А как у вас на медведей охотятся? спросил Доцент. Говорят, раньше сибирские мужики на медведя с рогатиной ходили. Без ружья Я вот много всяких басен слышал, а серьёзно?
С рогатиной! Карнак высокомерно засмеялся. С рогатиной А ежели серьёзно, то я мишек голыми руками брал. На музыку. Музыкой, паря, можно кого угодно оморочить, даже медведя Помню, шишковал по осени, орех кедровый промышлял; и, грешным делом, прихватил в кедрач патефон, пластинками затарился ладно, люблю, паря, добрую музыку послушать. И вот шишек наколотил, стаскал к табору, начал обрабатывать, отвеивать и калить на костре. Ну, и пластинку завёлФёдора Шаляпина: «Эй, дубинушка, ухнем» И вот шишки шулушу под Шаляпина, увлёкся чо-то, и вдруг огляделся мамочки родны!.. Неподалёку четыре медведя на пеньках сидят, Шаляпина слушают. Сперва-то я страсть как испужалсяружьё в зимовье, а бог знает, чего у этих медведей на уме. Потом, паря, гляжу, смирно так сидят, покачиваются под музыку, слёзы вытирают, видно, пробират И невздолго после этого подваливат ко мне мужик из зоопарка: дескать, медведя бы нам молоденького, ребятишкам казать. «И деньги, паря, на бочкутри тыщшы Счат-то я бы послал его подальше, где Макар телят не пас, а тогда молоденький ишо был, в поле ветер, сзади дым, да как раз гроши позарез нужны были, избу рубил «Ну чо, говорю, по рукам. Будет вам Михайло В посёлок приведу, а вы уж его принимайте». Зашёл, паря, в кедрач, вот так же патефон завёл. Гляжу, один любитель привалил, присел поодаль. Тут я патефон беру, ипо тропе. И он за мной. Идём. Как пружина в патефоне ослабнет, я опять заведумузыка наяриват. Медведь плетётся следом, подпеват маленько А перед посёлком на поляне завёл я Моцарта, медведь прилёг и задремал. Тут его в клетку и заволокли Жалко, конечно.
Доцент так заливисто, по-детски захохотал, что шашлычник стал по-медвежьи ворочаться в постели и забористо ругаться. Мы притихли.
Вам можно сказки писать, прошептал Доцент и со вздохом прибавил: А жалко, когда бедных зверей убивают.
Жалко, вздохнул и Карнак. Вот почему я теперичи и не охочусь, больше, паря, на ягоды да на орех кедровый нажимаю Медведи подсобляют Мужики же как орех добывают, колотом несчастную кедрину лупят со всей дурацкой моченьки, а шишка то идёт, то не идётежели дубняк матёрый. Все кедрины, бывало, в труху измачалят листвяничными колотами. А я чо делаю Обмажу кедрины мёдом повыше только, и сам в зимовьё. На другой день прихожу, шишки уже все внизу, торчат из моха. Собирай, не ленись.
Как это так? заинтересовался Доцент, держа наизготовке блокнот и ручку.
Просто. Медведь надыбат на кедрине мёд, ну, и скребётся по ей до мёда, вылизыват. А кедрину так, паря, раскачат, что шишки аж градом летят. На одной лесине мёд вылижет, на другу переходит. Вот так напару с медведем орех и добывам
Ну, это всё байки, а по правде Доцент не сводил с нашего краснобая весёлых, восторженных глаз.
Байки усмехнулся КарнакДа мне бурундук однажды шишки добывал. Да Вернее, каюсь, приворовывал я у него. Как-то, паря, подхожу к толстой кедрине, гляжу: бурундук на ветке сидиттоже орехи добыват. Шишку оторвёт и кинет вниз, а сам глядит, запоминат, куда упала Вот он, паря, кинул, я подобрал ив куль свой. Тот другую бросил. Я опять тем же макаром Бурундук эдак зло прищурился, и-и-и ка-ак бросится на меня!.. Едва, паря, успел отпрыгнуть, а то бы задавил
Доцент по-детски, заливисто отсмеявшись, опять пристал к Карнаку:
Нет, но расскажите что-нибудь про охоту серьёзно.
Серьёзно-то Карнак снова отпахнул окно, за которым влажно светились в ясной ночи и призрачно мерцали свечовые берёзы. Верно, наплетут с три короба, а сами живого зверя в глаза не видали. Разве что в зверинце. Вот кого, паря, жалко, так жалко. Доведись-ка любому из нас в клетке пожитьвот навроде больницы нашей, от тоски взвоешь. Я волю люблю, тайгу Но привыкают и люди, и зверивсе привыкают. Мы в бетонных клетках живём, а высели нас в тайгупропадём же без тепла и света, без тёплого сортира Вот и зверя, того же медведя, который в клетке родился, выпусти его на волюон походит-походит да назад в клетку и попросится
И пошли было выплетаться затейливые кружева новой байки, но в это время с возмущённым стукотком каблуков-копытцев влетела наша взбешённая сестрахохот услыхала.
