Анри рассмеялся.
Вот за что я тебя люблю, друг мой, на тебя стоит только посмотреть, как пропадает желание не то что нападать на кого бы то ни былодаже думать об этом. Сразу понимаешь, что это добром не кончится Честно скажу тебе, Жан-Мишель, будь я на месте Вийона, я не испугался бы так, чтобы убегать. Только не сочти, что это пустое бахвальство. Я знаю, о чём говорю, я однажды был в похожей переделке.
Ты?! Как Вийон?
Ну да.
Ты мне не рассказывал Когда?
Да пару лет назад. Привязался ко мне возле постоялого двора один . Выпил кислятины, которую в той дыре называли вином, налился кровью и полез искать ссоры. Здоровый такой бык. Я тоже не хилый, как видишь, но мне против него идти врукопашнуюдаже думать нечего.
И что?
Он выхватил кинжал, я тоже Начало было очень похоже. И он тоже задел меня, кровь показалась. Я сразу понял, что это пустая царапина, но он меня разозлил. Я махнул кинжалом, очертил вокруг себя полукруг, он отскочил, я быстро поднял с земли палку и дал ему сдачи, выбил у него кинжал и поставил ему пару синяков Ну и всёдальше его же дружки схватили его под руки, оттащили Такие стычки в Парижеобычное дело, на грешной земле живём как-никак. Тут нечего бояться, понимаешь?
Жан-Мишель прекрасно знал, что Анри очень любит прихвастнуть, и терпеливо объяснил:
Ну не все же такие сильные и неустрашимые, как ты. Вийона можно понятьон ведь поэт, он не привык выяснять отношения кинжалами.
Вот именно, Жан-Мишель, и это главное! Не привык! Либо он совсем не понимал, как это делается хотя нет, перебил Анри сам себя, я всё же так не думаю. Вот тыдействительно человек мирный, к тебе и лезть неинтересно, задире это даже в голову не придёт. И уж подавно ты не доведёшь даже самого грубого и вспыльчивого человека до такого состояния, чтобы он кинулся искать тебя по всему Парижу! Ты предусмотрителен и осторожен, не участвовал ни в одной университетской стычке Нет, Вийон всё же был другим.
Каким?
Я думаю, он из породы людей весёлых, открытых и разговорчивых, но неудобных, острых на языка по сути своей вполне мирных и безобидных. Таких много среди школяров-бедняков.
Но раз так, всё может оказаться правдой? Что Вийон при случае совершал мелкие преступления, воровал?
Анри скептически покачал головой.
Ну, это вряд ли, разве только хулиганил с друзьямино это же не преступление Вот ссориться с сильными мира сего он умелэто, опять же, видно по истории с . Каждая собака в Париже знает, что самое глупое и неосмотрительное, что только можно придумать, это поссориться со священником! Уж лучше рассердить уличного стражника или разозлить ростовщика. Но настроить против себя священникаверх неблагоразумия! На такое способен только человек, привыкший жить собственным умом. Вийон всегда судил о вещах сам, вот и всё, потому и постоянно ссорился с людьми, потому и список врагов имелкакой длинный Но хулиган из него был никудышный, уж будь уверен.
Почему?
Да потому, что у человека бывает только один настоящий талант! А единственное оружие, которым Вийон владеет в совершенстве, это язык, стихи, слова! На словах он гораздо смелее, чем на деле. Он умеет говорить красиво, точно и вдохновенно, умеет зажечь словом, а умеет и ужалить. Но он из тех, кому не стоит ходить по тавернам в одиночку. Такие люди легко ввязываются в ссоры, но не умеют за себя постоять, если встретят жёсткий отпор. С безрассудной храбростью кидаются в бойи падают в обморок при виде крови Много думают и говорят о смерти, из-за этого порою даже кажутся бесстрашными, но до дрожи боятся лекарей и болезней Ты перечитай «»и увидишь, что она не столько о повешенных, сколько о страхе, про который я сейчас говорю. Только не подумай, что я считаю Вийона трусом! Наоборот, я полагаю, что он смельчак. Будь он трусом, он бы не писал таких стихов.
Жан-Мишель и Анри пытались найти в Париже церковь, в которой почти сорок лет назад служил священник , чтобы расспросить о нём и узнать подробности его ссоры с Вийоном, но ни в церквах поблизости от , ни в более отдалённых проникто ничего не слышал. Это даже дало Анри повод задаться вопросом, не самозванец ли отец , был ли он священником на самом деле, но Жан-Мишель не поддержал эту догадку, так что друзьям пришлось удовольствоваться неизвестностью.
