Чаще всего она спала в доме у Раймонда Дюрана, в Бельвез, там, где той последней зимней ночью Бернат все никак не мог сказать ей «прощай», а только сжимал ее в объятиях. Бывало, что ей приходилось проводить ночи, следя за темной дорогой и слушая стрекот сверчков, а иногда и пение соловья, в нескольких шагах от какого-нибудь темного дома, где умирал верующий, и где находились добрый человек Пейре де Ла Гарде и его послушник Пейре Фильс. Иногда она спала несколько часов в борде у Саллес, возле Верльяка, на берегах Теску, перед тем, как идти в Борн, или возвращаться в Бельвез с какой-нибудь вестью для Старшего, Пейре из Акса, от его духовных братьевСанса Меркадье или Пейре Санса. Она решалась заходить все дальше и дальше, унося послания во все более отдаленные места, на затерянные среди холмов хутора друзей. Теперь она хорошо знала эту местность. Она стала молчаливой, от нее редко можно было услышать лишнее слово. Иногда можно было видеть ее исхудавшую фигурку, как она неподвижно стоит, прислонившись спиной к дереву, задрав острый птичий носик к облакам, и следит за их полетом, подставив ветру решительный подбородок. А потом она снова искала утешительного присутствия добрых людей.
В этот майский день, насыщенный роскошью зелени и цветов, пением птиц, жужжанием насекомых, она, как и все в Бельвез, ожидала возвращения из Тулузы братьев Меркадье. В последнее время ожидание стало для нее частью жизни. Одним ожиданием больше, какая разница? Каждый день, спрятавшись в тени и наблюдая за дорогой, или заняв руки тяжелой работой, она вызывала в памяти образы всех тех, кого любила. Всех людей, составлявших часть ее мира, в которых она находила опору и поддержку. Тех, которые уже не вернутся, мучеников, погибших на кострах Церкви, что сдирает шкурудоброго христианина Жаума из Акса, проповедовавшего как ангел, госпожу Себелию Бэйль с ее несравненной улыбкой. Добрую На Себелию, убеждавшую ее брата, Пейре, забрать Гильельму от злого мужа. И всех других мучеников, сожженных за то, что вновь впали в ересь, и с которыми у нее не было времени подружиться, а насилие и смерть вырвали их из рядов живущих.
Но больше ей нравилось думать о других, о тех, кто умер, получив утешение и вошел в Царствиео старой Бернарде, подарившей Гильельме обручальное кольцо, о Мартине Франсе из Лиму и его жене Монтоливе, о даме Бараньоне из СенСюльпис, и о доброй женщине, жившей на улице Этуаль, которую она так никогда и не встретилаоб Оде Буррель, монашеское имя Жаметта Но она думала и о тех, за кого переживала, за томившихся в Муре. Тех, кого держал в тюрьмах инквизитор Бернар Ги, и кто, возможно, сейчас, в Тулузе, выслушивает свой приговор. О здоровяке Пейре Бернье, который последним видел Берната, и его жене Сердане; о Гийоме Фалькете, что вот уже два года находится во власти инквизитора; о даме Бланше де Фергюс, этой достойной пожилой женщине и ее сыне Витале. О тех, кого держал в застенках Каркассона инквизитор Жоффре дАблио верующих из Разес, арестованных первыми, о братьях и отце Берната, старом Эн Белибасте из Кубьер, уже, возможно, умершем в Муре; о тех, кого сейчас допрашивает инквизиторо верующих из Сабартес и земли дАйю, Гийоме Бенете и Гийоме дЭн Риба. И обо всех остальных, кого поймали в свои сети оба инквизитора. И в Монтайю, и в Бельвез. Теперь Монтайю стала островом, отколовшимся от большой земли и уплывавшим вдаль. В прошлом году Гильельме привалило нежданное счастье, и она смогла, вместе с Бернатом, снова увидеться со своей матерью Азалаис, с отцом Раймондом Маури, братьями Гийомом, Жоаном и Арнотом. Ее родители постарели, на них лежала печать тревог и забот. Увидит ли их еще раз в этом мире? Но и она сама, Гильельма, словно увязала в зыбучих песках. Сможет ли она дальше следовать своей дорогой? Сможет ли она пойти так далеко, как это будет нужно, чтобы служить добрым христианам? Пока что, из всего небольшого отряда добрых людей один лишь Жаум пал жертвой злобной Церкви, которая сдирает шкуру. Она надеялась, что Фелип де Кустаусса и Гийом Белибаст живы, и рано или поздно дадут о себе знать. Чтобы придать себе мужества, Гильельма перебирала в памяти добрых людей, еще оставшихся в этом мире. Тех, кого она не знала совсем, или едва видела, тех, кто ушел в Ломбардию. Мессер Бернат, диакон, и ПейреРаймонд де СенПапуль, красивый мужчина, как говорят. И Понс из Акса, сын доброй На Себелии, и Понс из Авиньонет, что в Лаурагэ. И тех, кого она плохо знает, проповедующих где-то вдалистареющего Амиеля де Перль и юных Арнота Марти и Рамонета Фабре. И, наконец, наиболее ей близкихГийома из Акса и Андрю де Праде, и особенно тех, по ком тоскует ее сердце, Старшего, Пейре из Акса, и Пейре Санса с сияющим взглядом. Она не забыла ни юного Санса Меркадье, подмастерья ткача из СенСюльпис с огненной шевелюрой, который тоже теперь проповедует и несет утешение в далеких селах и хуторах, ни Пейре Фильса, их надежду на будущее, послушника и ученика Пейре де Ла Гарде.
