Допьем, коллега, у нас с вами одна альма-матер, товарищ Уманов!
Возникла некая пауза, которую Игорь наконец задумчиво прервал:
Исторический я закончил в 1980 году с большим вопросом по жизни: «Мы окунаемся в историю и оцениваем наше прошлое, чтобы себя разрушить, чтобы не оставлять себе шанса на дальнейшее развитие, дабы посмотреть в будущее с гордо поднятой головой из-за сталинских репрессий?» Неожиданно склонившись над столиком, почти касаясь лица Уманова, тихо добавил:Что мне рассказать детям об их прадеде, генерале КГБ, пустившим себе в год моего рождения в 1956-м пулю в висок, когда за ним пришли коллеги по указке Хрущева?
Валера не понимал, куда приведет весь этот откровенный разговор, когда уже оба «под шафе», поэтому просто решил не обострять ситуации и сменить тему:
Хотите сказать, о возросшей роли исторического просвещения молодежи и школьников?
Совершенно верно, помните сказку про правду и кривду? Давайте, Валерий, по последней за родной Томский университет, где все же учат говорить молодежи правду, согласитесь, надоело быть обманутыми! А потом прогуляемся, хочу предложить перспективную работу!
Глава 10
Уманов по-настоящему начал беспокоиться, когда, оглядевшись, не увидел Тамару Сможенкову на лекции по истории КПСС, читаемой в общем потоке вместе с юристами из-за болезни профессора Варенцова. Валера рассеяно слушал невнятные рассуждения молодого аспиранта и медленно рисовал овал на открытой странице в общей тетради. Затем ставил дефис и цифры, за которыми пытался разложить мысли, роящиеся обеспокоенным ульем. Разговор с сотрудником комитета государственной безопасности, который дал определенно понять о возможности стать в скором будущем офицером контрразведки. При этом Игорь обещал сообщить о неких обязательных условиях в их конторе после рассмотрения и изучения анкеты Уманова. Первая мысль под цифрой один спряталась в три буковки КГБ: «Да, стать офицером, не оканчивая военного училища без этой самой муштры, о которой рассказывал брат, курсант Томского высшего командного училища связи, конечно, здорово. Квартира, приличная зарплата, звания! Да, стоит, пожалуй, всего этого». Под цифрой два тут же загудела другая мысль: «Опомнись, парень, и признайся себе в том, что мечту стать профессором права придется оставить». Валера вздохнул, поставил цифру три и посмотрел на доску. Аспирант взял мел и размашистым почерком написал на ней: «Западно-Сибирский край был образован 30 июля 1930 г. с центром в г. Новосибирске путем разделения Сибирского края на западную и восточную части». Его голос увяз в цифре три: «Тамара не пришла вчера в кафе, и сегодня её нет. Странно, похоже, влюбилась в меня, но, к сожалению, не в моем вкусе, не то, что Ирка!» Валера повернул голову и встретил взгляд блондинки с распущенными волосами, волнистыми локонами, перекатывающимися по спине всякий раз, когда девушка поднимала голову и открывала красивое лицо. «Ну, не пришла и не пришла, чего дергаться!» Уманов нахмурился, но Ира поняла это по-своему, и вскоре сосед передал записку, в которой ровным почерком значилось: «Ровно в девять вечера у меня, будем одни, как обычно, дорогой!» Валера поднял в её сторону большой палец вверх, одарив улыбкой Казановы.
Захлопнув тетрадь, словно подводя черту под внутренним монологом, он начал слушать и вникать в суть лекции, так и не услышав вопроса, прозвучавшего где-то за спиной. Аспирант смотрел поверх голов студентов, отчего большие роговые очки сползли на нос. Словно обращаясь только к одному оппоненту с последнего ряда под самым потолком аудитории, молодой преподаватель пытался объяснить: «Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года О мероприятиях по ликвидации кулачества как класса в борьбу включились не только партия, но прокуратура и НКВД, факт широко известный. В чем проблема, товарищ студентка, простите, как вас?»
