Мне он казался очень красивым. Доставая из сумки «Дейли экспресс» для Памелы и делая вид, что привожу в порядок стол, я наделась, что Памела каким-то чудом задержится. На родине у меня была парочка «увлечений», как называла их моя мать: мы держались за руки в темноте «Рокси», ходили за хот-догами после лекций, неуклюже целовались на концерте в «Доме принца», устраивали поздние пикники на Питч-уок, где любовались мотыльками в голубоватом свете. Но я никогда не доходила до конца.
Я вообще старалась избегать мужского внимания, находя весь процесс ухаживания мучительным. «Свободная любовь» обошла нас, школьниц Порт-оф-Спейн, стороной. Наше католическое образование было пережитком Викторианской эпохи, в нем явственно звучала тема падших женщин, безвозвратно погубленных девушек, увязающих в болоте собственной глупости. Нам внушали мысль, что мы слишком возвышенны для такого рода плотских контактов.
К сексу я относилась с высокомерным страхом, сбитая с толку тем фактом, что некоторые девушки им все-таки занимались, например, Листра Уилсон или Доминик Мендес, причем с более взрослыми парнями. Судя по таинственности, сквозившей во взгляде этих девиц, они очень даже неплохо проводили время. Где они находили этих парней, всегда оставалось для меня загадкой, но, безусловно, этот процесс предполагал, что они нарушают запреты взрослых, вылезают из окна спальни и пробираются в ночные клубы возле Федерик-стрит и Марин-сквер. Насколько я помню, Листра и Доминикте самые рисковые девчонкипохоже, были женщинами с момента своего рождения; они напоминали русалок, женственных и властных, которые приплыли к берегу, чтобы жить среди людей. Неудивительно, что мы, трусишки, предпочитали зарыться в книгах. Мы считали секс ниже своего достоинства, потому что он был для нас недосягаем.
Входная дверь Скелтоновского института все еще была заперта. Мне так не хотелось, чтобы это кончилось: в задней комнате насвистывал чайник, предлагая еще чаю, Лори то вытягивал, то подбирал под себя ноги, спрашивая, какие фильмы я смотрела, как я могла не видеть такого-то фильма, что мне нравится большеблюз или фолк, сколько месяцев я здесь проработала и нравилось ли мне жить в Клэпхеме. Надо признать, Лори всегда умел показать человеку, что тот для него важен.
Хочешь, сходим в кино? предложил он. Мы могли бы посмотреть «Живешь только дважды» или «Шутников».
«Шутников»? Это специально для тебя фильм, наверное.
Там играет Оливер Ридон великолепен, сказал Лори, но, боюсь, всякие криминальные выкрутасы для тебя просто пшик.
Пшик? Почему ты так думаешь?
Потому что ты умная. Ты бы сочла оскорблением, если бы я повел тебя смотреть фильм про каких-то болванов, которые гоняются за королевскими драгоценностями.
Я засмеялась, довольная своим открытием насчет того, что и Лори испытывал нервное напряжение из-за всего происходящего с нами, и растроганная тем, что он не побоялся мне в этом признаться.
Или ты хочешь посмотреть один из тех французских фильмов, спросил он, где люди просто фланируют по комнатам, глядя друг на друга?
Давай сходим на Бонда.
Хорошо. Отлично. Отлично! Мне так понравился «Голдфингер»чего стоила одна только шляпа-ко- телок!
Я снова засмеялась, Лори подошел ближе к столу и взял мою руку в свою. Я замерла, глядя на руку.
Оделль, проговорил он, я думаю то есть я хочу сказать, ты
Что?
Ты просто
Он все еще держал меня за руку. И впервые в жизни я не хотела, чтобы мужчина меня отпускал.
За окном снова хлестал дождь. Я отвернуласьменя отвлек шум воды за дверью, потоки каскадом лились на серую мостовую. Лори наклонился и поцеловал меня в щеку. Я повернулась к нему, и он снова меня поцеловал. От этого стало совсем хорошо, и мы в течение нескольких минут целовались, не покидая приемной Скелтоновского института.
Наконец я вырвалась из объятий.
Меня из-за тебя уволят.
Ладно. Этого нельзя допустить.
