Н. внутренне ликовал. События развивались по оптимальному сценарию. Виссарион собирался все взять на себя, а его использовать на подхвате. Что ж, это вполне устраивало Н. Он не стремился к славе. Ему важен был результат.
Ваше высокопреосвященство, могу я вас попросить об одной вещи? Хотя, наверное, я не имею права об этом говорить.
Я догадываюсь, о чем ты хочешь сказать. Что ж, говори.
Ваше высокопреосвященство, простите меня. После смерти Пия у меня как будто что-то помутилось в голове. Я был сам не свой. Конечно, выглавный вдохновитель и организатор крестового похода. Но я тоже внес свой скромный вклад. Я жил этим. А потом вы отпустили меня в Морею к Малатесте. Побыв там несколько месяцев, увидев весь этот хаос и всю эту кровь, я понял, что так нам никогда не победить. Простите меня. Я не мог смириться, что надежды на освобождение Греции больше нет. Я наделал глупостей.
Это тоже был ритуал. Они оба знали, что Виссарион не простит Н. Но эту сцену они должны были отыграть. И Н. был готов пройти через это унижение.
Н. в жизни очень много приходилось унижаться по разным поводам. Сколько раз он себе клялся: «Все, хватит, я уже взрослый человек, у меня есть деньги, есть связи, мне ничего не нужно, я не буду больше унижаться». И все равно унижался. Он лгал себе, когда говорил, что ему ничего не нужно. Ему была не безразлична судьба его родины, он хотел ей помочь. В этой ситуации отказаться от унижения для него было бы непозволительной роскошью. В конце концов, одним разом больше, одним меньшене смертельно. Правда, с каждым разом внутри него что-то перегорало. Но это справедливо.
Теперь Н. ждал, как Виссарион исполнит свою часть этой сцены. Виссарион мог пойти по простому пути, сказать: «Я тебя прощаю, сын мой». И все. Но кардинал, даже находясь у края могилы, оставался самим собой. Он не халтурил.
Я тебя слишком любил, сын мой. Поэтому сейчас я не могу тебя простить. Прощу ли я тебя когда-нибудьне знаю. Для этого я должен тебя простить в моей душе. Главное, чтобы тебя простил Бог, а я молю за тебя. Я каждый день тебя поминаю в молитвах, чтобы Он простил тебя. Потому что ты виноват не передо мной. Ты виноват перед Ним. На тебе кровь, а это страшно.
Но я могу надеяться, ваше высокопреосвященство?
Если бы в душе своей я сознавал, что никогда тебя не прощу, я бы с тобой сейчас так не разговаривал. Ты до сих пор мне не чужой человек.
И Виссарион осенил Н. крестным знамением. Н. упал на колени и прильнул к сморщенным венозным рукам старого кардинала.
«Эх, Господи, если бы я еще в свое время научился плакать, но увы». Выдавливать слезы Н. не умел. «А жалко», подумалось ему.
Кардинал Никейский не шутил. Он имел свой план и собирался ему следовать. Что самое интересноепод разговоры о браке Зои Виссарион действительно стал незаметно возвращаться во власть. Все-таки они с Павлом II оба были очень старые. В этом возрасте подолгу обижаться друг на друга бессмысленно. Кто из них в итоге сделал первый шагне столь важно. Виссарион, как более изощренный, организовал так, что первый шаг сделал папа. Но как бы то ни было, постепенно Виссарион снова стал входить в привычный ему круг ближайших советников Его Святейшества.
Свою задачу в этой ситуации Н. видел в том, чтобы, не мозоля глаза кардиналу, не вмешиваясь, как бы отойдя в сторону, в то же время отслеживать все, при необходимости подправляя события и постоянно сохраняя бдительность.
Собственно, ничего подправлять Н. не пришлось. В конце осени, заручившись согласием Павла II, Виссарион написал письмо великому князю. Для одного из авторов Флорентийской Унии оно было сформулировано в предельно аккуратных выражениях.
Письмо не содержало ни слова про единение церквей, про крестовый поход. Нет. Там очень простым и четким языком говорилось о том, что Зоя, дочка последнего деспота Мореи и племянница последнего византийского императора Константина, погибшего на стенах Константинополя во время штурма города турками, живет в Риме. И что она могла бы составить прекрасную партию для великого князя. Что к ней сватались и что она отказала нескольким женихам. Но что, если князь заинтересуется этим предложением, его можно обсудить конкретно, и он, Виссарион, готов решить это дело.
