Прошу простить, пане генерале, подал голос один из польских егерей, если мне дозволено будет дать совет и, видя, что никто из панов генералов его не останавливает, а Речницкий даже поощрительно кивнул, продолжил:
Мясо и в самом деле жесткое. Но поверьте моему опытунет ничего вкуснее колбасы из дика . Добавить немного домашней свининки для сочности, сальца, чеснока, горных травок, чуточку перчика, прокрутить через мясорубку да закоптить на буковом дымупальчики оближешь!
Так что пришлось значительной части кабаньей туши переселиться в особняк генерала Речницкого в качестве домашней колбасы, подвешенной для хранения на специальной стойке в подвале.
По возвращении в Варшаву Нина узнала от одного из своих приятелей из числа молодых советских офицеров, служивших в Польше, Генки Чарнявского, что видеться им больше не придется. Отца Генки, инспектора артиллерии Войска Польского, генерала брони Болеслава Чарнявского, отзывали в СССР. Помимо обострившихся отношений с министром национальной обороны Михалом Жимерским («Роля»), сыграли свою роль и многочисленные сообщения о крайне нескромном поведении генерала. Оказалось, что Чарнявскому принадлежали магазины в целом ряде городов Польши, он обзавелся несколькими имениями с пахотными землями и скотом, в каждом из которых на него батрачили десятки крестьян.
Отделался Болеслав Чарнявский легким испугомимущество было конфисковано, а сам генерал получил строгий выговор по партийной линии и был переведен начальником артиллерии в Одесский военный округ. Гораздо более серьезной была история, слухи о которой передавались шепотом в среде советского офицерства в Польше. Некий генерал из Группы Советских войск в Германии пытался протолкнуть в СССР сразу несколько вагонов с присвоенным им трофейным имуществом. На польской границе вагоны задержали, а генерал попал под суд и получил реальный срок. Нина никак не могла взять в толк: зачем боевой генерал, постоянно рисковавший жизнью на войне, сломал себе судьбу, пустил псу под хвост свою репутацию, свое доброе имя, свою карьеру, наконец, и все эторади какого-то трофейного барахла?
11. Калининград
Срочный вызов застал Речницкого в Варшаве. Дело было уже под вечер, но генерал снял трубку и набрал номер дочери. «Лишь бы она была на месте, Казика в такую поездку брать нельзя» К счастью, Нина оказалась дома.
Срочно собирайся и ко мне. Поведешь машину.
На ночь глядя? переспросила девушка с робкой надеждой, что поездку можно отложить до утра.
Немедленно!
Против таких слов возражать не приходилось, и через сорок минут Нина была уже в гостиничном номере генерала. Несколько непривычно было увидеть на нем в Варшаве советскую военную форму, но пояснения отца тут же развеяли сомнения:
Примешь машину у Казика, и сразу отправляемся. К утру надо быть в Калининграде, немного дополнил поставленную задачу Якуб.
Ночная гонка по узким, обсаженным деревьями шоссе, ставшим влажными от густого сентябрьского тумана, который почти не рассеивают включенные фарыто еще удовольствие. Одно хорошо, по ночам бандиты на шоссе засад не устраивают, если, конечно, их кто-нибудь заранее не предупредит. Поэтому Нина и гнала машину всякими кривыми путями, чтобы избежать поездки по самому короткому и удобному маршруту. Ждет их засада или не ждет, кто знает? А береженого, как известно, бог бережет
Ночь еще не уступила свои права рассвету, когда машина с генералом миновала пограничный пункт. Но когда показались пригороды Калининграда, уже забрезжили первые предрассветные сумерки. Однако из-за густого тумана серая мгла не очень-то спешила сменяться ясным утром. Миновав более или менее уцелевшие пригороды, машина въехала в полосу руин. Когда миновали первый мост через Преголю, руины с вкраплениями относительно целых домов сменились завалами битого кирпича.
После второго моста через рукав Преголи позади остались развалины какого-то замка, а впереди вырос хаос, где полуразрушенные остовы зданий перемежались с грудами развалин. Сквозные проезды сквозь это царство разрушения расчищены еще не были, и приходилось петлять в поисках объездов, где могла бы пройти машина. Немногочисленные указатели мало помогали, и Нина, чертыхаясь под нос, крутила баранку, выбираясь из тупиков.