Вы что, совсем уж! почти прошипела она, боясь говорить в полный голос. Вы знаете, сколько сейчас времени?! Если через минуту не успокоитесь, пеняйте на себя. Всё доложу главномумигом повылетаете Карнаков, сейчас же слезьте с подоконника и закройте окно. И опять в палате курили?!
Дак не в затяжку, моя бравая.
Закройте окно, и чтоб через минуту спали.
Карнак взялся было за створки окна, чтоб запахнуть их, но тут же замер, сладко прижмурился, с шумом, всей вздыбленной грудью вдыхая запах волглой листвы.
М-м-м укрыв глаза, в сладостном изнеможении замотал головой, какой запах после дождя. И черёмуха цветёт А не погулять ли нам, Танюша?.. Я бы тебе, моя бравая, такие стихи почитал, какие ты сроду не слыхала.
Твои глазапронзительная осень.
Сияй, сияй, прощальный свет любви!
Летит с ветвей осиновая озвень,
Но ты её разлукой не зови.
Перебирает солнечные струны
Задумчиво и скорбно старый лес;
Кружа листву, поют речные струи,
Что создан мир из боли и чудес
Я не шибко подивился на то, что Карнак заговорил стихами, даже на своём недолгом веку и коротком волоку я встречал «бичей», любивших пофилософствовать, залить байку, прохрипеть стих из Есенина либо про Луку-матюжника.
Сестра немного послушала, дивясь на эдакого больного и, кажется, даже против воли завлекаясь в напев стиха, потому что уже мягче велела:
Закройте, пожалуйста, окно и ложитесь спать.
Кончай базар, подал скрипучий голос и наш шашлычник.
Карнак тянуче, с едким прищуром уставился на него, и тот вначале было встрепенулся, но тут же и сник под напористым, колючим, ничего доброго не сулящим, каким-то дремучим, диковатым взглядом.
Тут женщины рядом лежат. Сестра показала на стенку.
А мы им болеть мешам, подсказал Карнак.
Они же завтра на меня пожалуются.
Ладно, моя бравая, падам Спят усталые игрушки, мишки спят напел Карнак. Легли?.. Ручки вот так сложили, как покойники. Глазки закрыли, дышите ровно, в две завёртки
Зря вы веселитесь. Положение у вас очень серьёзное.
Очень?! Он испуганно вытаращил глаза и тут же рассмеялся. Ничо-о, Таня, ничо. Как батя мой пел: помирать нам рановато, есть ещё сионисты в стране Нет, Танюша, мы с тобой ещё споём и спляшем. Верно? он начал потешно вихлять боками, дёргать руками, как если бы держал вожжи, при этом ещё и частушку выдал:
Старичок-покойничек,
Помирал во вторничек,
Ему стали гроб тесать,
Он вскочил, давай плясать
Кошмар, цирк какой-то. Сестра не утерпела и засмеялась.
Русский мужикэто тебе, Таня, не лекарь-аптекарь клизмы ставить. Русского мужика запросто не свалишь. Он ить, зараза, и в гробе ногой дрыгнет
Додрыгались многозначительно ухмыльнулся шашлычник.
Ну всё, ложитесь, ещё раз умоляюще попросила сестра и, сердобольно покачав головой, вышла из палаты.
Когда дверь с тихим скрипом притворилась, Карнакон, кажется, боялся замолчать, остаться один на один со своей бедой, протараторил нам ещё несколько частушек, какие в народе зовут соромными, потому что не рассчитаны на нежные девичьи уши. Соромные я почти все призабыл, а вот про двух нерусей осела в памяти мстительным осадком, да простит Господь; но больно уж много в ней таилось кровавого смысла:
Едет Троцкий на козе,
Свердлов на собаке,
Троцкий Свердлову сказал:
Мы с тобой казаки.
Опять возмущённо заворочался в кровати, заскрипел пружинами наш шашлычник, и укушенные, посудачив шепотком, вернее, послушав ещё баюнка-охотника, потихоньку, под нудное, что капель из худого рукомойника, бурчание шашлычника наконец угомонились.
* * *
Снился мне цирк Медведь в русской расшитой по вороту рубахе, зажав в лапах бутылку, хлещет сивуху прямо из горла, потом берёт гармонь и, отчаянно развалив меха, наяривает «комаринского». Публика ржёт, уливается, а лицабледные пятна с чёрными провалами ртов. Подле медведя в ночном до пят плаще с красным подбоем, в чёрной ермолке суетится дрессировщикна обличку не то врач Ребенок, не то наш шашлычник, чернявый и курчавый, носатый мужичок, не то злодей Свердлов либо Троцкий. Мельтешит дрессировщик перед медведем, то сахарком побалует, то бичом ожжёт; и вот вроде все терпение у медведя вышло, заревел тот обиженно, бросил гармонь, лягнул ногой бутылку и пошёл восвояси. Но чернявый, визжа не по-русски, выхватил кривую секиру и оттяпал медведю лапу