Но время шло, и Раймонд Пейре оказался более приветливым, чем ему показалось вначале, хоть и вникал в малейшие детали. Он говорил мало, но видел все. Он показал Пейре Маури все уголки дома, все кухонные принадлежности и сундуки в фоганье, вплоть до самых мелких деталей меблировки в каждой из трех больших комнат; осмотрел с ним камень за камнем весь обширный загон, соединенный коридором с овчарней из хороших досок, конюшню для мулов и хозяйственные пристройки. Он дал ему подержать в руках каждый инструмент, каждый ремень, каждую деталь упряжи. Он показал ему поля, которые угнаивали зимой, и на которых жали летом. И тогда он сказал ему ясно и без всяких экивоков:
Вы знаете, почему я рассчитал своего погонщика мулов, Арнота Каравесса? Потому что он не был добрым верующим.
И он снова устремил на Пейре пристальный взгляд, и долго, молча смотрел на него.
Пейре ничего не ответил.
Через две недели, рано утром, в Вербное воскресенье, молодой пастух вышел из дома через вход для овец и увидел в лучах утреннего солнца, как его друг Бернат Белибаст, прислонившись к ограде загона, ведет какой-то оживленный разговор с Раймондом Пейре.
А ты ранняя пташка, воскликнул Пейре, весело приветствуя его.
Бернат объяснил, что отец послал его обсудить с бальи мессира Жиллета де Вуазена условия выпаса в этом году на землях Арка.
Мы ведь можем вместе пасти овец, говорил он возбужденно. Всех овец, и Эн ПейреСабартес, и моего отца, и твоих Но мы опасаемся, что ваш господин слишком много потребует от нас за право выпаса. Он и так говорит, что у нас вполне хватает своих пастбищ возле Кубьер. Мне придется объяснять ему, что наш господин, архиепископ Нарбонны, все время вставляет нам палки в колеса, и не дает возможности прогонять отары через земли бывшего аббатства святой Марии Кубьерской, слишком ревниво оберегая свои привилегии. Надеюсь, он нас поймет. Мой отец сказал, что мессир Жиллет не очень-то симпатизирует архиепископу
Раймонд ПейреСабартес молча пристально смотрел на обоих юношей в утреннем свете, на юного Белибаста, смуглого и худощавого, как сарацин, на юного Маури, крепкого и высокого, с гордым видом. Он поднял глаза на белеющие неподалеку скалы Серре Гийом, над которыми пролетала пара хищных птиц, широко улыбнулся и положил тяжелую руку на плечо своего нового пастуха.
Как получилось, что Вы, Пейре, так любивший добрых людей и разговоры о них, уже не тревожитесь об этом теперь? Всем вокруг известно, что Вы ныне заняты всякой ерундой, что Вы хотите жениться. Так возьмите себе жену, которая стоит на дороге Добра И тогда Вы сможете принимать добрых людей в Вашем доме и говорить о них с Вашей супругой в полной безопасности.
Пейре остолбенело смотрел на него, Бернат счел за лучшее рассмеяться, а хозяин, сохраняя отцовское выражение лица, по-дружески похлопал пастуха по плечу и тяжелым шагом пошел к себе домой. Когда они остались одни, Бернат обернулся к своему другу.
Вижу, что теперь я должен тебе все объяснять, вздохнул он, хотя лукавое выражение смягчало его слишком серьезный тон. Итак: Раймонд Пейре хотел, чтобы ты понялу него нет сыновей, и он уже не надеется их иметь. Его жена Себелия сейчас выкармливает грудью свою последнюю дочь. И если ты захочешь, то можешь стать для него чем-то большим, чем работник или пастух. Ты можешь стать для него сыном, которого ему не хватает. То есть зятем. Как твой кузен Раймонд стал зятем Мауленов.
Но у Раймонда Пейре нет дочери на выданье, удивился Пейре. Две старших его дочери уже вышли замуж и живут далеко отсюда.
Не спеши так, ответил юный Белибаст, он имел в виду свою дочь Бернаду. Ей сейчас шесть лет, и достаточно подождать хотя бы еще шесть. Для тебя не может быть лучшей партии. Ее отец очень богат, ее приданое будет соответствующим, у тебя будет дом, хороший дом, и ты покончишь с жизнью, где тебе все время угрожает нищета. И, кроме того, они стоят на дороге Добра. А с женой, которая по-настоящему устремлена к Добру, ты сможешь проводить счастливые дни.
