Печь была нетоплена и приятно холодила спину. А за окном бушевал май, исступленно гремели соловьи в парке, прекрасная музыка еле доносилась, и под этот ласковый аккомпанемент спал на диване полковой лекарь Штиппер.
И вдруг, когда все примолкли на мгновение (Биркендорф копался в памяти, чтобы отыскать анекдот позабористее), в комнату шариком вкатился румяный, со сладким личиком в курчавых бакенбардах поручик Лобковиц. Он хитро прищурился и бесцеремонно захохотал: «Видел, брат, видел, как тебе натянул сейчас нос этот «шпак».
Компания заинтересовалась:
Что? Как? Когда? послышались голоса.
Лобковец в ответ расположился поудобней и рассказал с многочисленными прибавлениями историю, которую мы уже знаем, не забыв прибавить «для остроты положения» несколько пикантных деталей. Компания хохотала.
Рингенау подняли на смех. Он стоял красный, а Лобковиц без конца смаковал создавшееся положение, делал из него десятки хитроумных выводов.
Рингенау молчал, а потом, побагровев еще больше, вдруг ляпнул: «Я убью эту скотину».
Компания еще пуще расхохоталась:
Ого, да ты, Гай, кажется, довольно сильно увлечен этой девушкой, похожей на задорную молоденькую свинкуНу, это ты перегибаешь. Она же хозяйка.
Но она плюс к этому еще и славянка. Грязь тянет к грязи, Нису к этому «шпаку».
Ты дурак, назидательно сказал Биркендорф, это наши друзья. Они не хамы, не холуи, многие из них больше эйзеландцы, чем мы. Наши врагихамье и студенты.
А Рингенау-то Вот шутку учинил с ним этот беловолосый тип.
Я убью его, упрямо пробубнил Гай.
Велика честьубить этого «шпака».
Господа, а ведь мы допускаем оскорбления от «штрюцков». А наш устав воинской чести
Мориц Гартман ехидно процедил: «Я бы на месте Гая его наказал. А то уж это наглоотбивать у нашего Ахилла такой кусочек», и Мориц поцеловал кончики пальцев.
Я убью его, пробубнил Гай, и тут-то, наконец, на него соизволили обратить внимание. Все увидели, что Гай, пожалуй, действительно убьет этого парвеню, и значит, дело из шутки перерастает в серьезное. Этим делом и следовало заняться, благо было скучно и дуэль или избиение представлялось приятным разнообразием. Все зашумели, и через две-три минуты у всех, а особенно у Гая укрепилось желание наказать дерзкого наглеца. Но план еще не оформился. Первым подал голос Петер.
Господа, а каким способом осуществим месть?
Дуэль, дуэль! прокричали два голоса.
Хорошо. На чем?
Поднялась буря выкриков, из которых, наконец, выделился голос Горна.
Он, краснея, сказал:
Пусть противная сторона выберет, а мы на своего Гая надеемся.
Согласились и на это.
Теперь стоял вопрос, как вызвать «этого аборигена» на ссору. Предложен был десяток средств. Спор о взглядахне выйдет, он, кажется, правительственной ориентации, оскорбить национальное чувствонеудобно в доме, хозяин которого тоже славянин. Высмеять словесноэтот парень, пожалуй, ответит тем же и поднимет задиру на смех. Обвинить в непочтении к властинет, никто не поверит. К тому же он, как слышно, восходящая звезда.
Они спорили минут пять. Проснувшийся доктор с интересом смотрел на эту сцену и, наконец, не выдержалвставил свои три гроша:
Мне кажется, надо задрать его не словесно, а просто ну, толкнуть, что ли.
На этом и порешили.
Ну, за дело, господа. Надо хорошенько проучить этого наглеца. Можно не до смерти.
Кстати, он умеет стрелять или фехтовать? Нет? Ну, тем лучше
Врач покачал головой:
Вряд ли
Это все равно. Мы его отвадим от этого дома и дадим возможность Гаю спокойно строить куры с этой хорошенькой девочкой, по-французски сказал Мориц Гартман.
Веселая компания достойных офицеров повалила из курительной.
Мазурка уже кончалась. Танцевали ее по старинкедолго, и все, уставшие и потные, уже гораздо менее старательно выделывали ногами замысловатые па. Но так же стремительно носились Ян и Ниса, так же горели их глаза. Ими любовались, на них засматривались, и даже прожженный Штиппер с сожалением подумал о том, что, быть может, этому парню придется остаться хромым или изуродованным. И ведь будь он одной нации с Гаем, будь он плюс к тому военным, все закончилось бы благополучно. Тем более жаль, что он ее, как видно, любит, а для Гаяэто причуда. Ну что ж, пеняй, голубчик, на себя.
