Дарья жаждала встречи с верховным правителем Российского правительства, мучалась в ожидании, придумывая слова, которые должна сказать. Она понимала: готовить заранее речь бесполезно, ибо всё равно от волнения всё забудет, но её душа трепетала от желания услышать из первых уст, что же происходит в той стране, где всегда уважали военных, которых сейчас ненавидят, где царь считался наместником Бога на земле, но его расстреляли, собственностьявлялась основой свободы, равноправия, но её отобрали. Что же творится кругомстреляют, убивают, вешают, насилуют?!
В Омске штабс-капитан сопровождал её до гостиницы; номер снял рядом с княжной и следовал за ней неотступно, строго выполняя инструкции генерала Кондопыпенко. Штабс-капитан навёл справки, стремясь попасть к верховному правителю вместе с княжной. Во-первых, данное обстоятельство поднимет его в глазах правителя, а во-вторых, несмотря на исключительное самомнение, штабс-капитан, признаться, чудовищно боялся самого правителя: а ну не так что скажет?
Три дня Дарья бродила по городу, высматривая какие-то незримые внешние приметы, подтверждающие незыблемость того, что именуется основой порядка верховного правителя Российского государства, заменившего императора. Город стоял на широченной реке, выглядел глубоко провинциальным, тихим, скромным. На третий день штабс-капитан доложил: сегодня верховный правитель может их принять. Но опять всё было не очень надёжным: «может принять». Но может и не принять.
Верховный правитель Российского государства Александр Васильевич Колчак чувствовал себя весьма неуверенно, часто выезжал на место боевых действий, волновался по каждому поводу. Его небольшая, сухонькая фигурка появлялась то в одном месте, то в другом. Ему хотелось поспеть всюдупринимал новобранцев, произносил речь, призывая верой служить великой правде русского народа. Но для служивого имелась одна правда, и то все зналиизбежать любыми способами службы за эту самую «правду», потому что дома работа, забота, жена и дети,в том новобранец видел свою правду. А в мобилизации простой человек угадывал обман и борьбу за власть, чтобы попрочнее устроиться, побезопаснее, ибо самому начальству не хочется раньше времени ложиться в могилу. А поскольку в великой империи каждый человек признавал лишь свою единственную правду, то сколько было людей, столько правд тех самых имелось. И прав оказывался тот, кто был сильнее, кто умел доказать, что его правда для всех важнее. Сибирский человек был силён от природы, жил в полной с ней гармонии, черпая в ней веру и силу. Правитель Колчак знал эту сильную сторону сибиряков. В небольшом особняке на берегу Иртыша, расположившемся почти в устье маленькой речушки Омки, он не спал ночами, а всё размышлял об этом, стараясь как можно точнее и тоньше просчитать свои ходы. Будучи адмиралом, Колчак не являлся по своей сути военным человеком, его больше влекло к науке, к гражданской деятельности, в которой он видел смысл и необходимость приложения сил человеческих. Он любил уединённую жизнь, но приходилось выступать на всевозможных сборах. Он призывал солдат проявить мужество, защитить Бога, империю, точно поражать врага; а сам мучался; это кощунственнопризывать русского убивать русского, подобное всегда считалось постыдным на Руси. Приезжая на центральный городской плац, где проводились учения солдат, Верховный, как его называли офицеры за глаза, нескладно совался во все солдатские и офицерские дела. Хватал, к примеру, винтовку образца 1893 года и, придавая своему голосу больше строгости и необходимой его положению солидности, говорил: «Как держишь, солдатик, винтовку? Как держишь, так и стрелять будешь!» И показывал, как надо держать винтовку, вызывая скрытую улыбку у обучающего прапорщика. Прежде Правителю никогда не доводилось присутствовать на стрельбищах, а то, что ему было известно по училищу, претерпело огромные изменения. На стрельбище он выговаривал солдату за неточную стрельбу, хотя сам очень страдал от того, что в своей жизни ему ещё не приходилось стрелять из винтовки.
Верховное своё положение, обязывающее вести себя соответственно, порядком надоело Колчаку. Он стремился к простоте и находил её дома, у гражданской жены. Она готовила ему обычную пищу: зелёные щи с гречневой кашей, так любимые им; варёную гусиную печёнку, с наслаждением поглощаемую им со сметаной и с лучком, слегка приспущенном на лёгком парке; да ещё чай с чабрецом. Дома он сбрасывал военную одежду с брезгливостью, надевал задрипанный халат и, вымыв руки, начинал помогать жене готовить ужин.
