Виссарион знал, что умирает. Что уже никогда не уедет живым из Равенны, города мавзолеев. Что никогда больше не увидит ни Париж, ни Рим, ни венецианскую лагуну, не раскроет «Диалоги» своего любимого Платона, не будет, полуулыбаясь, полусердясь, мирить вечно ерепенящихся и ссорящихся между собой учеников. Что никогда не осуществит ни одну из двух великих целей, которые составляли смысл его жизни, не организует крестовый поход и не добьется объединения церквей.
Наконец, может быть, самое тяжелое для Виссарионасмерть окончательно лишала его надежды стать папой. А он хотел стать папой и надеялся вплоть до последнего часа. При всей сложности, громадности своей натуры Виссарион этого хотел больше всего. И не только в силу нормального стремления к власти человека, любящего власть. Нет. Для Виссариона стать папой означало бы, во всяком случае так думал Н., доказать всем, всему латинскому миру истинное, исконное превосходство греческой цивилизации. Доказать, что грек, даже оказавшийся один на один со всей латинской церковью, все равно сильнее и умнее.
Сколько раз Виссарион стоял в полушаге от свершения этой мечты. Сколько раз его отбрасывали назад. Сколько раз лишали как будто всякой надежды. И тем не менее, Н. в этом не сомневался, Виссарион до последнего часа верил, что еще не все потеряно, что он еще может стать папой. Сейчас на самом деле все было кончено.
Во всей Равенне стояла тяжелая, торжественная, почти мистическая тишина. Никто не шутил, не ерничал, не базарил, как обычно бывает у постели умирающего. Не вспоминали о женщинах и о вине. Казалось, все собравшиеся, весь город, весь народ отдавали себе отчет в том, что с Виссарионом наступает конец огромной эпохи. Эпохи, когда человек стоял вровень с Богом, а Бог был таким человечным, что к нему допускалось обратиться напрямую. Эпохи, когда любой безграмотный оборванец, ловко владеющий мечом и языком, мог стать во главе армии и государства. Эпохи, когда среди пап встречались гуманисты, а среди гуманистовпапы. Эпохи, когда христианский мир впервые с царствования Юстиниана и Феодоры ощутил себя единым. Эпохи, наконец, когда всех на какое-то мгновение сплотило одно великое событие, равного которому по трагизму и по эмоциональной мощи в истории не было. Это произошло, когда пал Константинополь, город Виссариона.
Смерть Виссариона под всем этим подводила жирную черту.
Старый кардинал скончался в Равенне 18 ноября 1472 года. Как много спустя выяснил Н., меньше чем за неделю перед этим, 12 ноября, состоялось венчание Зои, а точнее, Софии с Иоанном III.
Затем со всеми подобающими почестями останки Виссариона повезли в Рим. Н. сопровождал эту процессию. И с удивлением обнаружил, что в гигантской толпе бывших соратников, приближенных, почитателей и недоброжелателей он оказался самым близким человеком умершему кардиналу. Об их размолвке мало кто догадывался. А о том, что Н. прошел рядом с кардиналом четверть века, знали многие. Как и о том, что он никогда не предавал своего учителя.
Отпевание состоялось 3 декабря в любимой церкви Виссарионабазилике Святых двенадцати апостолов. Присутствовал папа. Служил Никколо Капраника, епископ Фермо.
Вся римская жизнь Виссариона была связана с этой церковью. Он получил ее с кардинальским саном в 1440 году. Пий II по просьбе Виссариона передал ее ордену Святого Францискаминоритам-конвентуалам. Здесь кардинал Никейский имел свою официальную резиденцию. Здесь собирал свою знаменитую библиотеку. Здесь его и захоронилив склепе, выходящем во внутренний портик, подготовленном по его собственному указанию. Текст эпитафии на латыни и греческом Виссарион написал сам заранее, еще в 1466 году.
Свою жизнь кардинал спланировал до конца.
