У тебя нет желания съесть что-нибудь?прервал его Хуссейни.В конце концов, сейчас время ужина. У меня нет в запасе ничего особенного, но мы поступим так, как это делают в пустыне.
Я не против,согласился Блейк.
Хуссейны поставил в духовку пару пиде, вынутых из холодильника; далее были извлечены острый соус, отправленный разогреваться на плитку, хумус, сваренные вкрутую яйца, сыр, тушёная фасоль.
А пива у тебя нет?поинтересовался Блейк.Или ты строго блюдёшь запреты?
Не так уж строго,признался Хуссейны,моя мать была ливанкой.
Блейк возобновил свой рассказ, время от времени отправляя в рот кусок-другой:
Брестед имел любовницу. Некую Сюзанну Блиньи, вдову французского дипломата из консульства, которая осела на постоянное жительство в Миннеаполисе, и между ними, возможно, была переписка. Мне также удалось установить, что госпожа Блиньи в течение карьеры её покойного супруга побывала также и в Египте, в Луксоре.
Могу себе представить,произнёс Хуссейны.То были прекрасные времена «Отель дю Нил», Огюста Мариэтта и Эмиля Брюгша, героической египтологии...
Однако же между этими двумя, весьма возможно, также существовала избирательная близость... У мадам Блиньи была дочь, Мари-Терез, которая вышла замуж за некоего Джеймса ОДоннела, офицера военно-воздушных сил. Он погиб в воздушном бою в небе Англии.
Целая династия вдов...прокомментировал Хуссейны, ставя на стол исходящий паром соус.
Блейк размазал его по своему пиде и добавил ещё тушёной фасоли.
Похоже на то... Во всяком случае, Мари-Терез ОДоннел в возрасте восьмидесяти семи лет была ещё жива и сохранила переписку между Джеймсом Генри Брестедом и своей матерью. Я попросил её предоставить мне возможность ознакомиться с ней и наконец заполучил папку, за которой охотился уже несколько месяцев.
Предполагаю, что в этот период ты пренебрёг кое-чем другим: совещаниями отдела, вечеринками преподавательского состава, приёмом студентов, а также и своей женой.
Именно,признался Блейк.Я был настолько занят своим расследованием, что не отдавал себе отчёта в беге времени и своих упущениях. В то же самое время я недопонимал, что окопы, оставленные без гарнизона, тотчас же будут заняты врагом...На мгновение по лицу Уильяма Блейка пробежала тень, как будто все тревожные мысли, на короткое время покинувшие его, вновь пришли ему на ум, все вместе взятые.
И что же ты нашёл в этой папке?полюбопытствовал Хуссейни.
Блейк заколебался, как будто упорствовал в своём намерении раскрыть тайну, хранимую до сих пор только для самого себя. Хуссейни опустил взгляд и положил себе на тарелку еду с большого блюда.
Ты не обязан отвечать мне,заметил он.Мы можем поговорить и на другую тему. Например, о женщинах или о политике. То, что происходит на моей родине, обеспечивает предостаточно материала для обсуждения.
Ещё несколько мгновений Блейк хранил молчание. На улице также царила тишина. В этот час никто больше не сновал по улицам, а снег, который пошёл с новой силой, приглушил бой часов на башне университета. Уильям встал и подошёл к окну: он думая о раскалённых песках Долины царей, и на секунду ему показалось, что все события прошедших дней привиделись ему во сне. Он вновь заговорил:
Папка относилась к примечанию, которое я прочитал на документе Института Востока, и содержала в себе начало копии иероглифического текста, вступлением к которому являлись следующие слова:
Я последовал за хабиру из Пи-Рамзеса через Тростниковое море, а затем в пустыню...
Хуссейни согласился:
Производит впечатление, ничего не скажешь. Совпадения с началом «Книги исхода» очень существенные. Однако ты хорошо знаешь, что название народности хабиру истолковывается в научной литературе в противоположных смыслах. Не сказано, что оно означает «евреи»; извини, но не сказано. Надеюсь, что ты взбудоражил институт не только по этой единственной причине... Из-за тебя они здорово опростоволосились.
Стиль идеограмм целиком схож с изображениями на так называемой «израильской» стеле,оскорблённо возразил Блейк.
Хуссейни, казалось, отвергал эту идею:
Впечатляет, нет слов... Извини, я не собирался усомниться в твоей компетентности. Просто в некоторые вещи оказывается трудно поверить... Я ещё сварю кофе. Ты хочешь?
