Черного Дракона» не сидели сложа руки, а изобрели (он так и выразился«изобрели») бронепоезд.
Изобрели бронепоезд?! поперхнулся чаем штабс-капитан. Нет, вы шутите, господин Сибата! Но Сибата вовсе не намерен был шутить. Любезно улыбаясь, он помог Бекману одеться, вывел его во двор, усадил в кошевку, и, они помчались на вокзал.
«Бронепоезд»несколько платформ, обложенных кирпичом и мешками со смерзшимся пескомвыглядел внушительно. Черные глазки пулеметов вызывающе поблескивали в амбразурах. Из открытых ящиков свисали пулеметные ленты. Японцымаленькие, немногословные, в суконных пальто и высоких ботах, деловито топтались вокруг своего детища. Наскучавшиеся в здании вокзала оборонцы, окружив Бекмана, радостно твердили, что теперь большевикам крышка, можно по телеграфу заказывать ужин на узловой станции Бочкарево. Штабс-капитан отвечал на шутки шутками. Были розданы оставшиеся в буфете вокзала папиросы и конфеты. Илька, разгрызая острыми зубами грильяж, пересчитывал по пальцам отсутствующих сверстников и членов «Союза учащейся молодежи». Его подняли на-смех:
Попал пальцем в небо, сдобная булочка! Это для тебя на вокзале свет клином сошелся. Знаешь, сколько наших патрулирует по городу?!
Ну я знаю «Сдобный» опять начал загибать розовые пальцы:Беркутов, Рифман, Пономаренко, но Бондаренко и Гамберг
Заткнись! С Бондаренкой вы посчитаетесь, а Веньке у красных делать нечего. Он наш, с потрохами! «Сдобного» подхватили под руки, потащили к выходу.
Бронепоезд, лязгая буферами, нехотя полз от вокзала. Оборонцы, неумело построившись, шагали за ним, спотыкаясь о шпалы. Донат Беркутов и хлыщеватый полковничий сын Сашка Рифман, примчавшиеся из города на рысаке, пристроились тоже. Сашка громко сокрушался, что доверил японцам отцовский «цейс».
Мой старикан с ним три войны не разлучался. Свернут япоши биноклю голову, не уцелеть и моей.
Не свернут, успокоил его Беркутов. «Ниппон» народец аккуратный, не то что наши тюхи-матюхи да колупай с братом.
По-моему, красные из Астрахановки уже чесанули! крикнул кто-то впереди.
Тем лучше для них, вскинул голову Рифман.
Возвращаться не станем! Отдых только в Бочка- рево, засовывая в рот конфету, заверил Илька. Сашка опять начал клясть японцев:
Чертовы самураи, без мыла в душу влезут. Дернула ж меня нелегкая, вырвался на часок и здрасте
Миновали спичечную фабрику. Разглядывая деревушку в бинокль, японцы потихоньку переговаривались. Бронепоезд начал притормаживать. На повороте, за кустами диких яблонек и черемух, чернело что-тоне то изба, не то развороченный стожок сена. Вдруг машинист резко подал паровоз назад, но было уже поздно: из-за кустов начался обстрел.
Брагинская пушка работала исправно. Двинув задним ходом, бронепоезд смешал ряды своей пехоты и, многих передавив, помчался обратно. На развороченных платформах валялись убитые и раненые японцы. В довершение беды оставшийся на вокзале Бекман, не разобравшись и заподозрив подвох со стороны красных, дал команду стрелять. Со второго этажа ударили пулеметы, и только потому, что уже темнело, у гамовцев не прибавилось потерь Сконфуженные оборонцы занесли в здание вокзала раненых и решили до утра не высовывать из него носа.
Бекман и Сибата уехали в город. Следом за ними умчались Беркутов и Рифман.
Алеша и Виктор оделили всех, кого могли, папиросами, которыми угостил их Илька. Плотно пообедали. Алеше очень хотелось пойти во Владимировну, где вместе с другими матросами находился Евгений, но проситься было неудобно. От нечего делать ходили по деревне и пели песни. Часу в девятом завалились спать.
После вылазок казаков и японцев стало очевидным, что пора действовать и самим. Губельман положил крепкую руку на плечо Комарова:
Анатолий Николаевич, сколько?
По моим подсчетам, около тринадцати тысяч.
Можно начинать?
Анатолий прихмурил ровные брови, кивнул:
Время.
К утру сильно подморозило. Над Зеей стоял туман, но небо было высоким и ясным. Мерцали и переливались звезды. Из-за сопок налетал порывами сухой и въедливый ветер. Город начали зажимать в кольцо с северо-востока.
Анатолий вел красногвардейцев лугом, смерзшимся и кочковатым. Железнодорожная линия все время оставалась слева, по ней с великим напряжением катили платформу с пушкой. На. полдороге Комарова нагнали связные из Владимировки и сообщили, что отряд, находившийся там, вышел в назначенное время.
Крестьяне-ополченцы получили задание перейти реку у министерского затона, пробиться до казачьих казарм и, разоружив казаков, двигаться к тюрьме. Главные силы должны были проникнуть в город со стороны вокзала и тоже пробиваться к тюрьме.
В городе меж тем еще с вечера творилось нечто странное. Не успел дважды трепанный Бекман вернуться с вокзала, как глава войскового правительства, утратив всякий интерес к военным действиям, срочно занялся выяснением состояния областного бюджета. Вытребованный им грузный казначей, едва вместившись в заскрипевшее кресло, захрустел пальцами и монотонно загнусавил:
Мы имеем керенки, японские иены, китайские даяны. Американских долларов, к сожалению
К черту доллары, отбросив учтивость, нетерпеливо перебил его Гамов. Керенки уже не деньги. Золотой фондвот что незыблемо и вечно! Золотой фонд был гордостью областного казначея. К счастью, большевики мало смыслили в финансовых делах и не успели «пустить его по ветру». Гамов вкрадчиво пояснил:
Предстоят большие траты: встреча генерала Шильникова, возмещение убытков чернодраконовцам.
Областной казначей тонко улыбнулся:
О да, да На одном заведении, я сам видел, вывешен аншлаг: «Мадама вся уехала». Каковы шельмецы, а? Если город заполнило казачество
Глава войскового правительства поджал губы, давая понять, что фривольные шутки неуместны.
Все войдет в свое русло. До веселья ли теперь? Темный элемент распоясался. В министерском затоне найден убитым капитан парохода Городецкий. Инженера Чернышева застрелили на пороге собственного дома. А трагические события на заводе Гриднева? Смерть вошла в город и шагает из квартала в квартал, волоча свои черные крылья