Путешествие, определенно, начинало ему нравиться, и теперь он, надышавшись речным воздухом, сидел расслабленный, умиротворенный и в пол уха слушал болтовню счастливой Варвары. А окрыленная «муза», кажется, не замечала третьего собеседника вовсе, и порывалась рассказать Сергею всю свою судьбу разом. Уже пройдя период младенчества и потери родительницы, нескольких лет пансиона и скуки в отцовском доме, она дошла до периода взросления и определения жизненных склонностей.
Вы знаете, Сергей Осипович, ведь мое нынешнее сближение с людьми искусстваэто потаенная потребность юности. Я сама, мнилось мне, была исполнена стремлениями выразить свой внутренний взгляд на этот мир, средствами артистическими. Но потребностям не хватило возможностей, она вздохнула. Музыкальные способности у меня были самые средние, а когда я попробовала слагать нечто поэтическое, то папенька, назвав это «словоблудием», отбил у меня всякую охоту. Тогда я увлеклась рисованием. Просьба отдать меня на обучение живописи, почему-то показалась отцу крайне смешной, и больше мы к этому не возвращались. Я взяла по случаю несколько уроков у соседки по даче, но лето кончилось, не стало и наших занятий. Отец считал все мои порывы вздором, говоря, что это бессмысленная трата денег и времени, а главное для приличной девицыэто удачный брак.
Но Ваш брак, действительно, был удачным, не так ли? спросил Сергей, чтобы показать, что он участвует в беседе.
Можно сказать и так, задумчиво произнесла Варвара. Во всяком случае, к тому времени он был для меня почти освобождением.
Освобождением от чего, простите? задал вопрос капитан, который слушал рассказ Варвары гораздо более внимательно, чем тот, кому он предназначался.
От деспотизма отца, дорогой Константин Викторович. Он стал несносен к концу жизни, по лицу Варвары проскользнула мимолетная гримаса то ли боли, то ли стыда. Видимо, вспомнив что-то нелицеприятное, она заметила вдруг, что раскрывается перед двумя молодыми и, в общем-то, посторонними мужчинами. Она стала тщательней подбирать слова. Видите ли, он меня обвинял в том, что возраст, считающийся благоприятным для брака, был упущен.
Позвольте! капитан был искренен в своих комплиментах. Да какой возраст! Вы сейчас цветущая молодая дама, а что уж говорить о тех годах?
Благодарю Вас, но тем не менее. Я устала от ежедневных попреков, хотя, что же я могла, подумайте? Разве от меня что-то зависело? Он сам отгонял от меня поклонников, с каждым годом их становилось меньше, а папенька все боялся прогадать. Когда он стал подшучивать надо мной при своем давнишнем приятеле, который был вхож в наш дом, сколько я себя помню, то, оставшись с отцом наедине, я, один единственный раз, посмела противиться ему. Попросила не компрометировать меня перед его друзьями. Тогда он накричал на меня, и сказал, что не может быть никакой компрометации перед будущим супругом. И, что другой партии, мне все равно уже не сыскать, что дела у них с Мамочкиным общие, а объединение капиталов упрочит их положение. И, чтоб я вела себя с тем проще. Через полгода состоялось венчание.
И Вы из одной клетки попали в другую, милая Варвара Михайловна? спросил капитан.
Не совсем так, Константин Викторович. Первое время нашей совместной жизни с мужем показалось мне намного радужней, чем заточение в отцовском доме. Мы много ездили, я побывала в столице, супруг не препятствовал моим склонностям. Когда мы переезжали в новый дом, я самонадеянно попросила у него разрешения самостоятельно расписать одну стену в небольшом коридоре. Я была тогда под сильным впечатлением от Рафаэлевых лоджий. Муж позволил, заказал краски и другие необходимые принадлежности. Неделю я была счастлива. Результатом моих усилий стал лазоревый цветок, который казался мне тогда вершиной совершенства, она замолчала.
И что с ним случилось потом? Сергей поддерживал разговор, а сам наслаждался покоем и ветром.
Потом муж сказал, что даже Рафаэль не мог бы себе позволить работать в таких темпах, отчего, видимо, и привлекал к работам учеников. Он нанял декоратора и тот расписал все пространство целиком за те же семь дней.
Ваш цветок закрасили? спросил капитан.