Пейре Маури напряг память, пытаясь представить лицо и фигуру этой маленькой девочки, которую он пару раз видел мельком.
А если она унаследует хмурый вид и злобный характер своей матери? спросил он со смехом.
Бернат призадумался и сказал, что стоило бы в таком случае подождать и посмотреть. Когда придет время, и девушка вступит в возраст, но при этом ему не понравится, или, несмотря на уроки отца, не будет достаточно уважать и любить добрых людей, Пейре всегда может уйти из дома и забрать то, что ему полагается.
Ну, посмотрим, сказал Пейре, пожимая плечами. Но признаюсь тебе, что мне не хочется больше ни говорить, ни слушать о браке. Я хотел бы сохранить свою свободу и сам зарабатывать себе на жизнь, своими руками Но скажи, когда же мы наконец увидим добрых людей?
Глава 9ВЕСНА 1303 ГОДА
Через четыре или пять дней, прибыв с овцами к Раймонду Пейре, я вошел в фоганью. Там готовились к большому празднеству А в другой комнате, прилегающей к фоганье, Пейре Отье ел рыбу вместе с Мартином Франсе, из Лиму. Гийом Пейре, из Лиму, обслуживал еретика, и часто ходил в ту комнату возле фоганьи. Однажды он принес рыбу Раймонду Пейре со стола еретика. И когда мы обедали, Пейре Отье вышел из комнаты и показался в фоганье. И он сказал, приветствуя нас: «Пусть Бог благословит вас!»
Через несколько дней я и в самом деле увидал Мессера Пейре Отье. Это было впервые, но я уверяю тебя, Гийом, что даже если остаток дней мне придется гнить в застенках Инквизиции, я никогда не забуду, никогда не пожалею о том огне, который он зажег во мне; никогда я не раскаюсь в том, что в тот вечер, я, Пейре Маури, по благословению его рук, стал добрым верующим.
Тот вечер я помню так, словно это случилось сегодня. Был апрель, и я по дороге домой, думал, что в следующем месяце надо будет постричь овец и ставить метки для летнего выпаса. В последний раз я гнал отару по деревенским лугам, поднимаясь к Эскумейле. И когда я вновь стал спускаться меж оград и цветущих кустов, то увидел прямо перед собой, внизу, дымки бастиды, в странном вечернем свете под пронзительным весенним небом. Мой лабрит неутомимо кружил возле отары, а молодой пату жался к моим ногам, даже не желая гоняться за ягнятами. Этим апрельским вечером я погрузился в свои мысли, и могу сказать, что именно тогда для меня открылись самые счастливые дни моей жизни.
Я не думал больше о Бернаде дЭсквина. Эти муки оставили меня. Только однажды меня вновь пронзила тревога, когда как-то в воскресенье я встретился с ней на площади бастиды. Она шла вместе с отцом и матерьюи окинула меня взглядом, полным такого укора, что мое сердце вновь пронзила тоска по нашим объятиям и планам на будущее. Но с моей стороны было бы совсем неблагородно и дальше навещать Бернаду и продолжать прежние отношения. Потому я предпочел вообще не думать об этом. Любовный опыт оставил во мне горький привкус. Переход от статуса почти жениха дЭсквина к статусу почти будущего зятя Раймонда Пейре меня как-то не вдохновлял. Прежде всего, меня заботила возможность как можно скорее достичь материальной независимости, чтобы занять достойное место среди эмигрантов из Сабартес, и не быть обязанным никому. Быть свободным. Жениться по своему выбору, когда меня охватят новые чувствано теперь я знал, что для брака этого мало. Мне нужна была еще и свобода выбирать друзей. Свобода любить добрых людей. Говорить с добрыми верующими. Помогать им. Чтобы мои отец, мать и брат Гийом уверились в том, что наши сердца бьются в унисон, а чувства в полном согласии.
Я снова хотел видеть добрых людей.
Я думал о морщинистом лице доброго христианина Амиеля из Перль, который тихо смеялся в тот жаркий летний послеполуденный час и говорил о чаше хорошего вина. О серьезном выражении его лица, напряженно сосредоточенном на уделении благословения, которое снизошло из его рук на склоненную голову моего кузена Раймонда Марти. И чувство нетерпеливого жара, смешанного с любопытством, вдруг сжало мое сердце, когда в тот апрельский вечер я спускался в Арки Арк вставал передо мной внизу, в голубой дымке, под небом, разрываемом отблесками надвигающейся бури.