Я попытался привести его в чувство. Я схватил его за плечи и безжалостно встряхнул, но несмотря на это он вопил все сильнее и сильнее. У него началась истерика, но тут настал момент, когда его страх стал вызывать во мне только гнев. Самым противным было то, что он свалился мне под ноги, оперся на пень, обхватил голову руками, и стал плакать, проклиная обеты правды добрых людей.
Добрых людей Которые следуют дорогой правды апостолов, и потому не лгут и не обманывают.
Они же не способны солгать инквизитору, добрые люди! Даже для того, чтобы спасти своих добрых верующих. Они же обязаны сознательно отвечать на его вопросы, ничего не скрывая. Мы бы меньше рисковали, если бы арестовали какого-нибудь пройдохуверующего, который из хитрости, из инстинкта выживания, просто из страха, избегал бы правды, рассказывая инквизитору сказки и пуская его по ложному следу! Да, мы бы меньше рисковали, если бы арестовали какого-нибудь проходимца, чем этих проклятых апостолов Иисуса Христа, обязанных отвергать всякую ложь. Конечно, они умрут как святые, и оставят своих верующих биться в сетях.
Пальцы Берната, машинально перебиравшие камушки под ногами, нервно сжались в кулаки. Он взял один камень, и бросил его вдаль с такой силой, что тот, упав, раскололся вдребезги. Я понял, что он хочет этим сказать. У меня тогда тоже появилось желание ударить этого Раймонда Пейре, потому что трясти его было бесполезно. Ударить. Попытаться разбудить его, разжечь в нем хоть какую-то искру мужества и веры. Но он был как тряпка.
Позже я заметил, что он вновь обрел нечто вроде лихорадочного авторитета у женщин своей семьи, да впрочем, и у всех растерянных верующих Арка. Я видел, что этот Раймонд ПейреСабартес весь охвачен лихорадкой тайных переговоров, которые велись заговорщическим шепотом, что он, как привязанный, ходил по пятам за Раймондом Гайродом, бальи сеньора. Где-то через неделю он сказал мне придти к нему, когда стемнеет. И там, в его доме, я встретил практически всех верующих Арка. Все они там были, преданные друзья добрых людей, среди которых еще совсем недавно я чувствовал себя как среди братьев и сестер. И которых я любил так, что даже хотел провести свою жизнь среди них, ты же знаешь об этом, Бернат. В счастливой долине. Они все были там, собрались вокруг Раймонда Пейре, его жены Себелии и Госпожиматери. Мой старый товарищ Гийом Эсканье, его сестра Маркеза, очаровательная Маркеза, с мужем Гийомом Ботолем, и бальи Раймонд Гайрод, и Бернат Видаль, и Раймонд Маулен, и Раймонд Марти, и даже Фойссет, мельник из Кубьер, и даже этот клирик из Риу эн Валь, который был другом доброго человека Жаума. Я бы хотел, чтобы ты видел их физиономии, Бернат.
У них были печальные лицатусклые, замкнутые, невыразительные. А иногда они хмурили брови, а подбородки их дрожали. Я чувствовал почти обжигающий, устремленный из-под чепца прямо на меня взгляд Себелии Пейре, исполненный пронизывающей злобы. А кто бы узнал очаровательную Маркезу? Лоб нахмурен, глаза бегают, губы поджаты. Она утратила всю королевскую осанку, прячась за спиной своего брата, Гийома Эсканье. И сам Гийом Эсканье, онемевший, осунувшийся, он закусил губу и пытался не смотреть мне в лицо.
Бернатя зналпонимает меня с полуслова. Я смотрел на них будто издалека, словно из другой жизни. Я больше не принадлежал им, а они больше не были моими. Они напоминали марионеток, я понимал, что их объединяет страх и стыд, но при всем этом от них исходила какая-то холодная уверенность. Они уже приняли решение: они пустились в путь той же ночью. Это был долгий путьони должны были пересечь весь Лангедок, спуститься в долину Роны, пройти через города, даже названий которых ни ты, ни я никогда слыхом не слыхивали. Достичь великого города Лиона, где тогда находился понтификальный суд. Выиграть время. Получить у Монсеньора Беренгера Фредоля, главного исповедника папы, письма об отпущении грехов, которые могут защитить их от преследований инквизитора Каркассона. Этот мудрый совет дал своему бальи Мессир Жиллет, и они отчаянно ухватились за эту соломинку, за этот последний шанс, который они боялись упустить!
