Капрал Жабицкий краем уха слыхал, что туда, на Полесье, под Пинск, собирается квартяное войско. Почему на Полесьедогадывался. Говаривают, объявились там казацкие хоругви Хмеля. Здесь черкасам спуску не дадут. Радостно забилось сердце: наконец-то будет проучен казак!
Капрал вышел из кабинета гетмана с бодрым духом. Сам гетман определил ему полсотни рейтар. Гетман верит ему. Сто лят гетману Янушу Радзивиллу, сто лят Речи Посполитой!
Как на крыльях, слетел Жабицкий с высоких ступеней замка.
Через окно гетман смотрел, как широко и быстро шагал капрал по двору. Необъяснимое, волнующее чувство овладело гетманом, и он заметался по комнате, дав волю этому неудержимому порыву. Мысли, путаные и обрывистые, летели одна за одной Пан канцлер ищет пути к русскому царю Хочет, чтоб он, гетман, первую колею ложил А в случае неудачи?.. Нет ли в этом тайного умысла?.. Сейм изберет королем Речи Яна-Казимира Отчизне нужна твердая рука. Будет ли Ян-Казимир той рукой?.. Время покажет Как только утихнет бунт черни в крае, войско ударит по черкасам с севера. Гетман поведет войско. Оно ждет его
Гетман остановился у столика, взял зубочистку, безразлично посмотрел на нее и сдавил жесткими пальцами. Перо звонко хрустнуло. Гетман бросил его на столик. Не глядя на адъютанта, застывшего у двери, приказал:
Завтра утромкарету! Поеду в Несвиж К войску
И снова стремительно заходил по комнате.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Купец был дивный. Высокий, сухой, с пушистыми пепельными усами. Из-под мохнатой смушковой шапки настороженно поглядывали большие черные глаза. Купец напоминал Алексашке филина. Телега его завалена доверху всякой всячиной: мешками с золой, высохшими овчинами, железным сквабом. Чтоб набрать все это, немало надо походить по дорогам. За дробницами на поводу шел здоровенный и злющий лохматый пес. Купец не говорил, откуда и куда едет, только спросил Алексашку:
Далеко до Пиньска?.. и сам же ответил:Верст десять, наверно, будет А ты куда путь держишь?
Алексашка замялся, но тут же сообразил:
В Пиньск.
Жеребец ладный, купец оценивающе посмотрел на буланого, потом задержал глаз на Алексашкиной рваной одежде, прищурился и ничего не сказал.
Чтоб не спрашивал больше, Алексашка добавил:
Пан наказ дал в Пиньск.
Кто пан у тебя?
Телеханский, сморщился Алексашка.
Купец зычно рассмеялся и, пригладив ладонью усы, загадочно крякнул:
Пан Телеханский, а по лунинецкому шляху едешь! Ой, хлопец, врешь ты нескладно.
Алексашка разозлился и почувствовал, как внезапно жаром запылало лицо.
Не знаю, какой шлях!
Да господь с тобой! Мне все равно. Скажи лучше, в твоих краях соболей не продают?
Продают, наморщил лоб Алексашка. Тут же вспомнились полоцкие базары и ярмарки. Слыхал не раз, что купцы охочи до соболей и бобров, хорошо платят за мех. Купить можно, лишь бы деньга была.
Почем просят?
Говаривали, двадцать штук вместе три рубля грошей, сказал наугад Алексашка.
О-о! протянул купец и, надвинув на лоб шапку, почесал затылок. Корова по статусу Великого княжества Литовского сто грошей, и не больше. А ты вон куда!
Не я продавал. Слыхал так. Я ремеслом занят.
Что умеешь?
Ковальское дело. Топоры варил, пилы нарезал. На панские дормезы оси ковал.
Паны ладно платили?
Ведомо, плата у них одна.
Остер ты на язык! усмехнулся купец и, цмокнув, задергал вожжи. Теперь паны не очень гроши бросают. Деньги на большую войну берегут. Указ короля такой: с каждой хаты в селе и городе по десять злотых в год до конца войны
Алексашка ничего не ответил. Было жарко, и буланый шел неспокойнодосаждали оводы. Алексашка подумал: купец ушлый, по свету колесит и, видно, знает, что где деется. Зря молоть языком не станет.
У нас тут тихо.
Ты откуда знаешь, если дальше панского двора не хаживал? Не хочет чернь терпеть иезуитов Ты православный?
Какой же! кивнул Алексашка.
Белорусцы народ податливый, мягкий. Паны из него вон сколько крови выпили. Люд молчит. Сносит. К покорству и послушанию приучен Скажет тебе пан голову об колоду расшибитьрасшибешь. Чего молчишь?.. Расшибешь?
