К нескорому возвращению мужчин косточки московским светским львам со львицами уже были перемыты, и даже сплетни посвежее заканчивались.
Во что здесь нынче играют? между прочим осведомился Фёдор Иванович. Он уже вернул своему туалету прежний вид; образ святого Спиридона и таинственный овальный медальон снова покоились на груди под рубашкой.
Играли в вист, который давным-давно числился унылым развлечением степенных и солидных людей; играли в ломбер Граф скривился. С тех давних пор, как он впервые сел за карточный стол, выигрывать и проигрывать ему доводилось немалые суммы. Из проигрышей выпутывался; когда же были деньгине считал, а тратил на новую игру и кутёж. Притом игры предпочитал не солидные, коммерческиевроде тех же виста с ломбером, но азартные, где характер Фёдора Ивановича давал ему преимущество над любым противником. Своим напором граф побеждал порой даже чужое игрецкое счастье.
Толстой отдавал предпочтение гальбе-цвельфе, квинтичу, фараонулюбой игре, где надо прикупать карты. Ещё в кадетском корпусе картёжные совместники заметили стратегмы Фёдора Ивановича. Недолго поиграв с человеком, Толстой разгадывал его характер и игру. Он узнавал по лицу, к каким мастям или картам противник прикупает, а сам оставался загадкой, поскольку физиономией владел по произволу.
Граф ещё раздумывал, сто́ит ли ему играть у NN, когда за его спиною спокойный голос произнёс несколько рифмованных строк.
Здесь обиталище для тех определенно,
Кто может в ломбере с воздержностью играть;
И если так себя кто может воздержать,
Что без четырех игр и карт не покупает,
А без пяти в свой век санпра́ндер не играет
Матушка Фёдора Ивановича происходила из рода Майковых, так что стихи предка своего, Василия Майкова, граф знал не худо. Он обернулся и окинул взглядом того, кто цитировал из комического «Игрока ломбера», господина немногим старше себя, лет тридцати. Тот сразу расположил к себе Фёдора Ивановича приятной наружностью, одеждой без вычурности и военной выправкой.
Князь NN поспешил представить обоим Толстым польского помещика Василия Семёновича Огонь-Догановского, а через несколько минут молодые люди уже разговаривали, как давние знакомые, рассевшись по турецким диванам и раскурив сигары. От поэзии галантного века возвратились к картам.
Чем хорош фараон? рассуждал Фёдор Петрович Толстой о любимой игре своего кузена. Объясните, чем? Случайный выбор в системе с двоичным кодом! Глупо выдумано. На что нужны карты и все труды, которые в игре употребляются, когда в фараон и без карт играть можно?
Как же, скажи на милость? поинтересовался Фёдор Иванович.
А так. Пишешь на листках, например, на одних«колокол», на других«язык». Потом банкёр листки перемешивает и спрашивает у понтёра: «колокол» или «язык»? Допустим, понтёр сказал «колокол». Если угадал, что у банкёра на листке тоже «колокол», вот тебе и выигрыш!
Рассуждения Фёдора Петровича весьма логичны, согласился Василий Семёнович, пуская клубами сизый дым. Не зря говорят, что ум человеческийне пророк, а угадчик. Умозаключения, сделанные из общего хода вещей, могут оправдаться или нет. Но ум не может предвидеть случая. А случай, господа, это мощное и мгновенное орудие провидения!
Вот именно, с улыбкой согласился Фёдор Иванович, как раз про кузена дедушка наш сказал:
А если станешь впредь воздержнее играть,
То можешь быть в игре счастливей, нежель прежде.
Фёдор Петрович насупился, а Фёдор Иванович продолжил:
Случай и ещё раз случай! Онцарь и господин в настоящей игре. Что карты? Красивые листки, ничего больше. Но в том и штука, чтобы с ними в руках испытать свою удачу. Чтобы сразиться с неизвестностью и победить!
Раззадоренный граф продолжил. Знавшие его близко замечали: когда он хотелумён был, как демон, и удивительно красноречив. В курительную пришли ещё несколько мужчин и с интересом слушали Фёдора Ивановича.
