Государь, через час стемнеет, а неизвестно, что сулит ночной бой с многочисленным неприятелем...подал свой голос и генерал Алларт, к которому, как к раненому, было особое уважение.
И напрасно подскакавший Голицын сердито выговаривал генералу Бушу, жена которого всю баталию просидела в карете, заложив уши ватой, что разбойников-татар можно отогнать от лагеря пушками и что ночное сражение только выгодно русским по причине их малолюдства перед неприятелем.
Пётр уже принял решение и приказал вернуть гвардию в лагерь.
А ведь бегут седергесты неустрашимые, бегут! Сейчас бы и ударить на турка! Так нет, господа генералы беспокоятся о своих жёнах и об обозе...с досадой говорил Голицын своим адъютантам, отводя гвардию.
А Пётр устало прошёл в свою палатку и наистрожайше приказал денщикам никого к себе не пускать. Он двое суток уже не спал и свалился на кровать замертво.
* * *
Бегущую толпу спаги задержали лишь на холмах, освещённых кровавым закатом. Но и потом долго ещё перемешавшиеся в бегстве янычары разыскивали свои части, суматоха и беспорядок в турецком лагере были огромные. Громко подавали команды многобунчужные паши и аги, ругались спаги, гоняясь за беглецами, удравшими уже за холмы, хрипло ржали испуганные лошади, в обозах фыркали и плевались верблюды, пока, перекрывая весь этот гомон, не завопили, надрывая горло, сотни мулл и дервишей, скликая правоверных к вечернему намазу.
Слава Аллаху, что заступился он за своих сынов и не позволил гяурам атаковать наш лагерь немедля!распростёрся на молитвенном коврике Балтаджи Мехмед. Он-то хорошо знал, что в случае атаки всё его воинство бежало бы до самого Дуная.Аллах уступил нам целую ночь для нашего дела! И мы постараемся заслужить его благословение...Великий визирь был бледен как полотно. От утренней невозмутимости и самоуверенности не осталось и следа.
Всю ночь к переправе мчались гонцы визиря. Поторопить тяжёлую артиллерию был послан и Кегая-бей, оправившийся от своего падения.
Пусть сам топчи-бей впряжётся в постромки вместо вола, но пушки к утру должны быть здесь!наказал визирь своему помощнику.
Когда же подвезли первые тяжёлые пушки, Балтаджи Мехмед поступился гордостью и первым обратился к советнику-шведу, прося, чтобы генерал Шпарр указал место для батарей. Всю ночь присланная из обоза обслуга рыла окопы, и к утру две линии укреплений полукружием возникли вокруг русского лагеря. Батареи ставили не только в окопах, но и за рекой, где стояли татары и поляки Иосифа Потоцкого. И лишь расставив пушки и приказав открыть непрерывный огонь, великий визирь удалился в свою палатку, дабы вкусить сон. Слаще пения гаремных красавиц была для него канонада орудий.
Пётр проснулся, однако, не от рёва тяжёлых пушек, а ещё ране оттого, что его обняли тёплые женские руки.
Катя? Ты что, я же наказал никого не пускать!вскинулся было он.
А никого и не пускают, окроме твоей жены. Да ты лежи, лежи, а я тебе свой план поведаю.
План, который Екатеринушка в ту ночь поведала царю, был, конечно, сочинён не ею, а вице-канцлером Шафировым. Хитроумный и ловкий еврей-перекрещенец в последнее время быстро пошёл в гору. И причиной карьеры было не только то, что он свободно изъяснялся на нескольких европейских языках и был толковым и дельным дипломатом. Нет! Вице-канцлером Шафиров стал благодаря покровительству и заступничеству Александра Даниловича Меншикова. И так же как Екатеринушка была приставлена сим могущественнейшим Голиафом к самому царю, так Шафиров был приставлен им к главе правительства, канцлеру Головкину. И хотя самого Даниловича не было в русской армии на Пруте, там находились его глаза и уши. Как люди одной партии, Екатерина и Шафиров часто сходились для совета, и царица высоко ценила вице-канцлера, особливо его умение находить выход из самых трудных ситуаций. На сей раз они виделись поздно вечером в шатре царицы, где Шафиров и сообщил свой верный и скорый план: немедля отправить к визирю посланца с мирными пропозициями.
Да ты, батюшка, чаю, сумасшедший? Зачем визирю мир, если он скоро нас и так в полон заберёт? Мои девки уже к турецкому гарему готовятся,с горечью сказала Екатерина.