Да, если только ты не заведёшь опять музыку пестика.
Американский, с фильтром,объявил Хуссейни, снимая турку с электроплитки,в противном случае нам не удастся заснуть.
Эта копия, которая подкрепила репутацию Брестеда, содержала совершенно недвусмысленное свидетельство исторической достоверности «Книги исхода», которая когда-либо встречалась в небиблейском тексте. И в этот момент я решил пойти до конца. Брестед прилежно указал происхождение оригинала: какой-то папирус, увиденный им в доме некоего Мустафы Махмуда в Эль-Квирне, по которому он вёл переговоры от имени Института Востока... Ему удалось только прочитать первую строку и скопировать составляющие её идеограммы до того, как папирус спрятали.
Эль-Квирна была не только раем для грабителей гробниц, но и фальсификаторов, друг мой. Я всё больше убеждаюсь в том, что ты попал в западню...
Ставка в игре была слишком высока, чтобы бросить её, и тем не менее Брестед не был неискушённым человеком: если он счёл этот документ подлинным, то для меня это стало большой вероятностью того, что так оно и было. Взвесив все «за» и «против», я предпочёл рискнуть и убедил совет факультета выделить значительную сумму для исследований на месте, которые должен был провести лично я. Между прочим, голос Олсена стал решающим для выделения средств.
И ты потерпел провал. А все вели себя так, будто жаждали твоей крови. Так ведь?
Минуточку, многоуважаемый коллега. Я не настолько глуп. Этот документ существовал. И возможно, всё ещё существует.
Хуссейни глубоко затянулся, затем покачал головой:
Минуло почти девяносто лет...
Говорю тебе, что этот документ существовал... даже более того, существует.
Если ты не можешь доказать факт, то это всё равно как если бы он не существовал, и тебе это известно не хуже меня. В любом случае мне хотелось бы знать, почему ты можешь быть настолько уверен. Только не говори мне, что нашёл в Эль-Квирне наследников Мустафы Махмуда...
Я на самом деле не только нашёл их, но обнаружил ещё и нечто получше.
А именно?
Фотодокументацию. Частичную, не совсем ясную, но тем не менее чрезвычайно важную.
Они сидели в молчании, араб-учёный следил взглядом за тонкой струйкой дыма, поднимавшейся от тлеющего конца сигареты, а его гость вертел в руках порожнюю чашку кофе. Звук сирены полицейского автомобиля отдавался эхом между стеклянными стенами небоскрёбов, проникая через снежную завесу в эту удалённую комнату как слабый отчуждённый тревожный крик.
Ну, продолжай,попросил Хуссейни.
Я отдавал себе отчёт в том, что веду большую игру, как это случается каждый раз, когда идут поиски документа, лежащего в основе предания, дошедшего до нас из глубины тысячелетий: наименьший рисккороткое замыкание, наибольшийкатастрофа. Я действовал осмотрительно и никогда лично: у меня был мой ученик, Селим Каддуми.Хуссейни кивком подтвердил, что знает его,отличный парень, который готовил под моим руководством диссертацию на степень доктора философии, стипендию ему выплачивало египетское правительство. Онидеально двуязычен, осуществлял все контакты от моего имени, беседовал со старыми феллахами Эль-Квирны, тратил деньги умеренно и продуманно, удерживая, ясное дело, небольшие комиссионные для себя самого, пока не заполучил важную информацию. Слухи в подпольной торговле антиквариатом сообщали о том, что на рынок должно поступить некоторое количество предметов из старого запаса времён золотого века. В этот момент я лично появился на сцене. На мне был элегантный итальянский костюм престижной фирмы, я прибыл на взятом напрокат шикарном автомобиле и договорился о встрече, представившись потенциальным покупателем.
Почему?заинтересовался Хуссейни.
Как я уже говорил тебе, мой паренёк увидел сделанное «Полароидом» фото одного из предметов, выставляемых на продажу, и довольно точно воспроизвёл его по памяти на рисунке. Мне показалось, что я узнал одну из археологических находок, описанную Брестедом в папке, которую я изучал в Миннеаполисе: браслет из золочёной бронзы с украшениями из янтаря, гематитов и сердолика. Похоже было на то, что на продажу будут также выставлены папирусы. Было разумно предположить, что частью партии может оказаться и папирус, который я разыскивал, поскольку о нём ничего не было слышно со времён Брестеда. Если меня не обманут, то мне выпадет такое везение, на которое я даже не осмеливался рассчитывать. В любом случае стоило попытаться.