Вы уже вернулись с пастбищ? громко удивился он, еще даже не поздоровавшись с друзьями.
У входа в загон, в закоулке, под зелеными дубами, мерцал небольшой костерок. Бернат первым вскочил на ноги. Пейре узнал его фигуру, его низкий, с придыханием голос, когда его друг мягким и доверчивым движением прижался лбом к плечу доброго человека Фелипа и трижды поцеловал его в лицо. Затем Бернат просился к нему, схватил за обе руки, сжал их до боли. Ведь двое друзей не виделись целое лето.
Вы уже вернулись? снова удивился Пейре. Позади костра виднелись темные фигуры спящих людей, завернутых в тяжелые плащи. Раймонд Белибаст потряс за плечо своего брата Гийома, который, колеблясь, поднялся, бросил на прибывших тяжелый взгляд и рухнул к ногам доброго человека. Раймонд склонился над спящим ребенком, подвернул под маленькое тельце шерстяное одеяло, потрепал по курчавым волосам.
Он хотел идти меня встречать! сказал он Пейре с улыбкой. Это мой старшенький. Я ему обещал, что вернусь утром, пока он еще будет спать.
Через некоторое время ребенок проснулся, радостно играя на руках отца, а Бернат вытащил из котомки хлеб и поставил возле огня кувшин свежего, только что выдоенного козьего молока, смешанного с водой, чтобы поскорее скисло. Добрый человек Фелип, измученный длинным переходом, отошел в сторону, ища место, чтобы немного поспать. И Бернат тут же бросился стелить для него все плащи, сложив их в три слоя и прося его устроиться как можно удобнее. Гийом Белибаст сидел возле огня, погруженный в глубокое молчание. Он медленно жевал хлеб, вперив взгляд в мерцающий жар. Раймонд налил ребенку молока в миску, и тот принялся лакать, словно маленькое животное. И тогда, наконец, Бернат повернулся к Пейре, чтобы ответить на его вопрос.
Мы вынуждены были уйти оттуда как можно быстрее, сказал он. Нас было только двое вместе с овцами, Арнот и я. Нам хватило дня и ночи, чтобы дойти. И мы уже было вернулись за Гийомом, как все это случилось. Ведь там, на этих камнях, овцам нечего было уже щипать.
Бесплодная Терменез, летом превращалась в выжженную землю, и солнечные лучи били в нее как молот о наковальню. Отар было слишком много. Среди пастухов, плохо знавших друг друга, постоянно вспыхивали стычки, и шло бесконечное соперничество. Ссорились из-за изготовления сыров, из-за того, кто погонит овец в тенистую лощину, даже натравливали друг на друга собак. Только однажды между ними стало нарождаться какое-то согласие и появился общий интерес, когда люди из аббатства Лаграсс и даже Фонфруад попытались захватить пастбища архиепископа. А потом каждый снова был за себя. Больше всех там драл глотку Бертомью Гарнье, из Виллеруж, которого назначили старшим пастухом. Более сведущим и умелым был Гийом Белибаст, которого тоже уважали и прислушивались к его советам. Наверное, так бы все и оставалось, если бы Гарнье в конце концов не проявил себя как опасный доносчик.
Однажды вечером он услышал, как мы говорили о добрых людях, медленно рассказывал Бернат, и он оказался таким идиотом, что тут же стал хвалиться этим и угрожать, что выдаст нас Мэтру Жирару, когда мы вернемся с пастбищ. Я попытался поговорить с ним, но только привел его в бешенство, и он стал скалить зубы, как собака, готовая укусить. Гийом просто оказался проворнее. Он схватил посох. Он ударил его в висок, разбил головуи бросился в бегство. Все произошло на глазах у свидетелей. Арнот и я сказали другим, что двое пастухов подрались из-за взаимной ненависти. Поскольку каждый знал об их соперничестве, это никого особенно не удивило. Пастухи из Виллеруж забрали его тело в город и подали архиепископу жалобу об убийстве. Но нас к тому времени и след простыл. Мы уже собрали овец и поспешили отвести их в Кубьер. И мы, конечно же, забрали и Гийома. И вот уже неделю он прячется в этом загоне для скота. Люди архиепископа не заставят себя долго ждать, и скоро прибудут арестовать его. А если он предстанет перед епископским судом, его повесят.
Добрые люди хотят его спасти, сказал Раймонд Белибаст, с ними он будет в безопасности. А за его вину они назначат ему хорошее и справедливое покаяние.
Гийом Белибаст поднял голову. В сером свете зари его глаза с темными кругами от усталости казались впавшими. Однако было видно, что его не покинули ни энергия, ни жизненная сила.
