Убила бы! шутливо ответила Анна, обмахиваясь веером.
Ах, я убит! воскликнул старик и, закатив глаза, повалился на одно колено, прижав руки к груди.
Все расхохотались, а Людовик смеялся громче всех. Анна подняла к нему лицо и посмотрела на него так нежно, что ему захотелось прямо сейчас подхватить ее на руки и унести куда-нибудь далеко, где они были бы совершенно одни. Он ласково пожал ее руку, лежавшую на подлокотнике.
В это время в зал вошел какой-то человек, одетый по-дорожному, и остановился в растерянности, оглядывая присутствующих. Поколебавшись, решился, подошел к Люиню и с поклоном передал ему какое-то письмо. Люинь прочел его, и даже издали было видно, как он побледнел. Велев вновь прибывшему следовать за собой, он поспешил к королю. Заметив, что происходит нечто странное, придворные начали перешептываться, танцы сами собой прекратились, понемногу затихла и музыка. Все смотрели на короля, читавшего письмо. Окончив читать, Людовик поднял глаза от бумаги, обвел взглядом зал и коротко произнес:
Господа, я получил донесение от губернатора Блуа. Минувшей ночью королева, моя мать, бежала из замка и укрылась во владениях герцога дЭпернона.
На этом король быстрым шагом направился к выходу.
С минуту в зале длилось оцепенелое молчание, а затем все зашумели, засуетились и побежали собираться. Солнце не успело еще скрыться за горизонтом, а карета за каретой уже мчались по дороге из Сен-Жермена в Париж.
Я, нижеподписавшийся Арман Жан дю Плесси де Ришелье, епископ Люсонский, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии нотариуса, мэтра Жака Тиссандье из Авиньона, составил нижеследующее завещание седьмого дня марта 1619 года от Рождества Христова
Секретарь Мишель Ле-Маль обмакнул перо в чернильницу и выжидательно посмотрел на Ришелье. Исхудавшее и пожелтевшее лицо епископа с ввалившимися щеками и запавшими глазницами тонуло в подушке, костлявая рука безжизненно лежала поверх одеяла. Из щели меж тонких губ долетал тихий, еле слышный голос:
Завещаю похоронить себя в кафедральном соборе Люсона, коему оставляю свое столовое серебро, церковное облачение и три фландрских настенных ковра Основанной мною семинарии завещаю свою библиотеку и наличные деньги в сумме одной тысячи ливров Это все, что я могу ей передать, ибо никаких иных средств не имею
Анри де Ришелье на цыпочках вошел в комнату и тихонько притворил за собой дверь.
Ну что? Как он? спросил маркиз у камердинера Дебурне.
Да плох, плох, шепнул тот, покачав головой. Утром доктор приходил, кровь отворял. Вот, завещание пишут
В тишине раздавался только скрип гусиного пера по бумаге. Вдруг со двора послышался стук привратного молотка. Дебурне поспешно вышел.
Вскоре в прихожей зазвучал громкий басовитый голос, с которым пытался спорить тенорок Дебурне. Однако его возражения силы не возымели, тяжелые шаги протопали прямо к двери, которая распахнулась, явив взору присутствующих большую фигуру в засыпанном снегом плаще на меху.
Куда! Куда! Нельзя к нему! все еще увещевал пришельца камердинер. Плащ хотя бы снять извольте! сдался он наконец.
Незнакомец скинул ему на руки плащ и остановился на пороге.
Неужто и в самом деле плох? нерешительно пробасил он, глядя на восковое лицо Ришелье.
Тонкие голубоватые веки епископа затрепетали, он приоткрыл глаза.
Кто здесь? спросил он еле слышно.
Незнакомец подошел к постели. Ришелье вгляделся в его лицо.
Господин дю Трамбле? произнес он голосом, задрожавшим от надежды.
Ну, слава Богу, узнали! обрадовался гость. А я ведь двести лье без остановки к вам скакал, да по такой-то погоде! Вот. Он полез куда-то за пазуху, извлек оттуда запечатанное письмо и передал секретарю.
Ле-Маль взломал печать, пробежал письмо глазами.
Король приказывает вам немедленно покинуть Авиньон и прибыть в Ангулем, где вас ожидает королева-мать, произнес он неуверенным голосом, не совсем понимая, что происходит.
То же недоумение отразилось на лице Ришелье.
Королева-мать изволила две недели тому назад бежать из Блуа, пояснил дю Трамбле. Суматоха тогда поднялась, на Люине лица не былоподи узнай, что у ее величества на уме.
