Пётр меж тем вместе с Екатериной осматривал крепость Каменец и знаменитое ущелье-колодец реки Смотрин. Глубина того ущелья завораживала, сказывали, многие самоубийцы падали в тот колодец.
Встречался я в Лондоне с одним приезжим из Америки,рассмеялся сопровождавший царскую чету Яков Брюс.Так вот, он говорил, что там в Скалистых горах есть такие же ущелья: бросишь в реку камень, а всплеска не услышишь, глыбь!
Так то Америка, горы, а здесь кругом степь и вдруг этакая пропасть... Ой, не могу!У Екатерины закружилась голова, и она отшатнулась на царские руки.
Пётр поддержал сильно, надёжно, спросил ласково:
Высоты испугалась?
В ответ получил признание: похоже, она снова на сносях. Но когда стал уговаривать уехать в Москву для спокойствия, Екатерина нежданно заупрямилась:
В сей поход сам Бог меня посылает! И чувствую, буду в сём походе я тебе потребна! Мне о том сон был!
Как старый моряк, Пётр был суеверен: о сне расспрашивать не стал, а Екатерину взял с собой в поход.
Словно улучив час его прибытия в армию, со стороны молдавской степи показалось огромное пыльное облако, которое постепенно перемещалось к сорокской фортеции. Генерал Алларт, приняв облако за приближающуюся татарскую орду, приказал солдатам своей дивизии встать во фрунт на крепостных валах, и горнисты уже протрубили тревогу, как вдруг из облака вынеслись пропылённые всадники. Впереди всех скакал, небрежно помахивая треуголкой, лихой генерал-кавалерист Ренне.
Ренне ещё не успел отдать рапорт царю, как всё разъяснилось: из облака послышалось блеяние огромного стадаэто драгуны Ренне пригнали в Сороки шесть тысяч овец. Чего-чего, а мяса отныне войску хватало!
Славный подарок к моему приезду! Спасибо!Пётр от души обнял лихого кавалериста.
В тот вечер, впервые за много дней, в русском лагере загорелись костры и солдаты получили горячую пищу.
Вот приехал господин бомбардир, Пётр Алексеевич, и всё поправил!
Идя на военный совет, Пётр слышал, как весело переговаривались солдаты у костров. Эта солдатская вера обнадёжила боле всяких политических расчётов.
Военный совет был собран в доме коменданта фортеции, занимаемом генералом Аллартом. Адъютанты учёного генерала аккуратно развесили карты, укрепили схемы и таблицы.
Алларт, высокий, сухопарый пруссак, педантично разъяснял свою систему, выговаривая резко, с обычным своим высокомерием:
Господа, Совет! Я учредил ныне в Сороках отличный тет-де-пон, укрепил фортецию и обеспечил тем вход в Молдавию с севера. Теперь потребно занять Могилёв-Подольский и сделать там ещё один тет-де-пон. Так, создав вход в Молдавию с востока, мы получим систему крепостей и можем, опираясь на оные, спокойно поджидать турок на Днестре и дать им генеральную баталию у любого тет-де-пона!
Но Бендеры, батенька мой, тоже, чаю, у турок преизрядная фортеция! А повяжут нам турки руки под Бендерами долгой осадой, так визирь и ударит нам с тыла, как король Каролус под первой Нарвой. Что тогда? Ведь шведский король ныне сам при турках обретается. А он горазд советы давать!заметил осторожный Аникита Иванович Репнин.
После неудачной для генерала Репнина головчинской акции была уже полтавская виктория! Но генерал Репнин всё ещё битого шведа опасается...съехидничал Алларт.
Однако на замечание об опасности долгой осады Бендер Алларт ответа не дал, и Пётр про себя то отметил.
Разумный генерал старается видеть все опасности, и близкие, и далёкие, а генерал Алларт не видит даже, сколь опасно и дале сидеть в Сороках, бросив наш авангард на произвол судьбы в Яссах!вскипел меж тем Аникита Иванович.
Все зашумели, поскольку разрыв армии на две части становился всё опаснее по мере движения османов за Дунай.
Полагаю, надобно отозвать войска фельдмаршала Шереметева в Сороки и здесь ждать турок!На этот раз Алларт обращался прямо к царю.
