Великолепно прогарцевал Краснобобылев на изумительном, откормленном жеребце. Его глаза, сверкали сухим блеском, ноздри раздувались от предчувствия сражения. В теле он ощущал лёгкий озноб. Командир сжал свои красивые, насыщенные кровью губы и взмахнул рукой. Тот же час по скирде резанули два (из шести) пулемёта. Скирда мгновенно вспыхнула бледным пламенем. Гул прокатился по войскам, скакавшим впрыть по всему полю, словно победа была уже недалеко.
Никогда ещё местные жители глубинной России не видели такого количества военных.
Командир подал знак всадникам, и конная лава, замкнув кольцо, соединила крылья, как упавшая на стервятника хищная птица. Вторая лава конницы растеклась по полю, забирая ближе к лесу и стараясь взять его в кольцо.
Выхо-одь!крикнул скирде Краснобобылев, и за ним повторил команду председатель, осадивший своего коня рядом с командиром.Именем советской власти! Приказываю! Контра и поганая белая сволочь! Выходь! В противном случае открываем беспощадный пулемётный огонь на поражение! Именем! Именем советской...
Только теперь Иван Кобыло сообразил, что причиной подмеченных им манёвров являлся он. Он наблюдал передвижение войск, слышал команды, видел скачущих всадников, но не предполагал, что столько войск стянуто на это грязное убогое поле с единственной цельюпоймать одного человека. И этот человекон, Кобыло. Он понимал: сопротивляться или пытаться скрытьсябессмысленно. Можно сгореть в огне. Но в таком случае придётся навсегда отказаться увидеть снова милую жену и детишек. Он не мог так поступить.
Кобыло поднялся во весь рост, возвышаясь над охваченной огнём и дымом скирдой, как призрак. Раздвинув солому, Иван вышел, сжимая в руках мешок с намолоченным ячменём.
Брось оружие!скомандовал командир Краснобобылев. Ему вторил председатель визгливым и дрожавшим голосом. Дураков никогда не видел Кобыло, и он поразил его своим богатырским видом. Никогда он не встречал такого сильного и огромного человека.
Растерянно улыбаясь, Кобыло поднял над головой мешок с зерном, показывая всем атакующим войскам, в том числе и командиру, что у него единственное оружие, если можно это считать таковым,мешок с ячменём.
Волнами вокруг него клубился дым, огонь пожирал солому с яростью неукротимой.
Брось!заорал председатель и крикнул псам:Фас!!!
Псы бросились на Кобыло. Иван махнул мешком, отбился от одного, другого поддел ногой с такой силой, что тот улетел в огонь и там дико завизжал от боли. Этого момента со страстью ожидал Дураков. Он с места, как делал всегда, прижав шенкелями коня, отпустил узду, и конь его прыгнул с места, рассекая воздух ноздрями и дрожа от бушевавшего огня. На глазах у всех Дураков выхватил наган и с трёх метров всадил в богатыря одну пулю за другой со словами:
Смерть контре! За вождя Сталина!
Кобыло пошатнулся, глянул на Дуракова и, почувствовав, как закружилась голова, упал на мешок. Вторая пуля попала ему прямо в сердце, от неё он и задохнулся. Он хотел вдохнуть грудью, перевернулся на спину, раскинув руки, судорожно хватая ртом смрадный, горячий вблизи скирды воздух. В его глазах красным маревом качались солнце и человек на коне с наганом. Он всё видел, но только не понимал до конца происходящее. И недоумённая улыбка застыла на его растерянном лице, когда он понял, что умирает.
Даша,зашептал он сочившимися кровью губами.Дашенька, Дашенька, как ты там? Дашенька, Дашеньк... Дашень...
Он ещё показывал куда-то рукой, но уже был мёртв.
* * *
Дарья в эти минуты находилась на чердаке и из крошечного окошка наблюдала за происходившим. Её мелко-мелко трясло. Она еле держалась на ногах, ничем не в состоянии помочь. Когда Ивана, уже бездыханного, погрузили на повозку,кавалеристы взяли его за руки, за ноги и, раскачав тяжёлое тело, забросили на телегу,Дарья с трудом спустилась с чердака. Чёрный свет застилал глаза. Она знала каждое слово мужа, сказанное возле скирды, хотя не могла из-за дальности слышать. Голос Ивана звенел в ушах. Дарья теперь понимала своим разрывающимся сердцем его чувства, мысли об обречённости в этой жизни. Каждая клетка её тела дрожала, и она не могла ни на чём сосредоточиться, лишь слышала его голос, его запах. Дарья села на пол, поглощённая, оглушённая больными мыслями.