Будто тебе пан заказать не может, обиделся Алексашка.
Явольная птаха. Захочув Неметчину поеду. Захочув московское царство подамся. Я про чернь речь веду. Глянь, что на Украине деется. Стало казакам муторно от шановного панствапод хоругви стали. Им другого выхода нет: ктокого. Нашла коса на камень. Но если, упаси господь, одолеют паны, знай: во сто крат горше на Белай Руси люду будет.
«Крамольные речи купец ведет», подумал Алексашка и горестно вздохнул: говорил купец правду.
Что люду делать остается
Сабли ковать! и, рассмеявшись, испытующе посмотрел на Алексашку. Я пошутил Что делать? В Пиньске знаю седельника Ивана Шаненю. Ему коваль нужен был позарез.
Зачем седельнику коваль? Теребень прихлопнул ладонью овода на упругой шее буланого.
Надобен, раз ищет. Дормезы будет делать. Купец подтянул на ходу чересседельник, обошел воз и, не глядя на Алексашку, спросил:Что ты у пана имеешь? Кусок куницы? Пятьдесят грошей в год платишь? Или, может, тяглый?
Алексашка промолчал. Свесил голову. К чему такие речи ведет купец? Что предлагает он? Бежать от пана к седельнику? Призадумался Теребень. Случай в самый раз подходящий. Ведь не станет рассказывать купцу, почему бежал из Полоцка и какие у него думы теперь.
Посмотреть можно, уклончиво ответил Алексашка.
Купец долго шагал молча, держась рукой за дробницы. Поношенные и помногу раз подшитые капцы мягко ступали по теплой, пыльной дороге, оставляя следы. И он о чем-то думал. Вдруг купец заговорил:
Черкасы кровь льют, чтоб от панского пригнета избавиться. И многое свершили. А сейм замыслил ударить черкасов с севера. Войско собирает С Белой Руси пойдет Если б поднялись здесь хлопы, в загоны казацкие с пиками и саблями пошли! Браты же вам украинцы, браты! глаза у купца сузились, стали тревожными. Взмахнул кнутом и рубанул по репею, что рос у самой дороги. Словно саблей скосил. И замолчал, будто ничего и не говорил.
Алексашку как иглами прошило. То, что украинцы братыАлексашка сам сердцем и разумом понимает. Иначе не мыслил бы на Сечь подаваться. А что сейм задумалему неведомо, и разбираться в этом не с его умом.
В полдень выехали из леса и увидели вдали Пинск. Над низкими крышами хат возвышались белокаменные громады церквей и костелов. «Как в Полоцке»подумал Алексашка, глубоко вздохнув. Когда приблизились, стал различать деревянную стену, что кругом опоясывала город. Увидал и ворота. Возле самой стены оказался ров, заполненный зеленой, затхлой водой. Проехали мост. Возле воротдва часовых с длинными, сверкающими на солнце алебардами.
Кто такие? лениво крикнул один из них.
Купец Савелий из гомельского княжества. За мехами и золой пожаловал.
Куда путь держишь? допытывался часовой.
Ведомо, в славный град Пиньск.
А ты, смерд?
Мой, ответил купец, кивнув на Алексашку.
Часовые отвели тяжелые ворота, и телега загрохотала по деревянной мостовой.
Вот он, Пинск, древний город Полесья! От Северских ворот прямые тесные улицы с хатами, крытыми соломой. Лучами сходятся улицы к центрушляхетному городу, который вырос на высоком берегу ПиныВасильевской горке. Здесь костел-громадина, большой монастырь, иезуитский коллегиум. Только-только закончилось строительство городской ратушидвухэтажного просторного здания с замысловатым лепным фронтоном. Позади ратушимежду коллегиумом и монастыремдом пинского войта полковника пана Луки Ельского. Хоромина утопает в густой зелени сада и огорожена забором из камня. За домом войта мост через Пину. А тамшлях на полудень, в широкие украинские степи.
Шумен и люден Пинск. Много тут разных цеховскорняки, ковали, шапошники, седельники, шорники, оружейники, золотари. И все изделия на базаре. Сразу бросилось Алексашке в глаза то, что одежки здесь люд пошивает по-своему. Порты более роскошные, на разные цвета крашены. Даже красные видал. Рубахи расшиты и сильнее отбелены. Видно, лен здесь получше. А бабы и девки в цветастых сарафанах и кофтах с широкими рукавами, которые прошиты шелковыми нитками. Все же Пинск не удивил Алексашку Теребеняи костелы, и большие хаты, и всякую утварь на базарах видел в Полоцке.