Патер пришел.
Пришел?..
Ты хотел поговорить с ним...
Да!.. Скажи ему, что старейшина хочет говорить с ним.
Велло произнес эти слова свысока, со скрытой враждебностью. Но вдруг его осенила какая-то мысль, он остановил сестру и просительно сказал:
Пусть сегодня же придет. Мне надо побеседовать с ним.
Возбужденно шагая взад и вперед по скрипящему снегу, он думал с досадой: "Как же мне раньше не пришло это в голову!"
Он хотел было кликнуть Кахро, чтобы послать его за Ассо, но передумал. Лучше поначалу поговорить наедине. Он велел узнать, есть ли в доме свежая копченая дичь, и если нет, то пусть немедленно зажарят на вертеле тетерку.
Лейни вскоре ушла, а Велло стал дожидаться патера.
Он торопливо отдавал распоряжения Кахро, Оттю и Малле, неоднократно выходил на дорогу, пока не заметил, что стало смеркаться.
А если он не придет сегодня? Не посчитается, что старейшина пригласил его!
Наконец, когда уже совсем стемнело, в шалаш вбежала Вайке и сообщила, что к дому медленно приближается черная фигура,вероятно, патер.
Вайке осталась у очага зажигать лучины; Малле ввела гостя в дом.
Он медленно переступил порог. Был он с ног до головы в черном, лишь бледное лицо да сухие пальцы, державшие длинный, достигавший плеча, посох, оставались открытыми.
Он спокойно переложил посох в левую руку, поднял правую, перекрестился и тихо, певучим голосом произнес:
Слава Иисусу Христу ныне и присно и во веки веков! Аминь.
Велло встал с камня, на котором сидел, шагнул навстречу гостю и, подняв руку, приветствовал его.
Малле помогла ему снять черный длинный балахон, подбитый изнутри мехом. Под ним оказалась такая же длинная черная ряса с широкими рукавами, доходившими до кончиков пальцев. Посох Малле поставила в угол.
Велло указал патеру на камень напротив себя и подождал, пока не сядет гость. Тот стал растирать пальцы, которые, очевидно, замерзли, а затем тихо заговорил на ливском наречии:
Старейшина звал меня, но я не смог прийти раньше. Бог послал мне двух сестер, они жаждут, чтоб я окрестил их и рассказал о святом учении.
Лицо у патера было продолговатое, худое, как у человека, вставшего после тяжелой и продолжительной болезни. Подбородок и щеки чисто выбриты, да и голова, вероятно, тоже, если судить по той ее части, которая виднелась из-под черного капюшона. Узенькие, как щелки, глаза мигали редко и спокойно, выражение их было дружелюбное. Но Велло чувствовал, что душа у этого человека настороже, что он сдерживает себя и словно не решается открыться врагу.
На груди у него, поверх рясы, висел тусклый серебряный крест с изображением распятия, а на поясешнур со множеством блестящих колечек.
Я и раньше видел тебя в этих краях,холодно, чтобы гость не забывал, с кем он разговаривает, произнес старейшина.Ты окрестил мою сестру и ту, хромоногую.
Сам бог просветил их сердца и разум,поднимая глаза, ответил патер.Да будет благословенно имя его ныне и присно и во веки веков!
Мы и раньше слыхали об этом боге. Еще при жизни моего отца к нам из Пскова приходили люди в черном одеянии с крестом на груди проповедовать свое учение,сказал Велло таким тоном, будто все это им здесь не в новинку.
Их учение все же отличное от нашего,заметил патер.
Наши старейшины в Сакале, Уганди, да и в других местах не возражали бы против твоего бога и его учения, пускай каждый ходил бы себе из одного селения в другое, как купец, и предлагал, чем богат. Понравитсявозьмут, купят, а неткупец не обижается, идет себе своей дорогой. Но бог, которого навязывают патеры,бог врагов и учение егоучение рыцарей и латгалов, наших врагов.Все это Велло высказал, высоко держа голову и глядя гостю в глаза.
Как только вы дадите окрестить себя, они перестанут быть вашими врагами. Тогда все вы будете братьями, детьми единого бога,тихо и благоговейно ответил патер.
Братьями?сердито переспросил Велло.Мы тут слышали, как рыцари притесняют бедных ливов, сколько раз ходили на них войной, хоть ливы и крещеные, и "братья"!