Они расспрашивали и жителей улицы Сен-Жак оде Вийоне и его приёмном сыне. В церквиим подтвердили, что когда-то здесь служилде Вийон, но сообщили, что он давно умер, и никто из нынешних служителей его не помнит. А про Франсуа не удалось узнать ничего, кроме уже знакомых слухов.
* * *
Зима выдалась такой холодной, что нищие замерзали насмерть в заброшенных домах, где пытались спрятаться от своей нужды. Голодные волки жалобно выли по ночам в предместьях Парижа. Стылая земля казалась совсем безжизненной, даже вездесущих ворон не было видно. Хозяйки не жалели дров, чтобы согреть свои жилища, но, даже несмотря на это, холод донимал всех. Лошади громко фыркали от мороза, редкие прохожие кутались в одежду и спешили поскорее закончить дела, чтобы сесть ближе к огню и выпить чего-нибудь горячего или горячительного, слушая, как ледяной ветер завывает в каминных трубах. В те дни Жану-Мишелю казалось, что адэто вовсе не раскалённое железо, не печи и не котлы с кипящим маслом, а холод и лёд без концаи ни единого огонька, чтобы согреться, ни единой звезды в тёмных тучах гнева Божьего В «Божественной комедии» великого Данте Алигьери надпись над вратами Ада гласила: «,»«Входящие сюда, оставьте всякую надежду». В этих словах не было никакого огня, ни жара, ни тепла, от них веяло непреклонным холодом и одиночеством. Парижем в те зимние дни тоже овладел холод, и каждый, кто хотел дождаться весны, был вынужден сообразовывать свои планы с его безжалостной волей.
У Жана-Мишеля неожиданно появился повод предаваться столь печальным размышлениям: его дальний родственник, хозяин дома, в котором Жан-Мишель снимал комнату, на днях сильно простудился и слёг, а его единственная служанканакануне исчезла, и никто не знал, что с ней сталось. Хозяин же был одинок и теперь умолял Жана-Мишеля отправиться за город к его родственнице, чтобы известить её о случившемся и попросить приехать. Жан-Мишель пожалел его и согласился. Он хотел позвать с собой Анри, но не застал его дома, так что пришлось отправиться в путь одному. Впрочем, идти было не так уж далекородственница хозяина, некая мадам , жила в предместье Сен-Мартен.
Выйдя на улицу Сен-Жак, Жан-Мишель увидел жонглёра с обезьянкой, которая обнимала хозяина за шею и прижималась к нему, дрожа от холода, а жонглёр прикрывал её полой латаной накидки. Жан-Мишель вспомнил, что летом этот жонглёр появлялся здесь и показывал разные фокусы, а его обезьянка танцевала, а сейчас им не хватало денег на еду и ночлег Жан-Мишель достал кошель и дал им немного. Обезьянка проводила его глазами.
По улице Сен-Жак Жан-Мишель быстро добрался до реки и перешёл по тесно застроенному домами Малому мосту на остров Сите. Обычно, бывая здесь, он задерживался, чтобы полюбоваться громадой собора , но сейчас даже не замедлил шаг: спешил, хотел вернуться в Париж до заката, до закрытия городских ворот. Поэтому поскорее миновал Еврейский квартал, мости оказался на улице Сен-Мартен. Справа, в просвете узкой улочки, мелькнула площадь, вскоре остались позади церквиии множество богатых домов. Здесь, на правом берегу Сены, жили богачи, преуспевающие торговцы и лучшие ремесленники Парижарезчики по слоновой кости, ювелиры, стекольщики, мастера по обработке бронзы Их изделия славились на всю Францию, эти люди были в большей степени художниками, чем ремесленниками. Вообще, северная часть города выглядела куда более респектабельной и солидной, нежели привычный Жану-Мишелю Университет на левом, южном берегу, высокий холм святойс беспорядочным нагромождением тесных улочек, вечной суетой и смехом школяров Наконец Жан-Мишель увидел впереди справа мощные стены аббатства Сен-Мартен. Это означало, что до городских ворот осталось совсем недалеко. Тут его остановили два нищенствующих монаха, гнусавыми голосами выпрашивая подаяние. Жан-Мишель дал им денег, несмотря на то что этих монахов-попрошаек в Париже и его окрестностях было великое множество; нередко мошенники переодевались монахами и торговали поддельными реликвиями или просили милостыню, подражая манере странствующих проповедников грозиться скупердяям вечным огнём в аду. Получив деньги, монахи неторопливо поклонились, произнесли: «Да будет благословенно имя Господне!»и пошли своим путём.