Раймонду ПейреСабартес, спросившему меня еще раз от имени всех собравшихся, не хочу ли я присоединиться к ним, я тогда просто ответил, что не имею ни средств, ни желания. Мало того, я даже нарушил их елейную атмосферу лицемерного сокрушения своими меркантильными интересами. Я сказал ему, что хорошо было бы, если б перед Вашим бегством, Вы заплатили мне те шестьдесят су, которые должны еще с тех времен, как я стал у Вас пастухом. Но я, разумеется, согласился заняться всеми их несчастными животными столько времени, сколько потребуется; пасти их вместе с отарами Раймонда Пейре и Раймонда Маулена. А они уже собирались. Вся эта отара кающихся верующих. Они отправились еще до рассвета, на мулах Раймонда Пейре. На следующее утро мессир Жиллет де Вуазен, сеньор Арка, наложил секвестр на их отары. Слушай внимательно, Бернат. Он публично обязал меня стеречь всех этих овец, под его защитой и покровительством, с помощью юного слабоумного Маулена. Больше он мне ничего не сказал, но я и так все понял. Это было единственным средством избежать того, чтобы в отсутствие кающихся инквизитор Каркассона не наложил бы свою руку на их стада, и между прочим, чтобы он не особо интересовался пастухом этих стад, то бишь мной. Он ведь мог доверить пасти эти стада любому пастуху из Арка, лучшему католику, чем я. Я прекрасно знал, что означают эти действия мессира Жиллета по отношению ко мне. Эффективную, но молчаливую защиту. Которая продлится до тех пор, пока не вернутся наши кающиеся.
Бернат Белибаст издал какой-то безрадостный смехшок, и движением головы отбросил назад длинные черные пряди, упавшие ему на лоб.
Можно ли поверить, что все это было ни к чему! сказал он. Предприняв это дорогостоящее и опасное путешествие, они даже не обратили внимания, что всего лишь через несколько дней наши добрые люди, не простившись, покинули общество инквизитора и бежали из Мура Каркассона! И не выдали никого, ни в Арке, ни в Кубьер!
Они свободны, наши добрые люди! Меня охватило злорадство. Несчастный Раймонд Пейре! Бернат повернул ко мне худое лицо, совсем как у подростка, несмотря на иссиня черную бороду, которую он энергично перебирал пальцами. Но только теперь я увидел его усталый и опустошенный взгляд. Ведь он утратил все, что до сей поры составляло его жизнь.
Пейре! Пейре! А мой отец тоже должен был поступить, как они, и мои братья Раймонд и Арнот? Ах, Пейре, ведь эти хищники нацелились на наш дом в Кубьер. С двух сторон. С одной стороны архиепископ, который хотел арестовать моего брата Гийома. С другой стороны инквизитор, просвященный Гийомом ПейреКавалье. И никто на свете не может нас больше защитить
Его печаль отдалась во мне резкой болью, поразила меня в самое сердце. Я обнял его за плечи, а мысли лихорадочно проносились у меня в голове. Что я мог ему сказать? Машина запущена, ее рычаги и колесики движутся, и она собирается нас раздавить. Даже если двое мужественных добрых людей, Жаум из Акса и Андрю из Праде, ускользнули от внимания стражей и бежали из тюрьмы Каркассона, чтобы вновь уйти в подполье, на что им надеяться? Теперь пойдут по их следам. Гийом ПейреКавалье, а может, и другие верующие вслед за ним, начнут говорить, называть имена. Опять последуют аресты. Все хотят спасти свою шкуру и свободу. Спасти свое добро, хлеб для своих детей. Потому, если хорошо подумать, разве не было у них, наших добрых верующих из Арка, причин идти искать отпущения грехов у папы?
Но тут гнев опять вскипел у меня в груди. Нет! Эти мысли недостойны истинного верующего. Для меня невозможно так унизиться. И невозможно предать свою веру. Они скажут, что можно ведь отречься лишь на словах, и спасти главное. Но все знают, что невозможно добиться прощения Церкви Римской, если не приносить ей жертвы. Если не доносить. Если не предавать своих. Бернат, Бернат, ни твой отец, Эн Белибаст, ни твои братья, никогда на это не пойдут.
И сам Бернат тоже стал беглецом из-за ереси. Через несколько дней после ухода верующих Арка, дом Белибастов в Кубьер подвергся обыску. Все взрослые мужчины и женщины были арестованы: Эн Белибаст, старикотец, его сыновья Раймонд и Арнот, его жена и две невестки. Только Бернат смог избежать этой мышеловки. Он в это время провожал обоих беглых добрых людей в Кийан. Он больше не вернулся в Кубьер, где на его дом уже был наложен арест господином архиепископом, а земли и отары конфискованы. Он только знал, что двух его золовок, Эстеллу и Гайларду, а также его мать, довольно быстро отпустили. Беглец из-за ереси, Бернат. А ведь он еще и переживает за меня.