Патер сидел, сложив на коленях руки, сжав тонкие губы, словно боясь, как бы с его языка не сорвалось лишнего слова. Немного подумав, он с легкой грустью в голосе сказал:
У меня всегда болит сердце из-за ливов, ибо они вдвойне мои братья: по крови и языку, а также по вере в бога-отца и сына его. Но ливы упрямы, они много раз смывали с себя крестильную воду. И за это их постигла кара.
Велло трудно было сразу ответить патеру, и поэтому он почувствовал облегчение, когда в комнату вошла Малле с кувшином меду.
Это сестра мне и Лейни,молвил старейшина.
Бедняжке Лейни бог послал тяжкие испытания, но тем самым он указал ей путь к вечной истине,сказал патер.
Она до сих пор еще не оправилась от своего горя,заметила Малле, ставя кувшин с медом между мужчинами.
Душа ее здорова и радостна,ответил патер.
Велло предложил гостю отведать меду. Тот взял кувшин, произнес: "Господи, благослови!"и слегка смочил губы.
Здорова! Как же!угрюмо пробормотал Велло.Она не в себе. Я это каждый вечер ясно вижу.
Она отвратила свои глаза от этого мира и обратила их к господу,торжественно, словно он говорил о покойнике, произнес патер и радостно добавил:Я редко встречал столь твердую веру и столь чистое сердце!
Малле, слушавшая его удивленно и недоверчиво, лишь покачала головой и вышла.
Вайке стояла почти неподвижно, сочувственно глядя на старейшину, и то и дело обламывала лучиныона жгла две сразу, чтобы было светлее.
Слыхал от сестры, да и от других,отхлебнув из кувшина, снова заговорил Велло,будто этот христианский бог велит любить ближнего.
Как самого себя,добавил патер спокойно и твердо.
Кто же для рыцарей, крещеных ливов и латгалов, для всех васэти ближние?
Каждый человекнаш ближний.
И я, и народ Мягисте, и все те, кто живет в Алисте и Сакале?
Все.
Гм-гм,пробормотал Велло и пригубил меду.Почему же тогда эти крещеные латгалы, которые должны любить ближнего, как самого себя, явились к нам и много дней подряд убивали здесь мужчин, женщин и детей, грабили, жгли... Разве это любовь к ближнему? Или так велит поступать ваш бог и его распятый сын?
Велло чувствовал, как в нем закипает бешенство, но сдерживался, он помнил, для какой цели позвал сюда патера.
Патер ответил не сразу. Он поглядел в сторону, сделал строгое лицо и, наконец, сказал:
Латгалы были орудием в руках господа. Им надлежало устрашить язычников, которые не хотели принять нашу веру и святое крещение.
Страшное орудие у вашего господа!воскликнул Велло.
Наш богбог любви, но одновременно и бог священнего гнева,молвил патер.
А потом эти рыцари в Риге и в Вынну...продолжал Велло,ведь всем известно, что они хотят превратить нас в рабов, как превратили в рабов ливов и латгалов.Пальцы патера, покоившиеся на коленях, задвигались, и он с достоинством ответил:
Бог избрал рыцарей своим орудием. Они тот топор, который прорубает дорогу в дремучий лес, к язычникам, куда провозвестников веры иначе не пускают. Там, где под высоким покровительством вашего епископа правят рыцари, там царит мир и там каждый беспрепятственно слышит слово господне.
Велло едва владел собой. Рыцаритопор в руках господа, прорубающий дорогу в дремучий лес,нет, его душа не вмещала этого. Но сегодня он не мог высказать всего, что думал, а потому как бы между прочим добродушно заметил:
Наш народ до сих пор неплохо жил под мудрым покровительством своих богов. Случалосьвоевали, случалосьнашу землю грабил враг, да и мы, случалось, ходили в земли врагов. Всякое бывало, но своих богов мы врагам не навязывали.
Настало время всем язычникам познать великого бога, творца неба и земли и всего сущего на ней. Такова его благая воля.Патер говорил тихо и торжественно, воздев глаза кверху, словно видел там кого-то.
Не зная, что ответить, Велло беспомощно озирался вокруг и сопел, как Отть.
Патер продолжал:
Устами своего сына бог возвестил: кто уверует и даст окрестить себя, тот обретет блаженство, кто же не уверует, тот будет осужден на гибель.