Насколько Н. мог судить, Виссарион хотел отправить письмо в Москву самостоятельно, не прибегая к его услугам. Но из этого у Виссариона ничего не вышло. Н. такой поворот вполне устраивал. Это был его проект, и он в любом случае из-за кулис продолжал вести его. Но ему было важно и в глазах кардинала выглядеть человеком, нужным для успеха общего дела. Лишняя подстраховка не мешала.
Таким образом, было решено отправить письмо с Георгием Траханиотом, тем самым, который приехал еще летом вместе с Никколо Джисларди и участвовал в знаменательной встрече с папой, с которой, собственно, все и пошло. Только на этот раз его сопровождали в Москву брат Делла Вольпе Карло и племянник Антонио Джисларди.
Глава 13
«Если ты готов услышать правду, я скажу тебе, что мне не нравится ничего из того, что происходит в этой Курии. Все прогнило. Никто не исполняет свой долг. Ни ты, ни кардиналы не заботятся о Церкви. Какое там уважение к законам? Какое усердие в поклонении Богу? Все следуют амбициям и алчности. Когда на консистории я только начинаю говорить о реформе, надо мной смеются. Я здесь совершенно бесполезен. Позволь мне уйти. Я не могу больше терпеть эти нравы. Моя старость требует покоя. Я найду убежище в одиночестве и, раз уж я не могу жить на благо общества, поживу для самого себя». После этих слов он (Николай Кузанский) разрыдался.
В Москву, как потом Н. узнал от своих агентов, письмо Виссариона поступило 11 февраля 1469 года. Великий князь крепко задумался над предложением кардинала Никейского. В свойственной ему осторожной манере, прежде чем принимать столь важное решение, он посоветовался с матерью, с митрополитом Филиппом, с боярами. Но тем не менее идея сразу понравилась Иоанну. Какие бы интриги ни плели Н. с Виссарионом, Иоанн и в самом деле, женившись на Зое, выступал в качестве наследника и преемника византийских императоров.
Уже в следующем месяце Иоанн отправляет в Рим своего посла с заданием посмотреть на невесту и привезти ее портрет. Выбор пал на того же Джовамбаттиста Делла Вольпе, известного в Москве как монетный мастер Иван Фрязин.
Н. предпочел бы, чтобы со столь ответственной миссией от великого князя приехал кто-то другой, кто-то из солидных бояр, человек с положением, с соответствующей наружностью. Но здесь уже ничего нельзя было поделать. Делла Вольпе подсуетился по собственной инициативе. Как потом узнал Н., тому было жизненно важно приехать в Италию, поскольку параллельно он затевал еще одну авантюру. Игра на вторых ролях определенно не устраивала вичентинца.
Н. даже в какой-то момент взвешивал, а не устранить ли его. Но потом отказался от этой идеи. Положим, убрать Делла Вольпе было можно, хотя и трудно. Но тогда Н. лишился бы своего самого ценного агента в Москве, хотя и ненадежного, сомнительного, промышлявшего на стороне. Заменить его Н. было некем. Поэтому он решил до поры до времени подождать.
В конце концов, в отправке обрусевшего итальянца послом по тем временам ничего странного не было. Многие государи прибегали к этой практике. Лишь в самых редких, исключительных случаях послами отправлялись действительно крупные сановники уровня Виссариона.
С помощью Н. ловкий Делла Вольпе с легкостью выполнил данные ему поручения. Он был принят папой, перед которым разыграл правоверного католика, несмотря на то, что в Москве принял православие. Имел встречу с деспиной. Провел развернутые переговоры с Виссарионом. В результате и Павел, и московский посол сошлись на том, что брак отвечает интересам обеих сторон и должен состояться. Предусмотрительный Делла Вольпе даже запасся у папы охранными грамотами, которые потребовались бы для проезда московских послов и Зои по католическим землям.
Н. всегда получал наслаждение от наблюдения событий, в которых сам же и участвовал. Так и на этот раз. Точно так же, как он использовал Виссариона, тот стремился использовать Павла. И тоже не стеснялся вводить его в заблуждение.
Для Павла II брак Зои с великим князем Московским в первую очередь представлял возможность приблизить Москву к Флорентийской Унии. Как рассказывали Н. его источники из свиты папы, Павел льстил себя надеждой, что девушка, воспитанная у самого апостольского престола, склонит супруга к принятию унии. Ну что же, Н. не возражал. Кстати, очень удачно получилось, что послом приехал именно Делла Вольпе. Его даже не пришлось инструктировать. Как настоящий двойной агент, он работал сразу по нескольким направлениям.