В один из дней Колчак пригласил княжну Дарью к себе домой, решив без официоза незатейливо угостить по-домашнему, поговорить по душам. Попросил жену приготовить щи, печень в сметане и жареных карасей, которых ему возили из Шербакульских озёр, что в восьмидесяти километрах от Омска.
Верховный правитель гостей всегда встречал у дверей. Часовой стоял у входа во двор, за железной оградой, наблюдая и проверяя документы. На этот раз правитель, в ожидании княжны, увлёкся приготовлением гусиной печени, не услышал звонка, но, глянув на часы, понял, что княжна должна вот-вот быть. Он выглянул в окно и увидел: идёт высокая женщина в беличьей шубке, в сапожках, решительно спешит прямо к двери. Колчак попятился, нащупал в кармане наган, вспомнив случай, когда некая женщина подкралась к дверям и, когда с прибывшим командующим фронтом выходил из дома, застрелила командующего. В тот же момент мимо Колчака пронеслась жена и, распахнув двери, спросила громко:
Кто такая?
У калитки стоял штабс-капитан и объяснялся с часовымв военной офицерской шинели, высокий, стройный, с лихим приятным лицом и щегольскими усиками.
Княжна Долгорукая,проговорила Дарья и протянула приглашение, которое ей доставили в гостиницу.
Оружие есть? Положите на стол в прихожей,проговорила дежурную фразу жена.
Верховный правитель бросился переодеваться. За последние месяцы у него перебывало множество всяких князей, графов, дворян, высокопоставленных чиновников. Ему, признаться, уже надоело привечать каждого. Повседневная рутина была для него временами ненавистна, только обязательства перед отечеством заставляли его заниматься этим хлопотным делом. Каждый надеялся найти у верховного правителя покой, кров, хлеб, но не мог же он, испытывая такие трудности, разорваться! Но княжну он решился принять из дружеского расположения к её отцу, которого имел возможность знать лично.
Княжна прошла в приёмную и увидела военного, щуплого, невзрачного на вид, широкоскулого человека. Она сердцем почувствовала, что этот человек с настороженным взглядом никогда не защитит Россию. Она поникла, даже споткнулась, так ей стало больно и обидно, что в огромной империи не нашлось более достойного человека для таких важных дел. Но, подойдя ближе, потеплела, потому что живые, глубоко сидящие маленькие глазки Колчака, отчаянный горячий их блеск, крупные чёрные зрачки, взиравшие на неё с необычайной пронзительностью и умом, сказали больше, чем его худосочная, нескладная фигура. Она протянула ему руки, и он с ласковой отцовской нежностью поцеловал сначала одну, потом другую, пригласив снять шубку и чувствовать себя как дома. Он помогал ей освободиться от одежды, а она всё оглядывалась, желая обнаружить прислугу, которую терпеть не мог Колчак. Дарья очень удивилась его простоте, домашней интимности и, поправив причёску, осторожно присела на лазоревого цвета диванчик.
Вот вы, Долгорукая, какая,произнёс Колчак, расстёгивая на мундире пуговицу и расслабляясь.Ну-ну, знавал вашего батюшку. Достойный человек, не хочется бередить ваше юное сердце, но примите моё сочувствие. Гибнут, гибнут многие достойные люди России. Страшно стало от жестокости на Руси.
Княжна поднесла при его словах платок к губам, осторожно прислушиваясь к себе, посмотрела снизу заплаканными глазами на Правителя. На душе с лёгкостью растаял туман недоверия к хозяину, знавшего её батюшку лично, что особенно тронуло княжну, видевшую в наплыве своих чувств словно эхо далёкого ужасного прошлого и знак добрых нарождающихся перемен.
Как я рада, как я рада, Александр Васильевич, что приехала, наконец приехала к вам! Я так долго добиралась. Отец так стремился к вам попасть, называя вас единственным, кто может спасти Россию от ужасного красного кошмара,проговорила с большим чувством княжна. Разгорячённое её лицо, растрепавшиеся её чувства, проникновенный тонкий, детский голос тронули замкнутое сердце правителя, и он даже привстал, намереваясь подойти, погладить её по волосам, давая понять, что понимает и принимает её боль.