Уманов обернулся и увидел в последнем верхнем ряду Тамару, которая встала и громко парировала:
Моя фамилия Сможенкова! Возможно, для вас, простите, имени-отчества не знаю, проблем нет, если не касаться морально-этической стороны вопроса. Для рассмотрения материала на лиц, проходящих по этим уголовным делам, простите за тавтологию, создавались тройки с представителями от крайкомов ВКП(б) и прокуратуры и утверждались они на коллегии НКВД, таким образом, честное, беспристрастное разбирательство с правом защиты, заложенной в Конституции РСФСР, заменялось репрессиями! Возникает вопрос: зачем?
В аудитории повисла тишина, а с ней и авторитет молодого преподавателя, который всего месяц как стал таковым, и это была его первая лекция. Он растерялся, вытер меловой тряпкой брюки, отчего они стали белыми, потом сунул её в карман. На первых рядах начали смеяться
Ира резко поднялась, повернулась к Тамаре и выкрикнула на весь зал:
Сможенкова, повторите на досуге лучше басню Крылова про Моську и слона. Это первое. О вашем увлечении антисоветской литературой в бюро комсомола известно, и скоро отчитаетесь об этом с далеко идущими выводами! Что касается репрессий, то им дана объективная оценка XX съездом партии, и не вам ставить их под сомнения!
Девушка с вызовом взглянула на Уманова и села, раскинув роскошные волосы по плечам. Поднялся шум и начался гвалт. Одни кричали: «Позор!» Другие: «Карьеристка!» Аспирант снимал очки; старательно их тер, близоруко щурясь, и снова надевал. Руки его тряслись. Сможенкова почти бегом пронеслась по аудитории, взлетела на кафедру и громко крикнула:
Прошу внимания!
Зал, словно по взмаху дирижерской палочки умолк, пожирая горящими глазами сокурсницу в белоснежной блузке с темно-коричневым бантом на груди.
Хорошо, Ира, на бюро комсомола университета обязательно приду и принесу с собой из архивов материал, рассекреченный в соответствии с решениями XX съезда нашей партии, об одном из организаторов коллективизации и раскулачивания. Входил он в тройку НКВД, вынесших в Западной Сибири десятки тысяч смертных приговоров, большинство проходивших по этим делам людей реабилитированы в настоящее время. В 1937 году этот человек был наркомом земледелия, в последующем арестован по обвинению в создании латышской фашистской организации и расстрелян. Фамилия этого политического деятеля Эйхе, странно, что вы тоже товарищ Эйхе, Ирина!
Последнюю фразу Тамара произнесла совершенно спокойно, а затем, хлопнув дверью так, что аспирант вздрогнул и выронил тряпку на ботинки, ушла из аудитории
Валера Уманов вдруг понял, что влекло его к этой худой, невзрачной девушке. Он увидел свет, чистый и ясный, в ореоле которого она произносила всегда слова правды. Уманов стремглав бросился вслед Сможенковой.
Глава 11
Главный врач Томской психиатрической больницы в небольшой комнате для «особых» посетителей принимал куратора клиники, майора КГБ Станислава Ивановича Куркина. Сегодня Куркин был особенно деловит и от традиционной рюмки медицинского спирта отказался. Дверь бесшумно закрылась, как только майор переступил порог секретной комнаты. Он быстро достал из черного «дипломата» копию документа с грифом «секретно», заверенную начальником Томского управления КГБ. Внизу размашистом почерком стояла роспись «Заместитель председателя КГБ СССР Крючков В.А.»
Иван Афанасьевич, ознакомьтесь с данным документом! Куркин протянул машинописный лист главному врачу института.
А что это? Доктор начал шарить по карманам в поисках очков.
Куркин взял очки с холодильника и протянул ему:
Разрешение на применение СП-108. Мы называем препарат «сывороткой правды». Он применим к больному, который был доставлен вчера с Бакчарского района.
Да, конечно, понимаю! Однако у Варенцова Ивана Петровича высокая температура и подозрение на воспаление легких, сегодня его должны осмотреть пульмонологи.
Главный врач осторожно взял бумагу и, водрузив очки в золотой оправе на крючковатый нос, стал медленно её читать, шевеля губами. Лист в трясущихся руках подпрыгивал.
Да вам, дорогой доктор, пора принять спиртяжки, вы случайно того, не перебрали вчера, а? Станислав Иванович рассмеялся.
Нет, товарищ майор, абсистентного синдрома у себя не наблюдаю!