Только теперь кое-что из сказанного понял Грибов, с испугом глянул на Кобыло, и глаза его заметались. Он готов, если надо было, упасть на колени перед Кобыло и просить прощения. Его душонка затрепетала, словно попала в ловушку.
Я не знал,отвечал он помертвелыми губами.
Молчать!возвысил голос Лузин, привставая и поблескивая завораживающе очочками, ближе подошёл к Грибову.Ради светлого будущего ты готов умереть? Ну, ничтожество! Тварь, говори! Червяк, отвечай! Своло-очь!
Бедняга Грибов что-то лепетал, затем, спохватившись, утвердительно кивнул головой.
Готов отдать свою жизнь ради великого светлого будущего? Ради идеи? За вождя Сталина!Лузин величественно повернулся к столу, взял медленно наган и протянул чекисту, предварительно загнав патрон в казённик:
Вот тебе доказательство смерти всех врагов будущего! Убей себя!
Лицо чекиста Грибова мучительно передёрнулось, покрывшись капельками пота; он поднял глаза на своего начальника и затравленно, механически протянул руку за наганом, цепляясь, словно утопающий за соломинку, за оружие.
Если хочешь, мы выйдем, а ты убьёшь себя,дружелюбно и как-то даже свойски произнёс Лузин, не отводя глаз с Грибова.Впрочем, лучше при нас! Я посоветуюсь с Лениным, а ты убей себя. Я беру грехи на себя. Исполняй долг! Скажи: мерзавцусмерть! И выстрели! Поднеси наган к виску! Ну! Тварь! Я тебе говорю! Тебя будет судить революционный трибунал в противном случае. Убьют как врага революции, как тварь последнюю!!!
Грибов стоял не шелохнувшись; в его глубоких глазницах шевельнулась тень, и когда он поднял мёртвое лицо, она вылилась в глаза, отчего те ещё сильнее потемнели. Иван Кобыло ничего не мог понять, и его трясло от происходившего. Он даже протянул руку, чтобы предотвратить трагедию.
Именем революции, спасая её честь, борясь за светлое будущее всего человечествакоммунизм,резким голосом произносил жёсткие слова Лузин, глядя неотрывно на Грибова, сунув руки в карманы и сдвинувшись к бьющему в окно солнцу, подставил лицо его тёплым лучам, ожидая. Слова он произносил нарочито растягивая, с той расстановкой, когда им придаётся большее значение, чем они есть на самом деле. Он с ненавистью глядел на чекиста Грибова и понял: тот не убьёт себя.Я приказываю тебе! Червяк, подними наган к голове и выстрели! Огонь! Во имя чистоты революционного ветра! Идеи!
Во имя великого вождя! Во имя светлого будущего! Во имя товарища Ленина и товарища Сталина!!!
А чего это я?визгливо вскричал Грибов, поворачивая лицо к Кобыло и как бы вопрошая того, а не Лузина.Почему? Почему я? А не кто-то другой? Я много сделал для революции, я её страж! Почему это я?в его голосе появилась истеричная уверенность.
Словно огонь пронёсся по бесстрастно застывшему маленькому лицу Лузина.
Я протянул тебе не камни, а хлеб! Что тебе ещё необходимо? Ты опозорил своей жизнью революцию, Грибов, действовал, как настоящий контрреволюционер! Скомпрометировал, оттянул коллективизацию и выполнение указа лично товарища Сталина! Понял? Смертьлучший исход для тебя! Ты найдёшь в ней спасение, червячок, твоя гордость не будет уязвлена, и мы скажем, что ты умер, как герой революции. Это гордо! Человекзвучит гордо!!! Человечество из твоего позора сделает вывеску героя и благословит на путь других, ибо ты станешь примером и будешь нести знамя дальше! Ты понял? Из поруганного ты превратишься в святого! Именем революции... Иначетрибунал! Я лично убью тебя, тварь! Понял? Сейчас!!!.
Да почему я? Почему я? Мне не нужны каменья ваши, хлебы; я живу не для хлебов! Я, может, хочу уехать и жить подальше от вашей всякой там победы! Мне нужна жизнь! Жизнь! Да! Да! Именно. Она даётся один раз. А что я буду делать без неё? Если у меня раньше была вера, что я попаду куда-то там, в тёплое местечко. Вы же отняли у меня веру: я теперь свободен, свободен! Но что я буду делать с этой свободой? Что? На хрен она мне! Свобода ваша! Во имя! Да, знаете, поищите дурачков для «во имя революции»! Жить, в томреволюция, а не в том, чтобы умереть! Вы знаете это, и не надо дурака валять. Я и подчинялся вам, чтобы жить, а не чтобы сдохнуть! Ради! А вымне. Да плевать мне на всё, если нету жизни! Революция делается ради тех, кто жил плохо, а станетхорошо. Я положу свой хрен на это дело!
Для чего, чего?спросил Лузин с внимательным высокомерием и с сатанинской, вспухшей улыбочкой на изуродованном гримасой брезгливости лице; страдания выразились на нём такой явью, что казалось, он не сдержится и сам, выхватив наган, застрелится.