Нет! в голосе Варвары послышалась затаенная обида. Муж запретил ему. Но новая роспись была настолько иного стиля, с четкими контурами, тяжеловесная и агрессивная, что отдавая должное всей ее читаемости общего рисунка и насыщенности колорита, мой цветок казался мне ею «задушенным» и каким-то жалким. Я старалась реже ходить по этому коридору, потому что не могла дать ему воздуха. На этом мои занятия искусствами благополучно закончились, господа! Приветствую Вас, Ваше благородие, она кивнула подошедшему Корндорфу. Присаживайтесь, скоро будут подавать.
Простите, я, кажется, прервал вашу беседу, дорогая хозяйка? расшаркался барон. Вы говорили об искусстве?
Нет-нет, все в порядке. Мы как раз заканчивали.
А что, капитан, обратился тогда барон к Константину Викторовичу, прибудем ли мы в порт назначения с опозданием или Бог и в межень милует?
Надеемся, что милует, Ваше благородие. Хотя дождик не помешал бы уже, капитан посмотрел в абсолютно чистое небо, на котором не было ни облачка. А вот как наши соратники из Твери доберутся? Как думаете, Варвара Михайловна, успеют они в срок?
Может быть, решат берегом ехать? Уж, как договорено быловечером сход, после ужин и обратно, не так ли? Я намеревалась завтра к вечеру вернуться домой.
А если переговоры затянутся? Я ж рейсовый подневольный, Варвара Михайловна. Вы уж тогда замолвите словечко, чтобы мой вопрос в первую очередь разобрали, прошу Вас.
Да что Вы, Константин Викторович, и я с Вами обратно! Никак иначе. Что там обсуждать да канителиться? За два часика все и обговорим. Вообще не понимаю, зачем надо было это сборище устраивать?
Кхе-кхе, кашлянул капитан, вот и остальные гости пожаловали. Обсудим это позже, дорогая хозяюшка.
К столу подходили давешний издатель и супружеская пара, путешествующая первым классом. Все были в сборе, и капитан кивнул ожидающему в сторонке стюардуподавать.
***
Нина не поддалась на уговоры и ушла сразу же, как только Лиза нашла в себе силы выйти к близким. Князь ждал ее на улице и, бросив лишь один взгляд на лицо дочери, расплылся в улыбке.
«Не так страшен черт, как его картинки!», такова, кажется, русская поговорка? Все благополучно?
Нет, не все, папа, но там все поправимо. Обошлось. И все равно очень больно откликается. Только не говори лишнего отцу Лизы, он очень плох, у него сердце не выдержало. Эх, если б вчера все прояснилось!
Я очень уважаю Андрея Григорьевича, ноОтец Нины велел кучеру трогать. Я потому туда не пошел, дочь, чтоб ничего не знать! И ничего не сказать! Не понимаю, как это можно заболеть от боли? От боли можно только мстить! А уж потом
Папа, папа! Кому мстить? Я же сказала, что все обошлось!
Не знаю, как у русских все это простообошлось. Да если б, не дай Бог, моя дочь! Если б с тобой что такое, Нина! Хоть одна слезинка! Да я б нашел виноватого, если б его даже в природе не существовало!
Да какое «такое», папа? Говорю же, там не было ничего дурного, просто ей стыдно было перед отцом, что без спроса уехала так далеко, а потом ей солнцем голову напекло, так еще и плохо стало. Это со всяким может статься.
Смотри, Нина! отец резанул по дочери взглядом. Смотри, чтоб никакое солнце тебя не обожгло! Я не посмотрю, кто и как, я и до солнца доберусь! Я найду, кого наказать! Как только услышу имяникто меня не удержит! Не услышусам найду!
О, Господи! Нина смотрела на отца и со страхом, и с плохо скрываемым восхищением. Как же мы с тобой похожи, папа! А к поезду мы, конечно, уже не успели?
Не успели, дочь. Домой, или как скажешь?
А поехали, папа, пирожные есть? В ту кондитерскую, помнишь? Ты меня маленькую возил
Они провели этот день вдвоем, чего давно уже не было в их жизни. Переночевали в пустующем особняке последний раз, и утром князь Чиатурия решил, что новых билетов на поезд брать они не станут, а поплывут вместе с вещами и слугами, пусть дольше, но продлив это их случившееся вдруг уединение ото всех. Ведь скоро отцу и дочери придется проститься. Совсем. Другой мужчина будет принимать решения, оберегать жизнь и честь Нины и, может быть, водить ее в кондитерские.