Глава 20
Какое уважение к закону может быть у рыб? Как среди диких животных живущие в воде меньше других наделены разумом, так среди людей венецианцы наименее праведны и меньше других способны на благодеяния именно потому, что обитают в море и проводят жизнь в воде, используя вместо лошадей корабли, и являются большими друзьями рыб, чем людей, и спутниками морских чудовищ. Они любят только самих себя, а когда говорят, то слушают и восхищаются только самими собой. Если они произносят речи, то считают себя почти сиренами. Кроме того, часто посещая Египет, Африку и Азию, они приобрели варварские обычаи и возненавидели поклонение нашей религии, хотя и демонстрирует какую-то видимость христианского благочестия. Они лицемеры. Публично они хотят выглядеть христианами, по правде же жизни не испытывают никаких чувств к Богу. Для них нет ничего святого и божественного, кроме их республики, которая для них и является божеством. Для венецианца справедливо то, что приносит пользу республике, благочто увеличивает ее владения.
После смерти Виссариона Н. оказался фактически не у дел. Хотя он уже давно порвал с кардиналом, при папском дворе его по-прежнему воспринимали как человека Виссариона. Сейчас Виссариона не стало. Соответственно переменилось отношение к Н. Из представителя достаточно влиятельной фракции он превратился лишь в одного из многих греческих эмигрантов, в немалом числе подвизавшихся при папском и других дворах Италии, приторговывая своими разнообразными талантами.
Н. такое положение тяготило. При всех издержках последнего десятилетия, при всех поражениях и разочарованиях он привык оставаться в центре событий; привык участвовать в принятии решений, от которых зависели судьбы людей. Сейчас это все ушло.
Однако, прежде чем что-то подправлять в своей жизни, Н. предстояло выполнить последний долг перед Виссарионом. И он его выполнил. Ценой немалых усилий ему удалось преодолеть волокиту папской бюрократии и отправить в Венецию последние партии книг из библиотеки Виссариона. К середине 1473 года в Венецию была перевезена вся библиотека, в общей сложности 1024 манускрипта. По тем временамбесценное сокровище.
Сделав это, Н. вздохнул свободнее. Теперь он мог заняться и своими делами.
С кафедрой, о чем столько мечтал, не получалось. Все попытки Н. в этом направлении ни к чему не привели. В сорок лет начинать научную карьеру было поздновато. Соответственно ему оставалось либо поступать в услужение к одному из многочисленных итальянских государей, либо переходить на вольные хлеба.
Смена хозяина не очень прельщала Н. Если уж служить, то наместнику Бога. После курии, а Н. помнил годы Николая V и Пия II, полные куража и задора, любой другой двор неизбежно казался ему провинциальным.
К тому же гуманисты постепенно выходили из моды. Художники, скульпторы, архитекторы еще кое-как находили применение своим талантам. Порой им даже удавалось пробиться в свет. Как, например, при блистательном Федерико ди Монтефельтро в Урбино. Но это исключения. Н. сознавал, что, несмотря на его дворянство, куда бы он ни подался, ему была уготована участь переводчика или репетитора, в лучшем случаеочень маловероятном, ибо два раза в одну и ту же воду не входят, конфидента при какой-либо владетельной особе.
Вместе с тем полная независимость тоже не очень манила Н. Он предпочел бы не ломать до основания свою жизнь. У него не было ни капитала, ни опыта, чтобы самостоятельно заняться коммерцией. Оставалось попробовать совместить оба пути.
Неплохие связи, которыми обзавелся в последние годы Н., в основном группировались вокруг папского двора и Венеции, где ему доводилось бывать чаще всего. На Венеции Н. и сфокусировал свои усилия. Он встречался с людьми, расспрашивал, рассматривал различные возможности, потом отбрасывал их. Тем временем коллеги Н. по папскому секретариату стали достаточно недвусмысленно намекать ему, что пора уходить. Вокруг него постепенно стал образовываться вакуум. Допустить это Н. не мог. После целой жизни, прожитой в Италии, все его достояние, по существу, сводилось к одномук репутации человека не знатного, но умного и все понимающего. Наконец он решился.
В конце 1473 года Н. перебрался в Венецию. Наличие в Венеции самой большой в Италии, четырехтысячной греческой колонии на выбор Н. не повлияло. Хотя даже Виссарион как-то заметил, что Венеция превратилась почти во вторую Византию. Оставаясь греком, Н. старался по возможности избегать общения со своими соотечественниками. Его отталкивала их смиренная покорность перед судьбой, робость перед новыми итальянскими господами. Н. выбрал Венецию по другим причинам.