Что я Вам, Серкидон, скажу от себя. Вагнер, бесспорно, гений. В его музыке такое безудержное стремление к идеалу, такое страстное желание превзойти реальность, что поневоле ощущаешь себя лермонтовским демоном. Опасно ли это? Наверное
Теперь, заканчивая обзор сердцеедов с большими носам, скажу о них, как о богоугодных, так и о демоноподобных, все они выдающиеся мастера своего дела. Дела, которое отнимало у них столько времени, что просто некогда было им ухаживать за дамами, а уж тем более тратиться на такие глупости, как обмер собственного носа.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-27-
Приветствую Вас, Серкидон!
Имея честь находиться примерно в Вашем возрасте, прочёл я «Письма к незнакомке» французского писателя Андре Моруа. Читать пришлось быстро, дабы передать следующему алчущему книжку «Иностранной литературы». Передавали, словно крамольную листовку, хотя, казалось бы: а что в ней антисоветского? Только полная свобода самовыражения и кромешное отсутствие пролетариата могли возмутить Софью Власьевну. Так «уважительно» по имени отчеству называли Советскую Власть ею недовольные.
Чуть позже попалось в мой невод, заброшенный в сферу духа, «Открытое письмо молодому человеку о науке жить». Текст, который во многом меня изменил, Моруа написал в восемьдесят лет. Помните, слова душевной песни: «В жизни раз бывает восемнадцать лет» Так вот, восемьдесят лет бывает, что и не бывает. На радость поклонников своего таланта писатель-биограф, писатель-романист, писатель-наставник не только дожил до преклонного возраста, но и сумел сохранить ясность ума, и способность к художественному формулированию.
Процитирую Вам из «Открытого письма» пассаж, который (по задумке автора) должен убедить молодых людей в том, что малопривлекательная внешность не есть помеха для любовных побед:
«Я знал одного большого сердцееда, который был страшен, как смертный грех. Но если он хотел добиться женщины, то осаждал её буквально дни и ночи напролёт. Он засыпал возлюбленную записками, цветами, тщательно выбранными подарками, свидетельствовавшими о прекрасном знании её вкусов. Поначалу красавица возмущалась, жаловалась, приказывала ему прекратить. Потом она привыкала к этим сюрпризам и уже не могла без них обойтись. Раньше её раздражали ночные телефонные звонки, теперь она ждала их с замиранием сердца, тревожилась, если поклонник запаздывал. Сердце её было покорено. Крепость сдавалась».
Верно ли поступила «крепость»? Трудно судить, не зная толком участников любовной коллизии. Но у меня (могу Вам в этом признаться) всегда оставляли неприятный осадок такие победы. Виделось в них что-то несправедливо- неравновесное. Хотелось верить, что прекрасная Джульетта цветёт для пригожего Ромео, Маргарита положена только Мастеру, а доля изнеженной Изольдыуслаждать ласками мужественного Тристана. Когда же девственницу-Изольду отдают, как на заклание, пожилому Марку, старый коршун Мазепа «заклёвывает» голубку-Матрёну Кочубей, а Квазимодо, роняя слюни, раздевает взглядом Эсмиральду, кажется это противоестественным. И огорчает.
То ли дело, если красавица даёт отпор чудовищу! Радость охватывает душу Расскажу про случай, имевший место в те давние времена, когда студенчество запоем читало «запрещённые» «Письма к незнакомке»
С нами училась красивая девочкаНастя Орлова. Спортсменка, комсомолка и не просто красавица, а такая красавица, что подойти боязно. Смотрели мы на нашу Настеньку, как на прекрасную вазу. Посмотришь и словно в Эрмитаж сходил В мыслях не было Ну Вы понимаете.
И надо же появился наглый и разбитной типчик, у которого в мыслях как раз таки было. Возжелал красу и гордость потока наглый и весьма неприятный с виду пятикурсник. Страхолюдина редчайшая Ну, очень мерзкий Ну представьте себе, Серкидон, адскую смесь Пикассо и Мефистофеля. И вот такое дьявольское отродье стало активно охаживать голубку нашу. Если немного переврать «старушку» Ларину, то: «Уж как он Настенькой прельщался,// Как мелким бесом извивался». Убеждал (надо же, что удумал!), мол, Настенька из «Аленького цветочка» приголубила чудище заморское, и вот как всё славно у них сложилосьи дворец, и остров, и каменья дорогие Месяц длилась осада И Вы знаете, наша Настя, на радость всему честному студенчеству, устояла, не повелась на сладостные речи и посулы
Всё Нет, почти всё. Вы, Серкидон, могли бы спросить меня, а как же Анжелика и хромой граф Жоффрей де Пейрак, лицо которого изуродовано шрамом? Историю этой любви примем, как исключение. Граф настолько по-мужски безупречен, что не жаль отдавать такому эталонному молодцу всем мужчинам образцу прекрасную Анжелику.