Дю Трамбле оглянулся и поискал взглядом стул. Нотариус живо вскочил и уступил ему свое место.
Восемь дней в седле, ноги не держат, как бы извиняясь, сказал гонец, уселся и продолжил рассказ.
После того как королева лишилась мудрого советника в вашем лице, дю Трамбле слегка поклонился Ришелье, рядом с ней возник очередной итальянский проходимецнекто аббат Руччелаи из Флоренции. Он-то и стал вбивать ей в голову мысли о том, чтобы вернуть себе прежнюю рольслыханное ли дело, чтобы мать короля была изгнана из Государственного совета! Но как ее вернешь? Король предпочитает держать матушку на расстоянии, в Блуа под охраной. Остается бежать! А куда? Руччелаи сунулся было к герцогу Бульонскому, но тот поостерегся играть с огнеммол, годы уже не те. А вот герцог дЭпернон оказался сговорчивее: он был обижен, что власть его урезали, а еще пуще, что сыну его, архиепископу Тулузскому, до сих пор кардинальскую шапку не пожаловали. Так что королева укрылась у него в Ангулеме и прислала королю письмо: мол, мое место подле вас, прогоните Люиня, все зло от него, и заживем по-прежнему, душа в душу. А не тово Франции найдутся благородные дворяне, способные постоять за свою государыню. Король наш нраву горячего, хотел было тотчас собирать войска и идти на матушку войной. Да только Люинь совсем другого складаему лишь бы тишком, да молчком, да без драки. Канцлер Силлери, хоть Люиня и не любит, тоже воевать отсоветовал. Тем временем брат мой, отец Жозеф, поговорил с Деажаном о вас. Деажан подступил к королю: есть, мол, лишь один человек, который заставит вашу матушку образумиться. Вот и пришлось мне в ваши палестины добираться!
Ришелье попытался сесть на постели. Брат Анри и секретарь поддержали его и подложили под спину подушки.
Можете идти, мэтр, мы с вами закончим позже, тихо, но твердо сказал Ришелье нотариусу. Тот откланялся и удалился.
Умирающий епископ совершенно преобразился. В него словно вдохнули искру жизни, глаза загорелись. Немного посидев и словно собравшись с силами, он отбросил одеяло и спустил ноги с постели.
Ну, что стоишь? Одеваться! приказал он камердинеру.
Тот оторопел. Ришелье сделал нетерпеливый жест рукой.
Может, и правда повременить? неуверенно предложил дю Трамбле, чувствуя себя несколько неловко.
Одеваться! повторил Ришелье. И принеси нам что-нибудь поесть. Дорога дальняя.
Дебурне ушел, пожимая плечами и хлопая себя руками по бокам.
Через два часа карета уже увозила ожившего епископа из Авиньона.
Глава 5. Примирение
Двери распахнулись, горничные присели в реверансев спальню госпожи де Люинь вошла Анна Австрийская. Мари попыталась было приподняться на постели, но Анна остановила ее быстрым жестом:
Лежи, пожалуйста, лежи!
Она подошла и села на табурет рядом с кроватью. Мари слабо улыбнулась королеве из пышных подушек.
Ну, как ты? спросила Анна, участливо глядя на ее бледное лицо с голубыми тенями под глазами.
Мари сделала знак рукой, одна из горничных вышла и вскоре вернулась в сопровождении кормилицы, которая несла на руках спеленутого младенца.
Анна живо вскочила и заглянула под уголок кружевного кокона.
Боже мой, какая красавица! воскликнула она, в умилении глядя на сморщенное красное личико с почмокивающим во сне ротиком. Вся в мать!
Я назову ее Анной! сказала Мари, с улыбкой наблюдая за этой сценой.
Королева еще немного полюбовалась младенцем и снова села на табурет. Кормилица унесла ребенка.
Ты знаешь, увлеченно заговорила Анна, я много думала нынче ночью: твоей дочери ведь необходима хорошая партия.
Мари рассмеялась:
Что вы, ваше величество, об этом думать еще слишком рано!
Вовсе нет! живо возразила королева. Вот послушай: я полагаю, ей лучше всего подойдет сын герцога де Жуаёза. Если ты согласна, я с ним поговорю. Нужно будет еще как следует обдумать брачный договор, но с этим пока время терпит
Мари смотрела на нее ласково и нежно, но как-то по-взрослому, почти по-матерински, и под этим взглядом Анна смутилась и замолчала.