Как раз в это время прозвучали заключительные аккорды, и Ян, легко опустившись на колено, повел Нису рукой вокруг себя. Они шли к месту взволнованные и счастливые, красивые красотой молодости и счастья. Ниса гордо поглядывала на других, она была счастлива, что на них так смотрели.
Они уже почти подошли к месту, когда увидели решительно приближающегося Рингенау, и Ниса невольно ближе прижалась к Яну.
Рингенау шел решительно, он не был намерен спускать этому шпаку, из-за которого его подняли на смех. Только бы рассчитать и наступить этому парню на ногу половчее. А потом потом пройти и не извиниться.
Ничего не подозревавший Ян почти не смотрел на Гая, после этого жгучего танца он почувствовал, как устал, как жала тесная обувь на ногах. К тому же желчные и ласковые слова несчастного Шуберта исподволь говорили что-то в его душе. Он давно бы ушел, если бы рядом не стояла его милаямилая яблонька в цвету. Он ласково посмотрел на нее и вскрикнул от внезапно пронзившей ногу боли. Это было невольно, совсем невольно. Офицеры, которые «создавали фон», дружно захохотали, и, привлеченные этим, к ним начали оборачиваться лица, глядевшие с явным интересом. Затушевать все было невозможно, а Рингенау шел дальше со своей деревянной посадкой спины и головы. Красный от боли и волнения, Ян крикнул ему вслед:
Эй, вы, сударь, постарайтесь дать объяснения, если вы не считаете свой поступок хамским.
Что? тупо обернулся к нему Гай.
Потрудитесь объяснить причину своего хамского поступка.
Рингенау взбесился:
Да вы знаете, шпак вы несчастный, мужицкое отродье, что вы разговариваете с офицером, с гвардейцем.
Так вы считаете, что все офицеры должны так поступать. Поистине приходится пожалеть наше офицерство.
Рингенау двинулся вперед и р-раз. В воздухе пронеслась его рука, не встретив ничего: Ян отступил в сторону. «Дуэль все равно неизбежна, пронеслось в его мозгу, а если так, то лучше уж действовать решительно».
В следующую минуту он оставил руку Нисы и в воздухе прозвучали две хлестких пощечины. Голова Гая качнулась вначале в одну сторону, потом в другую и замерла с выпученными глазами: он явно не ожидал такого поворота дела. Потом его рука рванула из ножен шпагу, но тут на его пути встала Ниса:
Господин Рингенау, вы, кажется, забываетесь. Это не площадь, и я не допущу расправы в своем доме.
Рингенау торопливо извинился и, хлопая шпорами, вышел из зала.
Яна позвал чей-то хриплый голос. Отойдя за колонну, увидел низенького, жирного, как кот, человечка в форме полкового лекаря и с ним двух шалопаев, очень похожих друг на друга. Это были Штиппер и Гартманы.
Что вам угодно? холодно спросил Ян.
Тогда лекарь конфиденциальным тоном сказал:
Наш друг уполномочил нас условиться о месте встречи и способах дуэли.
Это как вам будет угодно, равнодушно ответил Ян.
В таком случае, если это вас устраивает: на рассвете в 6 часов утра в лесу монастыря Франциска Ассизского.
Хорошо.
Рапира или пистолет? Предупреждаю вас, что если пистолет, то дальше чем с пятнадцати шагов Гай не согласится.
«Ага, предварительный сговор, подумал Ян. Вот сволочи. Из-за чего? Неужто из-за Нисы?» Но догадок строить было нельзя, надо было отвечать. Ян стрелял только вальдшнепов из старого ружья, пистолета не держал в руках. А рапирой пару раз баловался. И он сказал небрежно:
Все равно. Я думаюлучше рапира.
«Молодец, черт возьми, подумал Штиппер, так хорошо держаться. Парень не трус. Жаль будет, если Гай заколет его, как каплуна». Но вслух он этого не высказал:
Вышлите ко мне двух своих секундантов, и мы условимся с ними.
Сделайте это сейчас же. Ну, я пока раскланяюсь. До приятной встречи на рассвете.
А оружие у вас есть?
Нет.
Хорошо, мы снабдим вас своим.
Ян стоял и смотрел им вслед. Мысли метелицей кружились в голове, но особенно бушевало в груди негодование: «Подлецы, подлецы. Какова армия. Скоты, животные. И ведь обиднее всего умереть теперь, когда дома лежит незаконченный труд. А, дьявол с ним. Жаль только Нису».