Анн Бренон - Зима катаризма стр 110.

Шрифт
Фон

 Пейре, я по-настоящему счастлив! Мне говорили, что ты хочешь стать добрым верующим, и я, если Богу будет угодно, поведу тебя дорогой Спасения, как Христос повел Своих апостолов, которые не лгали и не обманывали. И это мы следуем этой дорогой, и я скажу тебе причину, по которой нас называют еретиками: это потому, что мир ненавидит нас. И неудивительно, что мир ненавидит нас, как написал евангелист Иоанн, ибо также он ненавидел и Господа Нашего и преследовал апостолов Его. И нас самих он ненавидит и преследует за Слово Христово, которого мы стойко придерживаемся. Преследует за правду.

И говоря так, этот человек смотрел мне прямо в лицо, и я забыл всю свою стеснительность. И когда я слушал его и смотрел ему в глаза, я чувствовал, что мы связаны какими-то неощутимыми, но все же неразрывными нитями. Я знал, что передо мною человек Божий, истинный христианин. Я знал, что он имеет власть спасать души, что он спасет и мою душу. Я знал, что он преисполнен мужества, а его жизнь полна опасностей. Его голос звучал с убедительной силой. И я слушал его слова.

 Ибо тех, кто желает добра и твердо хранит свою веру, враги, когда они окажутся в их власти, распнут и побьют камнями, как они поступали с апостолами, которые отказывались отречься даже от одного слова своей веры. Ибо есть две Церкви: одна гонима, но прощает, а другая стремится всем завладеть и сдирает шкуру. Понимаешь ли ты, Пейре, что только та Церковь, которая бежит и прощает, воистину следует дорогой апостолов. И это наша гонимая Церковь. А та Церковь, что стремится всем завладеть и сдирает шкуру, это злобная Церковь Римская, Церковьпреследовательница

Мне показалось, что его улыбка стала бесконечно, невыразимо печальной. И я воскликнул, оглушенный такой несправедливостью происходящего, от которой мое сердце готово было лопнуть:

 Если вы следуете дорогой правды апостолов, почему же вы не проповедуете в храмах, как это делают священники?

Но, увы, я уже знал ответ.

 Пейре, Пейре, если бы мы проповедовали в храмах, как это делают священники, то Римская Церковь схватила и сожгла бы нас незамедлительно, потому что она смертельно нас ненавидит

Однако ж, я настаивал.

 Почему же Римская Церковь так сильно ненавидит вас? Какое зло вы ей сделали?

Добрый христианин улыбнулся едва заметной безрадостной улыбкой.

 Следует думать, что она нас боится, что мы представляем для нее слишком большую опасность. Ведь если бы мы имели возможность проповедовать публично и свободно, как ее служители, то верные очень быстро отвернулись бы от проповедей священников, чтобы следовать за нами. Это потому, что мы не говорим ничего, кроме правды, о которой написано в Евангелии, и даже более того, мы подтверждаем свои слова делом: мы живем по правилам апостолов. А Церковь Римская говорит большую неправду и живет во лжи. Ты же сам пастух, скажи мне: разве добрые пастыри пожирают своих овец, вместо того, чтобы оберегать их?

Я почувствовал комок в горле, а человек Божий шептал мне, что Христосэто Пастырь добрый, пришедший спасти заблудших овец, то есть наши души, и привести их в Царство Небесное. Ибо мы не от мира сего, как написал евангелист Иоанн. Царство Божье не от мира сего. Вот почему мы не хотим вступать в сделку с миром, с его богатством и властью, с его насилием. Вот почему мир ненавидит нас. Наша Церковьэто Церковь Божья. А Римская Церковьэто Церковь мира сего.

И Мессер Пейре Отье поднялся с живостью юноши, обнял меня за плечи, и меня всего пробрала дрожь.

 Будь с нами, ведь нынче настал день радости для нас и всех наших братьев! Не бойся больше, Пейре! Я несу тебе благую весть, о которой написаны в Евангелии слова истины. И я хочу, чтобы ты поверил мне, ибо я знаю, что я говорю: я многое знаю о роскоши мира сего, я знаю, что творится в Церкви Римскойведь я много лет был нотариусом!  Он искренне улыбнулся. Потом вновь посерьезнел.  Но настал день, и я понял, что не жил в правде и истине. И тогда я, вместе со своим братом Гийомом, отправился далеко, в самую Ломбардию, чтобы найти источник этой правды и истины. И там я обучался вместе с моими товарищами, укрепился духом и стал тверд в вере, и мы вернулись в наш край, чтобы напомнить друзьям эту благую весть, о которой здесь уже забыли. И теперь наша вера все крепнет! Она шириться тут и там, и я вижу, что скоро в нашей земле появится много новых добрых верующих. Возрадуйся же, Пейре, ибо если ты хочешь стать добрым верующим, то радость Царствия, обещанного нам, так прекрасна и истинна, что ты не можешь себе этого вообразить