А для того, где место у корыта получше!взвизгнул от злости Грибов и отступил назад, выставив перед собою наган.А для того! Что, не так?Он всё ещё боялся вещи называть своими именами, говорил намёками, в полсмысла, но голос, судя по всему, набирал силу. Он с ненавистью уставился на начальника своими слезящимися глазками, изредка взглядывая на оружие, пока ещё не решив, что делать, но уже понимая, что отступать некуда, поскольку впереди одноконец. Грибов затравленно озирался, как бы выискивая пути к спасению.
Именем революции я приговариваю тебя к смерти!воскликнул Лузин страшным голосом.Положь наган! Именем революции и её вождей!
Меня? За что? За что? Скажи?Грибов вытер тыльной стороной руки глаза, лицо его исказила страшная судорога ужаса, и он, согнувшись в поясе, словно поражённый нестерпимой болью в животе, прикрыл его локтями и выставил наган перед собой, повторяя искривлённым от судорог ртом:Не возьмёшь! Не возьмёшь! Не возьмёшь! Скорее я тебе размозжу голову, чем в себя пущу пулю! Один конец! Одна смерть! Но я не дамся, сволочь! Тебя купили! Дружки! Этот гад! А вот не хочешь, не хочешь?рука с наганом его дрожала, и он мог в любой момент выстрелить.Что ж тебе надо? Я тебе отдам то золото! Отдам, оно мне насрать! Брильянту отдам! Оно мне нассать!
Именем революции!воскликнул Лузин.Положь наган!
А зачем, чтобы мне пулю в лоб? Я не хочу пулю в лоб, командир, я лучше с тобой поделюсь, посмотрю, как ты запляшешь! Небось, тоже умирать не желаешь! Сволочь! Всё хорошо было, а он вон что крутит. Врёшь! Сам ты контра! Помнишь, как расстреливал людей сам? Никто, думаешь, не знает, что ты ведёшь списочек тех, кого лично расстрелял? Сколь у тебя тыщ там? И меня туда желаешь всунуть как мёртвую душу? Не выйдет! Я тебя сам запишу, чтобы знал! Говно! Скотина! При мне ты одиннадцать рядов положил, а в каждом по двадцать пять человек було! Не помнишь? Ты лично! И записал в книжку, в тот чёрный списочек! Да тебя только за одно это к стенке приставить мало! Чуть не триста невинных! Сам говорил, что рука «рука бойцов колоть устала», а у тебя стрелять в затылок устала. А кто приказал стрелять всех, кто умеет держать оружие, от двенадцати лет и до стариков? Тебе нужна селекция человечества, чтобы оставить из десяти тысячодного! Из самых лучших самого лучшего, из самых чистых самого чистого. Как будто не знаешь, что эти самые лучшие и самые чистыеговно. Полное говно. Говно плавает в проруби на поверхности. Хочешь оставить, значит, один революционный ветер и одно говно на земле?! Вот твоя идея! Твоя, говно-командир! Твоя. Кто? Вы сказали, что есть секретная директива! А пытки? Всяк скажет, только допросите хорошенько! Не вы ли? А ворованное золото Колчакасколь присвоил? Вагон! Воры! Звери! Бандиты вы все! Я вас...
Я призываю именем революции замолчать!вскрикнул стоявший до этого с сатанинской улыбкой на лице Лузин и неожиданно расхохотался прямо в лицо выкрикивающему проклятия подчинённому, на что тот на время опешил и с угрозой повёл наганом.
Озабоченный приступом веселья Лузина, Грибов с недоверием и сомнением поглядел на дуло нагана и, убедившись, что тот заряжен, сказал раздельно, как всегда говорил, верша серьёзные свои суды:
Ты всегда был барином. Всегда! Тварь! Тытварь! А не я. Я всегда тебя ненавидел, гадость, чтобы ты сдох! Закрой свой хавельник, а не то прикончу, в два счёта! Говно, интеллигент! Ты много о себе возомнил, забыл всех! Всё забыл! Он меня к расстрелу приговаривает. На вот, не хочешь, чтобы я тебя приговорил? Стань передо мною! Стань, говно! Паскуда! Скотство!
Лузин резко повернулся и почувствовал колеблемый от длинных пол шинели воздух.
Неужели ты думаешь, что мне страшно? Мерзляк! Червячок в навозе!зашипел он.С кем говоришь?! Такие, как я, это цвет революции, её совесть, чистота и её разум, а ты, червяк, ещё что-то бормочешь! Негодяй! От имени революции приказываю тебе положить наган. Если не подчинишься, я разоружу тебя и перед строем расстреляю лично. Понял? Тыклассовый враг, внутренний враг, самый опасный для революции! Сказанное тобоюложь! Всё врёшь! Дерьмо, оно и есть дерьмо! Кобыло,обратился он к Ивану, с интересом наблюдавшему перепалку двух чекистов.Он всё соврал! Это козявка! Слизь! Падаль! Вонючая!