Он вернулся на свой стул, по-идиотски улыбаясь. Дождь начал барабанить сильнее, но все же это был английский, а вовсе не тринидадский дождь. У меня на родине напоенные воздухом водопады обрушивались из разверзшихся небес, тропические ливни хлестали неделями, а зелень лесов увлажнялась настолько, что казалась почти черной. Погасшие неоновые вывески, склоны холмов, превращенные в грязное месиво, цветки этлингеры высокой, такие красные, как будто лепестки пропитаны кровью, и всем нам приходилось прятаться под навесом или укрываться в домах, пока не появлялась возможность пройтись по блестящему после дождя асфальту. С помощью фразы «дождь идет» мы объясняли свои опоздания, и все понимали, о чем идет речь.
Что? прервал мои размышления Лори. Почему ты улыбаешься?
Да так, ответила я. Ничего особенного.
И тут раздался стук. Это Квик смотрела в комнату сквозь дверное стекло, выглядывая из-под широкого черного зонтика.
Ох! воскликнула я. Она рано.
Я побежала к двери и открыла ее, благодаря Бога за то, что Квик не застала нас целующимися. Она вошла, и лицо ее показалось мне более худым, чем раньше. Квик отряхнула плащ и зонтик.
Август, пробормотала она.
Потом подняла голову и заметила Лори.
Вы кто? спросила она, насторожившись, точно кошка.
Это мистер Скотт, вмешалась я, удивленная ее прямотой. Он хотел бы с кем-то переговорить о своей картине. Мистер Скотт, это мисс Квик.
Мистер Скотт? переспросила она, не сводя с него глаз.
Приветствую! воскликнул Лори, вскакивая со стула. Да, я хотел узнать, что тут у меняфамильная ценность или никому не нужный хлам.
Он протянул руку для пожатия, а Квик, как будто сопротивляясь сильному притяжению, медленно протянула ему свою. От меня не ускользнуло, что она вздрогнула, но Лори этого не заметил.
Квик слабо улыбнулась.
Надеюсь, для вашего же блага, мистер Скотт, что это первое.
И я надеюсь.
Могу я взглянуть?
Лори подошел к столу и начал разворачивать сверток. Квик осталась там, где стояла, пальцы ее крепко вцепились в ручку зонтика. Она продолжала пристально смотреть на Лори. Плащ у нее был совершенно мокрый, но она его не снимала. Широким жестом Лори поднял картину как можно выше, чтобы мы с Квик могли ее получше разглядеть.
А вот и она.
Четыре или пять секунд Квик стояла, не в силах оторвать глаз от золотого льва, от девушек, от пейзажа, разворачивающегося у них за спиной. Зонтик выскользнул у нее из рук и шлепнулся на пол.
Квик? встревожилась я. С вами все в порядке?
Она посмотрела на меня, резко повернулась и выбежала на улицу.
Ну, картина не настолько плоха, промолвил Лори, глядя вслед Квик поверх картины.
Тем временем Квик спешила через площадь, наклонив голову и совершенно не обращая внимания на дождь, из-за которого промокла до нитки. Едва я потянулась за своим плащом, явился Эдмунд Рид.
Сняв фетровую шляпу, с которой капала вода, Рид посмотрел на меня сверху вниз.
Мисс Бастон, если не ошибаюсь?
Бастьен.
И куда это вы собрались бежать?
Я должна догнать мисс Квик. Она забыла свой зонтик.
У меня с ней назначена встреча.
Рид повернулся туда, где теперь снова сидел Лори; тот держал на коленях картину, поспешно завернутую в коричневую бумагу.
А это кто?
У мистера Скотта есть картина, пролепетала я.
Это я вижу. Не многовато ли здесь суматохи для восьми пятнадцати утра? И где мисс Радж?
Сегодня я дежурю в утреннюю смену, мистер Рид. Мистер Скотт пришел сюда в этот час в надежде, что кто-то посмотрит его полотно. Оно принадлежало его матери ее любимое
Я умолкла, отчаявшись догнать Квик и удостовериться, что с ней все в порядке.
Рид снял свое мокрое пальто с медленной осмотрительностью, как будто я водрузила на его плечи непосильное бремя. Он оказался высоким крупным человеком, сразу заполнившим пространство своей превосходно сшитой одеждой и копной светлых волос, а также древесным запахом лосьона после бритья.