Возможно, по воинскому размышлению сие и разумно, но по великой политике неумно и бестолково,вмешался вдруг в генеральский спор канцлер Головкин. И, обращаясь ко всем, пояснил:Оставаясь в Сороках, мы, для начала, оставляем на съедение туркам нашего открытого союзника молдавского господаря Кантемира; другое, прямо предаём восставших в расчёте на наш дунайский поход сербов и черногорцев; третье, открыто упускаем дружбу болгаров, греков и иных христиан. И потом...Гаврила Иванович вдруг хитро прищурился и привёл самый неожиданный довод:За сей скорый поход говорят нам, господа генералы, сами звёзды и знамения небесные. Вот послушайте, что пишет из Царьграда некий мудрый человек Францишек Баровиер!Головкин не без торжества развернул письмо и зачитал внятно: «А в 13-й день похода визиря явися на небеси звезда с хвостом, к северу висящая, и стала прямо под самым Царьградом в превеликом сиянии. Потом претворися звезда в великого змия, а из змия в великую булаву железную, которая, немного постоя, бысть невидима. Турки рассуждали то в великое таинство, обще глаголя, что Царьград будет поборен и взят!» Гаврила Иванович обвёл взглядом лица изумлённых генералов и заключил не без таинства:Сей мудрец вам советует: «Пробудитесь ныне спящие, яко и небесные знаки призывают вас!» Канцлер прямо обернулся к царю.
Но Пётр хмыкнул:
Сие чепуха! Бредни старомосковские! Но иное дело расчёт политический....
Дозволь мне слово сказать, государь!выступил вдруг молодой, загорелый, весёлый Ренне. После счастливого набега в молдавскую степь он принёс, казалось, на совет не только запах степных трав, но и воинскую удачу. Оглядев всех смеющимися глазами, драгун напрямик спросил генералов:Да ведаете ли вы толком, господа, что за страна лежит там впереди, за Днестром?Генералы молчали, и Ренне ещё увереннее продолжил:Вы видите с валов Сорокской фортеции только голую степь, объеденную саранчой. И то правда: все поля, почитай, до Ясс поела саранча. Но дале к югу совсем иная картина: изобилие трав и фуража для коней, тучные стада овец, а в Валахии у Бранкована склады ломятся от довольствия! Главное жеза Днестром нас ждут дружественные народы. Молдаване уже сейчас прямые нам помощники, как я сам в походе увидел. А будем дале сидеть в Сороках, дождёмся подхода везиря и станем биться спиной к реке, как под первой Нарвой. Аникита Иванович ведь не шутил, когда говорил, что у турок ныне великий советниккороль Каролус. А он-то умеет бить войско, прижатое, своей же глупой стратегемой, спиной к реке. Потому считаю,Ренне обернулся к Петру,поспешать нам в Яссы и немедля соединиться с авангардом! Оттуда предпринять смелый марш на Дунай! Чего нам турок боятьсяпусть они нас боятся! И к чему нам три входа в Молдавию, ежели нас туда сам молдавский господарь зовёт и вся граница открыта?!
Верно говоришь!Пётр поднялся во весь свой огромный рост и твёрдо приказал:Впредь не мешкать! Завтра же выступаем и идём в Яссы на соединение с Шереметевым! И боле в рассылки регулярных войск не посылать, а разосланные собрать и действовать сообща!
Принимая это решение, Пётр уже имел письмо от полковника Милорадовича о том, что Сербия, Черногория и Македония поднялись против турок, «как при древних сербских царях и королях». Знал он и то, чего не знали его генералы: двадцать тысяч австрийских сербов, невзирая на запреты венского кабинета, выступили с оружием в руках к Дунаю на соединение с русской армией. Всё ещё верил царь и Бранковану, имевшему тридцатитысячное войско и огромные склады с провиантом (посланцы от господаря Валахии постоянно зазывали русских на берега Прута). И, наконец, в Яссах поджидал новый союзник Кантемир, открыто ставший на сторону Петра и выставивший десять тысяч лёгкой конницы. Казалось, и впрямь поднимаются все Балканы, бросить на растерзание османам многочисленные христианские и славянские народы Пётр просто не мог.
Прутский поход 1711 года по самому своему направлению был первым балканским походом России. С него началась та вековая русская политика, которая после многих войн и обильной крови, пролитой в тех войнах русскими воинами, прямо помогла освободиться из-под турецкого ярма всем балканским народам. И, принимая на совете в Сороках решение двинуться на Дунай, Пётр принимал не столько тактическое, сколько политическое и стратегическое решение на два века вперёд. Он был в этом походе первопроходец. Ибо впервые после дружин великого киевского князя Святослава русская армия шла к Дунаю.