Томас толкнул тележку и пошел вдоль платформы, лавируя между пассажирами. Джек сказал:
Через минуту поезд отходит. Интересно, где они будут выпускать птиц?
Он похлопал по карману, проверяя, что приготовленный еще утром конверт при нем.
Шум прибывающего поезда становился все громче, и они отступили от края платформы. Люди начали поднимать чемоданы и складывать газеты. Какой-то ребенок метнулся вперед и тут же был пойман матерью. Скрежеща и выпуская клубы пара, поезд подъехал к платформе. Пассажиры вывешивались из окон, нащупывая ручки у дверей. Начальник вокзала закричал:
Посторонитесь, пожалуйста! Дайте сначала выйти людям.
Кто-то отошел, кто-то нет. Джек услышал, как Тим пробормотал:
Пора бы научиться делать, как сказано. Чего удивляться, что в стране беспорядок. Не умеют действовать вместе, как
Грейс остановила его на полуслове.
Береги себя, милый.
Она его поцеловала.
Выходящие из поезда пассажиры бросились к контролеру, проверяющему билеты на выходе. Джек подошел вплотную к сыну.
Да, обязательно береги себя. Желаем тебе хорошо провести время. Передавай привет матери и Хейне.
Он обнял Тима, а тот наконец бросил сумку и обнял отца. В какой-то момент Джеку хотелось крикнуть:
Не уезжай, не меняйся, не дай ей заманить тебя!
Вместо этого он сказал:
Я люблю тебя, сын. Как бы ты ни поступил, мы все здесь будем радоваться за тебя. И просто желаем тебе лучшего.
Смутившись, Тим отступил назад.
Я же еду только на несколько дней, папа.
Джек почувствовал себя круглым дураком.
Конечно, конечно, я просто хотел сказать Да ладно, у меня тоже сегодня похмелье. Не только молодежь имеет на это право, но, хотя это был особый день, мне следовало думать, что я делаю. А в итоге я совсем ничего не соображаю. Ну а теперь тебе пора.
Как только Тим оказался в вагоне, Джек захлопнул дверь. Тим высунулся из окна. Джек вытащил конверт и протянул ему.
Тут немного денег, на всякий случай. Это в фунтах стерлингов, но я уверен, ты легко сможешь их обменять. Купи своей матери пирожное и кофе. Не думаю, что они там, в Берлине, пьют чай.
Тим было собрался отдать конверт обратно, но передумал и засунул его в карман пиджака.
Спасибо, папа. И тебе, мама, за бутерброды.
Голос его звучал нерешительно, как когда-то в детстве, когда его спросили, не хочет ли он спуститься в шахту, раз уж учиться дальше он не желает. Он тогда вошел в клеть и спустился вниз, потом мало говорил, но принял предложение той фирмы стать стажером по специальности «Морское машиностроение».
Контролер свистнул, носильщик покатил тележку по платформе. Начальник вокзала закричал:
Посторонитесь!
Грейси сказала:
Надеюсь, море будет спокойным. Оставайся на открытом воздухе, это помогает.
Тим кивнул. Она повторяла эти слова каждый раз, когда он отправлялся на континент, потому что на море его всегда укачивало. Поезд тронулся. Тим стоял у окна, когда паровоз выпустил клубы пара и в воздух полетела сажа. Они долго махали, и когда его уже было не различить вдали, Джека охватило чувство полнейшей беспомощности.
Вечерело, когда такси остановилось рядом с многоквартирным домом в одном из кварталов Берлина. Тим, совершенно измученный, с раскалывающейся от боли головой, сидел полностью неподвижно. В поездке получилась неувязка с рейсами, и ему пришлось провести одну ночь в отеле. Он без труда обменял фунты стерлингов и потратил часть отцовских денег, чтобы глупо напиться в баре. Идиотизм полный, но ему надо было как-то остановить этот поток мыслей. Жизнь и так полна сложностей.
Шофер обернулся и опустил стекло, отделяющее его от пассажирских кресел. Тим вытащил бумажник и принялся отсчитывать деньги, учитывая чаевые, а молоток у него в черепе тем временем выбивал барабанную дробь. Шофер произнес на ломаном английском:
Вы не торопиться или делать ошибка.
Тим в полном отчаянии отдал ему горсть рейхсмарок.