Горько мне это говорить, но Вы, Серкидон, о такой женщине даже не мечтайте. Рано.
Жму Вашу руку, и до следующего письма.
-28-
Приветствую Вас, Серкидон!
Я только что от дантиста. В клинику брал с собой сборник стихов Евгения Лукина, первым делом отыскал:
Тает жизнь в осеннем шелесте,
Усыхает, как лоза.
У меня вставные челюсти
И безумные глаза.
Скальте, скальте зубы юные!
Нет бы, скальда поберечь
За глаза его безумные
И фарфоровую речь!
Серкидон! Какая лапочка, какая очаровашка помогала остановить массовый падёж моих зубов. С ней бы мне повстречаться лет эдак назад да где-нибудь на побережье Ух, я бы выдал ей «Я помню чудное мгновение»! Это она сидела бы у меня с открытым ртом.
Очень рекомендую Вам, Серкидон, возлюбленную-дантиста. Вы бы посещали её два раза в год как дантиста и, надеюсь, гораздо чаще как возлюбленную. А я бы утешился как относительно Вас, так и относительно Вашей полости рта
Так вот, Серкидон, в свете врачебного софита вспомнились мне строчки из романа «День творения» Владимира Краковского. У героя романа болит зуб, он идёт к поликлинику.
Глава начинается так:
«Только возлюбленные и дантистыкто ещё так низко наклоняют к нам лицо, только возлюбленные и дантистыкто ещё смотрят нам в рот, только возлюбленные, только дантисты способны причинить нам такую боль»
Мастерский заход!.. Помню, когда я читал «День творения», и дошёл до того места, когда у главного героягениального Верещагинаразболелся зуб, пригласили меня на собрание молодые литераторы. Помимо прочего и разного всякого спросили: «Кто ваш любимый русский писатель?..» Лучше бы спpосили: «Какой ваш любимый зуб?» Я бы тогда ответил: «Зуб мудpости». Мои зубимые, пардон, любимые писателимои зубы, которые помогали мне разминать и усваивать пищу духовную Хотя, нет. Зубтвёрдый, а писатель, как и разные соединения углеводорода, может быть мягким, как графит, и твёрдым, как алмаз. В зависимости от состояния души
Молчание затягивалось, я чувствовал себя Парисом, держащим в руке вставную челюсть Чтобы не было потустороннего раздора между честными писателями прошлого, я сказал: «Краковский»
Раз уж цитировал, раз уж считаю про себя мастером, то пусть будет и любимым писателем. Ну, скажи я: «Пушкин, Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов, Бунин» все эти имена были аудиторией ожидаемы. Все эти большие мастера слова ушли в мир иной и о моём выборе ничего бы не узнали. А Владимир Лазаревич Краковский, слава богу, жив-здоров, мы с ним приятельствуем, и если он узнает, что мой приз достался ему, человеку будет приятно
Кстати говоря, имя Владимир Краковский подскажет Вам, проницательный Серкидон, город, в котором проживает писатель. Что Вы говорите?.. Вы ошиблись, не в Кракове, а во Владимире
Ну, хорошо, пока такой необходимой со всех сторон возлюбленной- дантиста у Вас нет, обходитесь, Серкидон, моими наставлениями. Закончили с лирикойпримите к сведенью суровую правду жизни.
Итак, о зубах. Правило Лао-Цзы «Мягкое побеждает твёрдое» не срабатывает в двух случаях. Горе-любовники поведают Вам о первом исключении из правила, вторая осечкапо отношению к зубам. Они у мужчины должны быть твёрдыми всегда.
Для этого:
Обязательно нужно чистить зубы утpом и вечеpом. Полоскать полость pта после каждого пpиёма пищи. Если нет возможности прополоскатьиспользуйте жевательную резинку. Но это если Вы уверены в своих пломбах. И не жуйте долго. Помните, что Вы не корова, но человек!..