Но Шафиров хитренько улыбнулся и обратил слова царицы в шутку, сказав, что фрейлины зря надеются попасть в гарем, поскольку турок, по всем его расчётам, мир примет.
Понеже...Шафиров начал загибать тонкие пальцы, словно вёл бухгалтерский счёт в купеческой лавке в Китай-городе, где служил когда-то сидельцем и где его заметил и отличил царь Пётр.Первое: пленные, взятые в вечерней баталии, дружно показывают, что урон в их воинстве столь велик, что янычары скорее отрубят головы своим прямым начальникам, нежели ещё раз пойдут в атаку! Второе: все наши лазутчики твердят, что визирь не склонен долго воевать за шведский интерес и не противится скорому миру, так как боится, что его недруги за время слишком долгого похода овладеют в Стамбуле ухом султана. Третье: известно от посланца Кастриота, что и сам султан Ахмед склонен к миру и недаром обращался за посредничеством к иерусалимскому патриарху Хрисанфу. И четвёртое (здесь Шафиров приблизился к Екатерине и горячо зашептал на ухо): вдруг государь послушается этого сумасшедшего Мишку Голицына и назавтра назначит атаку? Оно, конечно, может, наши и прогонят турка, но ведь Пётр Алексеевич опять полезет, как вечор, в самый огонь. А пульки не разбирают... И что с намии с тобой, и со мной, безродным, и с Александром Даниловичембудет при новом царе Алексее Петровиче, думаю, сама ведаешь!
Екатерина зябко передёрнула плечами. Знала, конечно, что Алёшка тотчас возвратит из монастыря свою мать Евдокию Лопухину, а её загонит с дочерьми куда Макар телят не гонял. Потому спросила с сердцем:
Что делать-то?
А ты сама к нему зайди в палатку... Тебя пустятты царица. Заговори о мире, скажи, что на великий бакшиш визирю все свои бриллианты готова пожертвовать! Увидишь, тебе это со временем высоко зачтётся...
И вот теперь Екатерина говорила о мире, ради которого ей ничего не жальдаже своих изумрудов и алмазов. Пётр встал, поцеловал её в лоб:
За жертву спасибо, а мириться с турками тебя, чай, Шафиров надоумил?Екатерина сжалась, но Пётр рассмеялся добродушно:Ладно, ладно, иди. Сейчас соберём господ генералов на совет, всё обмозгуем.
Когда господа генералы собрались совещаться в царскую палатку, словно приветствуя их, разрезав пламенем предрассветную мглу, ударили тяжёлые турецкие пушки.
О, это серьёзно!мрачно заметил Брюс.Неприятель за ночь подвёз орудия большого калибра.
Впрочем, и так все поняли, что это серьёзно, поскольку бомбы стали разрываться в вагенбурге, чего вчера ещё не было. Тотчас поднялся женский визг и переполохфрейлины и генеральские жёны высыпали из палаток, и Екатерина с трудом наводила порядок в женском воинстве.
Они установили тяжёлые пушки на том берегу реки, вот почему ядра долетают ныне и до вагенбурга!указал Брюс вышедшим из палатки генералам. И, обращаясь к царю, спросил:Дозволь, Пётр Алексеевич, я отлучусь к своим пушкам. Надобно наладить контрбатарейную стрельбу.
Брюса отпустили, и скоро в ответ на разнобойную турецкую пальбу раздались чёткие залпы русских батарей. Всё вокруг снова затянулось пороховым дымом. Под эту перестрелку генеральская консилия заседала недолго. Решено было немедля послать к визирю письмо и предложить ему учинить штильштан, сиречь перемирие, а затем, даст Бог, и общий мир заключить.
А ежели визирь откажет в том мире?вкрадчиво спросил генерал Янус.Ведь чего ему мириться, если мои драгуны насчитали у турок четыреста пушек на батареях. В таком случае, ваше величество, у нас не будет выбора!
Все поняли, что Янус намекает на неизбежную капитуляцию. Многие генералы-немцы согласно закудахтали. И здесь бомбой взорвался Михайло Голицын.
Нет выбора, говоришь!?Голицын столь грозно пошёл на немца, что тот решил, что его сейчас ударят, и спрятался в угол.Врёшь! Есть выбор, который вечор ещё упустили! Атаковать и пробиться сквозь вражескую силу, как честным и храбрым воинам надлежит! Тогда, глядишь, сегодня же будем в неприятельском лагере! Только для этого...суровым взглядом князь Михайло обвёл лица генералов и министров,надобно все лишние обозы сжечь, а фрейлин и генеральш посадить на коней! Пусть стоят в резерве!