И я уверен, сказал он, что у добрых людей найду не только укрытие, но смогу помочь им в подпольной работе. Я уже был проводником доброго человека Фелипа, когда добрый человек Амиель послал его к моему отцу. И сначала я просто показывал ему, как лучше ходить по этой местности. А потом мы стали настоящими проводниками, сопровождая их все дальше и дальше. К тому же, почти никто не знает меня в лицо
Они отведут тебя в Тулузэ, к Мессеру Пейре из Акса, заметил Бернат, повернувшись к брату. Он заколебался, но потом его голос стал серьезным, почти угрожающим. Конечно, добрые люди помогут тебе спасти твою шкуру, Гийом. Однако они потребуют от тебя встать на дорогу прощения Божьего
Пейре Маури поднялся. Заря бросала розовый отблеск на лица, в загоне раздавалось блеяние, и овцы просовывали белые морды сквозь колючие ветви, которыми была прикрыта каменная ограда. Долину Кубьер скрывала от взоров юного пастуха густая дубовая роща.
Я должен возвращаться к своим овцам, сказал он.
Бернат глянул на него:
Зайдем сначала в дом, поздороваешься с моим отцом.
Нет, ответил Пейре, передай ему привет от меня. Я действительно должен возвращаться к своим овцам. Мне нужно как можно быстрее попасть в Арк, и хорошо, если я сумею вернуться к середине дня.
На самом деле, возможно, не осознавая того, Пейре нуждался в одинокой прогулке, для того, чтобы поразмышлять. Двое молодых людей стояли друг напротив друга. Пейре, сильный и крепко сложенный, со стянутыми узлом на затылке волосами, резко очерченным профилем, добродушный. Бернат, более гибкий, яркий и черный, обнял друга за плечи. Они смотрели друг на друга не улыбаясь, словно предчувствуя, что мир вокруг них готов рухнуть в бездну, и что им тоже предстоят дороги опасности и веры, те самые, которые ожидают и Гийома Белибаста. Но им всей душой хотелось бы идти по ним бок о бок.
Едва Пейре в конце лета привел домой отары и начал готовиться к осенней ярмарке, как в сентябре 1305 года произошли события, от которых и в самом деле обрушился в бездну мир счастливой долины.
Инквизиция Каркассона, возглавляемая Монсеньором Жоффре дАбли и благодаря твердой поддержке короля Франции, возобновила свои действия, приостановленные в связи с народными бунтами. Жан де Пикиньи, бывший королевский эмиссар, умер под отлучением. В сентябре 1305 года бунтовщик францисканец Бернат Делисье сам был арестован в Париже, где надеялся пересмотреть свое дело. В то же время, в Каркассоне Элия Патрис, маленький король бурга, был повешен вместе с четырнадцатью своими товарищами; а в Лиму повесили сорок консулов, горожан и бюргеров. Сорок повешенных в Лиму. В Лиму, откуда едва смогли бежать скомпрометированые Мартин и Монтолива Франсе. Лиму, через которое, само собой, проходил Гийом Белибаст, уведенный в подполье и следующий за добрым человеком Фелипом де Талайраком. Лиму, где к впавшему в отчаяние Гийому ПейреКавалье, от которого со страхом отшатнулись прежние друзья, боявшиеся, что он их скомпрометирует и отказавшиеся даже ему помочь, с подозрительным интересом присматривались агенты Инквизиции. Пружина террора высунула из норы свою гадючью голову.
И вот уже инквизиторы, Монсеньор Жоффре дАбли, двое его каркассонских помощников и его коллеги в Альбижуа и Тулузэ, с еще большим рвением начали расследования против еретиков, приостановленные из-за городских бунтов. Они объединили и скоординировали свои усилия, и вот уже население целых городов, где были проведены облавы, предстало перед грозными судьями. Проводник Пейре Бернье был арестован в ВерденЛаурагэ вместе со своими братьями, кузенами и всеми друзьями. То же произошло с бургадами на границах Тулузэ и Кверси, где жили добрые верующиев Борне и ВерльякнаТеску
В толстых реестрах, составляемых нотариусами Инквизиции, показания множились, сопоставлялись, усугублялись доносами, и так готовились новые аресты, становясь плотью и нервами следствия. В застенках тюрем Инквизиции, в Каркассоне, Тулузе и Альби, десятки арестованных присоединялись к тем, кто гнил здесь годами без вынесения приговора. Монсеньор Жоффре дАбли и его коллеги, Братьяпроповедники, окончательно решили избавить христианство от еретической проказы.