Я пил его слова, как живую воду, чувствуя, что уже различаю вдали свет Царствия. И я сказал ему, что уже ощущаю себя настоящим и искренним верующим. И тогда добрый христианин повернулся к Раймонду Пейре, о молчаливом присутствии которого я вообще забыл, и сделал ему знак покинуть нас. Тот встал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь. Затем человек Божий подошел ко мне решительным шагом и попросил меня встать на колени, а сам остался стоять передо мной. Он стоял очень прямо в своих длинных синих одеждах, препоясанный широким кожаным поясом, подняв руки на уровень груди. Так он научил меня ритуалу melhorier. Боже, Гийом, я не имел возможности совершать этого жеста уже много месяцев, может быть даже и лет. Если бы Богу было угодно, чтобы я снова мог совершать его, если бы я мог вновь оказаться в присутствии доброго христианина

 Добрый христианин, прошу благословения Божьего и Вашего.

Я стоял на коленях перед Мессером Пейре Отье, трижды прося его о благословении, и трижды он благословлял меня звучным и проникновенным голосом. Трижды я простирался перед ним ниц, опустив руки на землю и касаясь лбом пола. Я ничего не видел, кроме штанов из плотной темной ткани, облегающих его худые ноги, его красивых туфлей из мягкой кожи, хорошо сидящих на щиколотке. Потом он попросил меня подняться, привлек меня к себе, к своему прямому и сухому плечу. Трижды я поцеловал его в лицо и трижды он поцеловал меня в ответ, говоря: «Пусть Бог благословит тебя, пусть Бог приведет тебя к счастливому концу, пусть Бог сделает из тебя доброго христианина». И потом я прижался лбом к его плечу, и мое лицо окутал его запахзапах человека ухоженного, запах притираний с ароматами сухих трав и лавандыэто не был запах пастуха! И я услышал, как он спрашивает меня, хочу ли я оставаться добрым верующим до самой смерти, и имею ли я волю и желание попросить доброго человека, когда придет мой последний час, простить мои грехи и спасти мою душу. И я ответил, что да, хочу, всем своим сердцем.

Тогда Мессер Пейре Отье вновь взял меня за плечи, отодвинул от себя на расстояние вытянутых рук, и долго смотрел мне в глаза серьезным и тревожным взглядом. И он сказал мне, что с этого момента я стал добрым верующим Церкви Божьей, и обещание, которое я ему дал, называется convenenza. И если Бог так захочет, она поможет мне спасти мою душу. Потом его лицо снова просветлело от улыбки. Его взгляд стал таким дружеским, что я тоже осмелился улыбнуться ему. От счастья у меня спирало дыхание в груди. Человек Божий снова обнял меня за плечи и крепко сжал их.

 Пойдем,  сказал он,  вернемся к нашим друзьям.

Все были в фоганьедва Гийома, три Раймонда, Маркеза, Мартин, Себелия и сама dona maire, Госпожа мать. И вся эта теплая компания приветствовала нас, окружила нас, все меня поздравляли. Но вот добрый человек протянул обе руки над очагом, словно желая согреть их, и объявил, что близится ночь, и для него настал час отправляться в путь.

 Выпьем же еще раз вместе, друзья мои.

Мы выпили, сидя у очага, а женщины сидели на лавках, в то время, как мужчины окружили доброго христианина. Я оказался между двух кузенов, Раймондом Марти и Раймондом Мауленом, который обнимал меня за плечи, и я говорил и смеялся вместе со всеми. Я радостно смотрел по сторонам. И был поражен, увидев, какое неизгладимое впечатление произвел на женщиндаже на прекрасную МаркезуМессер Пейре Отье. Вне всякого сомнения, он, святой человек Божий, несмотря ни на что, оставался человеком из высшего общества, со своими элегантными речами, утонченными и куртуазными манерами. На Себелия тоже была очарована, и так рассыпалась в любезностях, что мне стало смешно. Она увидела это, бросила на меня злобный взгляд, и еще крепче прижала младенца к груди. Я засмеялся еще громче. Как смеялись все мужчины вокруг меня, как смеялся и сам человек Божий, с бокалом вина в руке.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги