Но уж с пустыми руками сроду из тайги не выходил Лоняшнее лето сколь брусники приволок?..
Ведёрко за семь дён А харчей сколь перевёл?! Одежонку, обужонку испластал в труху Да бог с имя, с харчами, с одежонкой, обужонкой, сам-то измотался Брусницы он напластает, ага Корней да коряг наташит Всю избу сучками завалил, адали в тайге живём Ой, горюшко с тобой, парень Сбегал бы обыдёнкой, не маялся. Пошукал да, глядишь, и по оборышам бы ведерко набрал. Много нам надо
Да, мама, не в бруснике дело не утерпел и проговорился сын, в раздумье прислонившись к дверному косяку, поглядывая на мать, гоношащую обед. Устал я, мама, замотался, отдышусь в тайге
Но мать, разворчавшись, пустила мимо ушей сыновью скорбь.
Вон сосед наш выше живёт, Бородя из тайги не вылазит, дак тот и черемши добудет, и жимолости, и черники, и брусники, и орех колотит кулями, ничем попустится. Тёща так на базаре сиднем и сидит, торгует. Бородя и тайги нанюхается по самые норки ишь щёки-то жаром горят, хошь портянки суши и деньги гребёт совковой лопатой. Себе легковушку взял, теперичи и сыну купил «порожню»
«Запорожец», мама
Подороже?.. Во-во, я и говорю, подороже. И в избе обстановка, как у министра
Ты что, у министра в избе гостила? улыбнулся сын, прижимая коленом заплечный мешок, потуже затягивая горло.
У министра?.. Гостила, гостила Похохочи, похохочи потом спохватишься: близенько локоток, да не укусишь У Бороди птичьего молока не хватает, остальное все есть. А кто он, Бородя?.. Вахтер на проходной: сутки дежурит, трое отдыхает, копейки получает Вот с тайги-то и кормится
Ну и молодец, пусть кормится с тайги, ответил сын, пройдя в куть, где мать уставляла стол горячими, только что вынутыми из духовки творожными и брусничными шаньгами и пирожками. Не ворует, и ладно, своим горбом добывает. Оно, конечно, пуп рвёт Да и не в коня овёсзлой стал, как собака: напьётся, даёт жару домочадцам Милицию вызывали
Жалеючи мать, сын опять умолчал, что по былому, скорбному опыту ведает: надсадные, свирепые деньги, что гребут из тайги озверевшие таёги, мало кого осчастливили. Бог весть, что творится у басурман, у русских же бешеные деньгибешеная жизнь: иные кутили с куражом и размахом, до нитки спуская в кружалах добытое потом; бывало, и спивались, семьёй попускались; иные, редкие, вроде кощея-бессмертного, чахли над туго набитым бабьим чулком, не ведая, где вывернуть чулок наизнанку воистину, некуда деньги девать а не ведая, бегали, по-собачьи вывалив парящий язык, доставали, меняли, перепродавали и на полном бегу влетали в кедровую домовину, не успев и смекнуть: зачем жил, зачем барахло копил, зачем небо коптил?.. И наряды в гроб не упакуешьне сундук же, что богатые невесты, запирая, прижимали коленом; и положат тебя в старом френчике, в ношеной сорочке, дожелта застиранный ворот которой стянут шёлковой удавкой с дешёвой булавкой; и мошну в могилу не возьмёшьрай не купишь, тартарызадаром; разве что родичи закажут лаковый гробдольше гниёт, оградку чугунную, надгробье из мрамора да поминки сытней и пьяней, чем у бедных. А душу, заросшую дикой шерстью нераскаянных грехов, ступившую на лествицу, тут же ухватят крылатые ночные духи и унесут в тартары, где огнь, сера, червь неусыпный и крик неумолчный А ведь Царь Небесный упреждал маловеров: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие Не собирайте себе сокровищ на Земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на Небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?..». Эх, не слушали мы глас Небесный
Но коли на зависть нищих сребролюбцев свирепые добытчики и процветали в миру, то все едино, эдакие заядлые таёги вроде Бороди были обижены судьбой: шныряли по тайге, порой ненавидя и безбожно матеря тайгу, ежели скупо отворяла закрома; носились сломя голову, словно седалище скипидаром смазали, рыскали по тайге с хрипом, стоном и лаем, без огляда либо опасливо озираясь; бегали глухо и слепо, и души не чуяли певучего восторга от синеватых рассветов, когда тыне добытчик, грешный и суетный, но созерцательный молитвенник, вдруг неземно полегчавший, уже не чуешь одышливую плоть, кружишь блаженной душой над кедровыми кронами, возносясь к звёздным россыпям.
С Бородей художнику довелось колотить шишку в прибайкальских кедрачах, и, глядя на ночь, прихлёбывая курильский чай с брусничным и смородишным листом, толковали о тайге. «Таёжные добытчики пусть браконьеры они ведь, паря, урона тайге не приносят, внушал Бородя, они речек и озёр не губят, и Байкалу от браконьеров нету вреда А вот Байкальский комбинат да Селенгинский впридачу, эти да-а-а, эти гробят озеро» Ясно море, таилась доля правды в оправданиях и обличениях байкальского промысловика, но художник чуть было не усмехнулся в багровое лицо Бороди: мол, тайгу и озеро вы, разбойники, может, и не разорите, а душу-то запустошите В бане месяцами не моетесь, пню горелому молитесь; живёте без Бога и царя в голове, гонитесь за долгим рублём, стыда не ведая; стыд вампомеха, вот и рыбу гребёте, зверя бьёте, чихая на запреты и сроки; потом родной народец обдираете, как липку: такие цены ломите, что даже богатенький мужичок в затылке поскребёт и покачает изумлённой головой. А проснётся совесть, ужалит душу, но тут же и отмахнёшься, словно от комара: де, ничего страшного, кому надо, тот купит; мне выложит, на производстве украдёт, деньги не пахнут Но ни словцом не упрекнул художник нахрапистого таёгу, ибо и сам день во грехах, ночь во слезах, ибо рече Господь: «Что же видиши сучец, иже во оце брата твоего, бревна же, еже есть во оце твоем, не чуеши?.. Лицемере, изыми первее бревно из очесе твоего, и тогда узриши изяти сучец из очесе брата твоего».
* * *
Пока наш художник предавался скорбным думам, мать вынесла из кухни мешочек с тёплыми постряпушками, велела сыну развязать вещмешок и сунуть подорожники.
Ну да бог с ней, с одежонкой да и с ягодой, сам-то намаешься, вот горе, вздыхая, ворчала мать и, обиженно поджимая губы, досматривала сборы.
Мать печалилась, ибо не могла уразуметь деревенской сутью сыновью тягу в тайгу, а сын тайну прятал глубоко в душе, боясь, что на свету, в суесловии полиняет, обтреплется сокровенность и святость тяги к таёжному уединению, или уж не умел путно обсказать матери, разумеющей тайгу, как заготовку дров на зиму, веников для бани, жердей на заплоты, сбор ягод и грибов, и не ради наживы, а лишь для законного прокорма. Похоже, матери было и боязно отпускать сына в тайгу без материнского догляда окажется, бедолага; она потому и умирать боялась и печально было оставаться наедине с каменными стенами; похоже, мать и бессознательно ревновала сына к тайге, словно сын уходил к иной матери, кою любил не меньше, чем её, а вдруг и больше
Хотя хотя и мать в цветных и сокровенных снах и видениях, похожих на голубичное мерцание, поминала благодать Божию, когда с деревенскими подругами бродила в лесном распадке, выискивая курешки, где голубицы синым-синё Насадит, бывало, старый свекор девок и баб в телегу, где уже увязаны две-три бочки, и покатили в ближний лесок; благо голубица синела сразу за поскотиной и всем за глаза хваталобери, не ленись; а прозевалнеоглядные голубичные поля прибьёт инеем и уже не взять ягоду, отмягшую и водянистую. И вот, бывало, отведут душеньку: все песни перепоют, едучи лугами, потом тенистым просёлком, усыпанным жёлтой лиственничной хвоей, перевитым вспученными корнями. А уж в лесу гаевун в рукии хлещешь голубичник этим сплющенным бездонным ведром, похожим на воронку; впрочем, домовитые молодухи красовались берестяными гаевунамилёгонькие, ухватистые и голубичник не бьют. И вот уже на ветреной елани раскидывают добела выгоревший брезентнабил ведро, тут же провеял, и синеватым, рясным снегом сыплется голубица, летит в траву лист. И опять сельская песнь плывёт над еланными травами, над кучерявыми, красными саранками и белыми ромашками, над синими черевичками, что кукушка сронила на лету