Через открытое окно в салон влетал прерывистый уличный шум, слышались звонки проходящих мимо трамваев. По тротуару маршировал взвод гитлерюгенд, все шли в ногу и держали равнение на середину. На многих зданиях были развешаны и трепетали на ветру нацистские флаги и транспаранты.
Шофер отсчитал сдачу и сказал через плечо:
Этот район Берлина Шарлоттенбургкрасиво. Раньшеплохо, много драки, бунты, забастовки. Наши ребята из СА и СС прогнали коммунистов. Раздавили их. Германия лучше, во все стороны.
Он запнулся в поисках английских слов.
СА сейчас мало, СС сильная. В этом квартале много СС теперь, потому что его э-э сделали, да, чтобы использовали члены партии. Извините, несколько лет, как явоеннопленный в вашей стране. Вы хорошо обращались со мной, и я вспомнить ваш язык. Я работать с ним для августа, на Олимпийские игры в Берлине. Я хочу возить некоторых, кто приезжает.
Тим протянул ему чаевые. Шофер коснулся рукой кепки. На лацкане блеснул значок нацистской партии.
Все лучше в Германии. Теперь я имею пассажиров.
Он засмеялся. Тим открыл дверь автомобиля и потянул за собой дорожную сумку.
Danke, произнес он.
Такси нырнуло в хаос дорожного потока, объехало запряженную лошадью телегу и пристроилось за другим автомобилем. Тим подошел к внушительного вида тяжелым резным дверям многоквартирного здания. Звонка не было. Он повернул кованую ручку, открыл дверь и вошел в просторный вестибюль. Дверь с грохотом захлопнулась, и он поморщилсягромкий звук рикошетом отозвался в голове. О господи, как ему выдержать предстоящий обед?
В тусклом свете настольной лампы, стоявшей на столике, он увидел аккуратно сложенную пачку конвертов, а в глубине разглядел лифт. Каблуки его ботинок гулко застучали по мраморному полу, и внезапно он почувствовал себя неуверенно.
Спасибо за бутерброды, мама, произнес он вслух, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, и тебе, папа, за деньги.
Герр Форбс? Из тени вышла женщина в длинной юбке. У нее были короткие седые волосы. Я лидер в партийном отделении квартала. Герр Вебер ожидать вас.
Она жестом указала в сторону лифта.
Пожалуйста, нажать на кнопку второго этажа. Danke.
Она снова исчезла в тени, а он почувствовал себя круглым дураком. Интересно, она слышала его слова?
На втором этаже он сверил номер квартиры с письмом матери. Четырнадцать. В выложенном плиткой коридоре пахло антисептиком. Каблуки снова застучали по полу. Он пошел дальше на цыпочках. Вот номер четырнадцать. Тим нажал на кнопку звонка. Какая-то небольшая деталь прямоугольной формы была сорвана с дверного косяка, и темное дерево треснуло. Он удивился, что это было сделано так плохо. Дедушка Форбс тут же исправил бы поломку.
Дверь открылась. На пороге стояла мать. Она тут же бросилась обнимать его.
Тим, дорогой, драгоценный мой. Я так и знала, что это ты. Как хорошо снова тебя увидеть.
Огромная радость охватила его. Он бросил сумку и крепко прижал ее к себе.
И так хорошо видеть тебя, пробормотал он и отстранился. Мы давно не виделись. Я каждый день скучал по тебе.
Тим задержал взгляд на ее волосах. Сейчас они были светлыми и блестящими, а в прошлый раз казались по-мышиному серыми. И теперь она заплела косу и уложила ее вокруг головы. Это выглядело как-то не по возрасту и не шло ей.
Она перехватила его взгляд.
А, ну да, тут говорят Kinder-Küche-Kirche, дружок. Партия любит, чтобы женщины придерживались традиционного стиля и были блондинками. Мы так поступаем ради партии и ради наших мужчин.
Тим ничего не понял. Он пытался выучить язык по учебникам, но слушать было совсем не то, что читать.
Извините, мама, помогите мне, пожалуйста. Kinderэто ведь дети, правильно?
Она провела его в прихожую, увешанную коврами. На полу тоже лежали ковры. Они выглядели дорого и, казалось, заглушали все звуки. Так, значит, Хейне успешно продвигается по службе. Как это замечательно для них обоих, и они полностью этого заслуживают. Им, наверно, пришлось годами откладывать деньги, и вот наконец они дождались этого момента. Внезапно он остановился и рывком повернул назад, так что его матери пришлось отпрянуть. Он сказал:
Я забыл про сумку.