Все это до какой-то степени напоминало центр Варшавы. Однако в Варшаве расчистка основных улиц давно была завершена и уже полным ходом шло восстановление домов, а здесь, похоже, дело продвигалось куда как медленнее. Туман, предрассветная мгла, пелена серых облаков, не пропускавшая ни единый лучик солнца, и полное отсутствие людей среди развалин набрасывали на эту и без того безрадостную картину свою мрачную вуаль, создающую вовсе уж гнетущее впечатление.
Утро не стало веселее, но руины как-то внезапно закончились. Машина въехала на большую площадь, по которой, дребезжа, катился трамвай. Хоть какой-то признак жизни! Слева глядела пустыми глазницами выгоревшая коробка большого здания, а здание Северного вокзала напротив, тоже немаленькое, с высокими, квадратными в сечении колоннами по центру фасада, выглядело почти не пострадавшим. Начавшийся далее квартал практически целых зданий с зелеными скверами перед ними, казался пришельцем из какого-то другого мира. Целый, даже со стеклами, стоял корпус гестапо постройки тридцатых годов, и примыкающий к нему Суд земли Пруссия в стиле «ампир» тоже выглядел нетронутым войной. По левую руку мелькнул за деревьями дом, выполненный в духе конструктивизматут ранее помещался Прусский архив. Перед ним в сквере стоял памятник Шиллеру, а напротив был другой сквер, в глубине которого было заметно здание Управления Прусской почты в классическом стилекруглые колонны, треугольный фронтон над ними. У этого здания, где, как оказалось, размещается штаб Балтийского флота, генерал Речницкий и приказал остановиться.
Оставшись в машине, Нина осмотрелась. Неподалеку возвышалось здание театраединственное в этом квартале сильно пострадавшее. За небольшой площадью перед театром, где сходилось несколько улиц, можно было разглядеть частично заслоненное деревьями каре темных красно-кирпичных корпусов Таможенного управления Пруссии, которое ныне облюбовал себе Калиниградский обком партии.
Отец пробыл в штабе флота не больше полутора часов. Сев в машину, он приказал:
Трогай! Как мне объяснили, за разбитым зданием театра, всего в нескольких сотнях метров, напротив входа в зоопарк стоит гостиница «Москва». Там есть ресторан, где мы можем перекусить, и назад, в Варшаву.
На обратном пути Речницкий ворчал:
Почему, понимаете, не созданы необходимые условия для базирования сил флота в Свиноуйсьце и в Колобжеге? Почему, почему Потому что на все сразу сил не хватает! Заранее бы поставили в известность Валятся, как снег на голову, и сразу претензии: «Почему не созданы условия?!»
К слову сказать, сил у генерала хватало на многое. Ударными темпами достраивался большой стадион в Быдгоще, заложенный еще его предшественником, генералом Яном Роткевичем. И вообще, пристрастие генерала к спорту было настолько известным, что ему довелось даже побывать год председателем секции гимнастики польского Министерства культуры, в ведении которого тогда находились и спортивные дела. В результате среди нескольких скупых строк, которых Речницкий удостоился более полувека спустя в польской Википедии, присутствовал и эпитет «дзялач спортовы» (спортивный деятель). История иногда выносит на первый план совершенно неожиданные моменты
Глава 11Кто кого?
1. Остаться в игре
В Варшаве Речницкий, как можно догадаться, в первую очередь занимали отнюдь не спортивные дела. Его беспокоило наметившееся охлаждение в отношениях с группой генералов, которые вынашивали замысел военного переворота и отводили ему самому в этой игре не последнюю роль. В чем тут была причина? Ему оставалось только догадываться. Система прослушивания разговоров в британском посольстве при помощи «забытого» портсигара не могла дать ответ на все вопросы, ибо далеко не в каждом помещении посольства портсигар можно было оставить. Да и злоупотреблять таким приемом было нельзя, ибо это могло поставить под удар не только прослушивание посольства в Варшаве, но и целый ряд аналогичных операций, которые проводились в других местах.