Инстинктивно Гильельма понимала стратегию инквизиторов, достаточно очевидную и жестокую. Они любой ценой хотели поймать Мессера Пейре Отье и Пейре де Ла Гарде Нужно много времени, чтобы воспитать и обучить нового доброго человека. Для этого требуется религиозное призвание, особенно в такие времена, чтобы встать на дорогу апостолов и мучеников; нужно наизусть знать и глубоко понимать Писание; нужно постепенное привыкание к жизни в постах и воздержании, нужна абсолютное духовное стремление отказаться от зла; и только тогда эта подготовка может завершиться посвящением. Но за один день, из-за простого доноса или полицейской операциикостер пожирает и превращает в пепел все эти терпеливо взлелеянные веру, знание и волю, воплощением которых является пастырьмученик. Прагматическая и безжалостная стратегия инквизиторов как раз и состояла в том, чтобы просто переловить, одного за другим, всех добрых людей, чтобы они, один за другим, исчезли в огне, а также создать все возможные трудности, чтобы пораженная в самое сердце Церковь не смогла быстро восстановиться и залечить нанесенные ей смертельные раны. Нужно было защищать и опекать добрых людей, помогать находить им новых послушников, давать им возможность и время обучать и крестить их. Множить религиозное призвание. Чтобы Слово Божье не умолкло в этом мире
Мир отныне сужался и сжимался вокруг опустошенной и одинокой Гильельмы и добрых людей. И все в ней призывало Берната. Как следовать без него по дороге, на которую она ступила вместе с ним?
И когда свет этого майского вечера стал понемногу гаснуть, а из дома раздались звавшие ее голоса, Гильельма, сидя на заднем дворе, закрыв глаза, пыталась раствориться, как это часто приходилось ей делать раньше, во взгляде Берната. В его глазахдиких, необозримых и печальных, как море, радостных и черных, как свет в дальней ночи, зовущих ее и вмещающих весь ее мир. Настанет ли когда-нибудь миг, когда она откроет глаза и увидит склоненное над ней лицо Берната? Почему она не может больше обнять его за плечи? Но она открыла глаза, покорившись реальности, поднялась и медленно пошла по направлению к низеньким домикам из обожженной глины. Призывая в памяти свой исчезнувший мир, она сознательно избегала вспоминать о своем брате Пейре Маури, великом пастухе, занимавшем в ее мире такое почетное место. Придет ли он снова, если она позовет его? Но, увы, ей нельзя больше его звать. Он, который однажды привел ее к Бернату, сможет ли теперь он привести Берната к ней? Она думала о Фенуийиде, об этих скотоводах из Планезе, братьях Андрю, о которых говорили ей родители. Может быть там, у них, она сможет встретить Пейре. А Пейре поможет ей найти Берната. А если Бернат уже в дороге, возвращается, чтобы найти ее? Гильельма будет ждать, ждать середины лета, чтобы дать ему время придти. Но потом, если так ничего и не случиться, она одна уйдет искать Берната и обоих добрых людей.
Гийом и Арнот Меркадье вернулись из Тулузы только через два дня. Они были сломлены. Они говорили, что перед тем, как вернуться в Бельвез, заходили еще в Борн, к своей матери, чтобы оставить там младшего брата, этого бедного подростка Жаума, у которого на одежде уже был нашит крест из желтой ткани. Они оставили его дома, бледного и больного, полностью раздавленного. Он не мог вынести того, что видел. Как сжигали Пейре Бернье. Да и они сами, эти здоровые рыжие весельчаки, сильные и умелые мужчины, битые и обтесанные жизнью, знающие все ее гримасы и жестокости, они тоже прибыли из Тулузы, отмеченные печатью такого ужаса, который, наверное, не покинет их никогда. Они были под жутким впечатлением торжественного Сермон, собравшего толпу перед инквизитором и его помощниками, спектакля, разыгравшегося перед старым кладбищем у СенЭтьен. Там они видели десятки и десятки обвиняемых, принужденных отречься, живых, осужденных на ношение крестов и на Мур, и мертвых, осужденных на эксгумацию. Пейре Бернье выслушал из уст Бернарда Ги приговор, предающий его, как вновь впавшего в ересь, в руки светской власти. Казнь состоялась на том же месте, на следующий день, и братья Меркадье решили остаться в Тулузе, чтобы быть в толпе возле эшафота, чтобы поддержать братским сочувствием старого друга и товарища в его последнем испытании. И среди незнакомых лиц осужденный, взойдя на костер, распознал бледные, исполненные боли и муки лица братьев Меркадье из Борна. И он смотрел на них, держась за этот последний знак дружеского присутствия.