В эти минуты повитуха выбрела за околицу. Завидев мёртвого Кобыло на повозке, запряжённой двумя меринами с подвязанными хвостами, подсеменила к командиру, которого определила сразу, и еле слышным голосом попросила:
Я те прошу по-христиански, командир, ты отдай тело детям и его наречённой жене. Меня прозвали шептальницей, я такая и есть. Богом прошу тебя, отдай тело детям, а значит, Христу нашему Иисусу.
Командир Краснобобылев в этот момент выговаривал что-то сердито Дуракову. И он ничего не слышал из сказанного старухой, полагая, что к нему обращается одна из многих нищих, которые тысячами бродят по дорогам и весям. Тогда повитуха ухватилась за стремя командира.
Председатель, оправдываясь за самовольный расстрел, утверждал, что контра Кобыло, падая, выбросил наган в огонь, пытаясь скрыть следы своих преступлений. Командир потребовал объяснения, почему председатель шарил по карманам убитого врага.
У контры всегда два нагана,невозмутимо отвечал Дураков.Он мог выстрелить из второго. Одну пулю за вас, а вторую, уж как положено, исключительно за страшно любимого мною вождя Сталина. Я готов за вождя жизнь отдать! Есть такое мнение.
Какое мнение?не на шутку испугался Краснобобылев.
На самом деле Дураков искал записку и не нашёл. Он был уверен, что Дарья отдала записку мужу. И ошибся. Из-за этой писульки он, собственно, и постарался убить Кобыло.
Когда повозка с телом убитого тронулась дальше, повитуха, которую никто не слушал, поняла: тело увезут и надругаются над ним. Она стала визжать, желая привлечь внимание командира. Краснобобылев, озабоченный инцидентом с председателем, не слушая проклятий повитухи, направил своего жеребца вперёд, покидая «поле битвы».
Будьте прокляты вы Богом!выкрикивала Маруся охрипшим голосом.Вас опутал сатана! Пусть, богохульники, ваши сыновья будут брошены в степя и собаки пожрут их! Господь покарает вас! Пусть будут прокляты ваши жёны, а сошедшие из солнечного Божьего Царства на кончиках лучей огненные воины сожгут ваши жилища, смеясь вам в лицо! Будьте прокляты! Пусть ваши могилы будут исходить смрадом на весь вселенский мир! Адский пламень окропит страшным семенем ваших жён, и дети родятся от них уродами о десяти ногах, без рук и будут пресмыкаться по земле. И дети ваши пожрут друг друга и ненавидеть будут вас, предков своих, будут осквернять ваши могилы, отцовы могилки и проклинать страшными словами! Аминь! Будете прокляты всеми народами, а ваши кости будут белеть по всем лесам и болотам. Неприкаянно будете пресмыкаться по чужим углам. Вы! Драконово семя вы! Ублюдки! Будьте прокляты отныне и вовеки веков!
Краснобобылев спросил, чего желает эта страшная, изрыгающая проклятия старуха. Кавалеристы отреагировали на вопрос командира правильновзяли кликушницу под руки и снесли с дороги прочь.
Повитуха с трудом поднялась и направилась домой, всё ещё исходя проклятьями в адрес убийц.
Весь день Дарья сидела на полу, уставясь в одну точку. Никто из детей уж больше не поднимался, их конец был близок. Она знала, что теперь делать. «Благодарю, Христос, за Твою смерть ради детей моих, отныне я Твоя, Христос, а Ты мой»,шептала Дарья запёкшимися, искусанными губами.
Вечером Дарья попрощалась с каждым ребёночком, целуя сухие их тельца своими воспалёнными губами от макушки до кончиков ногтей. Её мелко-мелко трясло от слабости, ют мыслей, которые расплывались во все стороны, не давая сосредоточиться на чём-то одном. «Дети мои уйдут к Богу, а меня за их смерть будут распинать на кресте в аду,думала она.Мои агнцы уйдут к Богу, невинные создания. Но как Богу докажешь, что я это делаю ради них, ради Него, ради всего святого? Как? Они не могут больше жить на этой страшной земле. А мать не желает видеть голодную смерть замученных её сыновей. Не может, это свыше её сил. Я не желаю видеть их смерть в этой чёрной избе! Нет! Не желаю! Присутствовать при их агонии? Они не заслужили позора. Достойны лучшей жизни, той, что на небе, что в райских кущах. Вечно кипеть в смоле и мучиться мыслью о содеянном, но сынам лишь бы было хорошо. Готова на всё, буду молить и просить Бога всю вечность! Господи, я готова! Готова за детей своих! Готова крест нести вечность! Господи, пойми меня, я готова! Готова! Не для себя прошу, для агнцев своих! Я всё прошла, всё видела, я родила от Ивана и была тем счастлива, я поняла, что такое счастье, но для невинных моих прошу. Только-только ставших на ноги птенцов моих! В аду на коленях я буду просить. Дай мне самые страшные пытки, дай мне их, только прости и возьми детей моих!»