Возьмём тот же фараон, говорил граф. Это поединок в чистом виде! За карточным столом, как у барьера на дуэли, сходятся два противника. В жизни редко доводится видеть, чтобы противники были равны, то же и здесь. Понтёр желает всё выиграть, хотя может всё проиграть. Как ляжет карта, он не знает, но строит предположения. И банкёру неизвестно, какая карта выпадет следующей, он просто мечет из колоды одну за одной. Рука банкёрасловно рука судьбы. Играя против него, ты вступаешь в схватку с самой фортуной, с инфернальной неизвестностью
Случай, господа! говорил граф. Понтёр может избрать любую стратегию, а насколько она хорошазависит только от случая. Пан или пропал, как говорят в родных краях господина Огонь-Догановского. Но я скажу иначе. Кто доверяет случаю, тот порой выигрывает. Кто пытается вычислить случай, измерить егонеминуемо проиграет. Потому что измерение подразумевает соблюдение правил. А какие правила могут быть у случайности? Никаких!
Фёдор Иванович припомнил слушателям слова философа Бертрана: случайантитеза любого закона. И если кто утверждает, что исход события определяет случайон просто признаётся, что не имеет представления, как этот исход определён.
Понтёр якобы имеет стратегию, говорил граф, но на деле просто пытается обмануть непостижимую случайностьили переманить её на свою сторону. Кто знает, выходя к барьеру на дуэли, чей нынче случай? Дуэлянты меряются удачей; ты норовишь влепить другому пулю раньше и точнее, чем он влепит тебе. Так и понтёр всегда надеется, что его карта убьёт карту банкёра. Вот почему играчертовски, чертовски и ещё раз чертовски захватывающая штука!
Мужчины помолчали, обдумывая пылкую речь Фёдора Ивановича и смакуя отменные сигары, которыми угощал их князь NN. Тишину нарушил Огонь-Догановский.
Я много наслышан о вас, граф, сказал он и поднялся. Вы, говорят, опасный соперник во всём, за что ни возьмётесь. Из пистолета стреляете превосходно. Фехтуете не хуже короля рапиры Севербека. На саблях рубитесь просто мастерски Неудивительно, что игра так же близка вам, как и поединок. А о хладнокровии графа Толстого и у барьера, и за картами рассказывают совершенные чудеса. Так не угодно ли вам будет сыграть? Не в ломбер, а по-настоящему?
Господа, господа, вы же знаете подал голос князь NN.
Его лучшие годы пришлись на царствование Екатерины Великой, которая запретила азартные игры. Конечно, порою князь тайком шалил в картишки, как и все в свете, однако внешние приличия старался соблюдать. Большая иградело серьёзное. К тому же по заведённому в столице порядку банкёрвсегда хозяин дома. А банковать противу закона в планы князя отнюдь не входило.
Я люблю смотреть, когда играют. Игра занимает меня сильно, признавался он, но я не склонен жертвовать необходимым в надежде приобрести лишнее. Да и возраст
Само собой, князь, я приглашаю графа к себе, учтиво кивнул хозяину Василий Семёнович.
Могу ли я тоже воспользоваться вашим приглашением? спросил Фёдор Петрович, но кузен положил тяжёлую руку на его плечо.
Где уж нам, дуракам, чай пить, начал он с любимой присказки. Оставь, дорогой мой. Для большой игры в тебе маловато истинной веры. Отсюда и предрассудки твои: возвращатьсяплохая примета, и баба плоха с пустым ведром, и чёрная кошка через дорогу Игра не для тебя! Есть люди, которым роковая сила сулит неминуемый проигрыш. А с ней не поспоришь. Ты, брат, обречён. Начни с самим собой в карты игратьи то продуешься дотла!
Гости рассмеялись. Фёдор Петрович сконфузилсятем более что Фёдор Иванович был кругом прав.
Так что же, граф, когда поедем? спросил Огонь-Догановский.
Немедля! решительно потребовал Толстой, и они с Василием Семёновичем откланялись.
Глава IV
Гладь Фонтанки сияла золотом.
За ночь ветер прогнал тучи, и погода выдалась на загляденье. О вчерашнем дожде с утра ещё напоминали лужи, стоявшие на мостовых, но к полудню они высохли. Умытый и залитый ярким солнцем Петербург превратился в редкую картинку и стал походить на Северную Венецию: именно таким сто лет назад задумывал его основатель, государь Пётр Алексеевич.