В столице меж тем, как доносил князь-кесарь Ромодановский, было весьма неспокойно. Мутили воду раскольники, предсказывая скорый конец Антихристу (Пётр давно ведал, что для старообрядцев онАнтихрист, и иногда пугал своих иноземных гостей, предлагая в шутку отслужить чёрную мессу), ходили слухи о новых мятежах башкирцев, простой люд поджидал ватаги булавинцев. А в верхах бояре много судачили об аресте русского посла в Лондоне. Мол, де и Англия супротив нас, так куда уж воевать против Каролуса, смирившего всех наших союзников. Лучше поскорее мириться, вернуть шведу все невские болота, заодно с чёртовым Петровым парадизом. В конце донесения князь-кесарь и сам спрашивал, не пустые ли то слухи об аресте русского посла в Лондоне и как ему в таком случае обращаться с английским послом в Москве сэром Чарльзом Витвортом?
Самое обидное, что слухи на сей раз были не пустые. Арест русского посла Матвеева в Лондоне была сущая правда!
Пётр отложил письмо Ромодановского и зло стукнул кулаком по столу. Но мужицкий стол был сработан на славу, из крепких дубовых досокцарский тяжёлый кулак он выдержал. Пётр потёр ушибленную в горячке руку, встал и, не набрасывая плаща, в одном зелёном Преображенском мундире вышел во двор, где была выстроена сборная команда охотников из гвардейских и драгунских полков, вызвавшихся идти в поиск.
Сентябрь стоял небывало холодный, и Пётр невольно поёжился от ледяного ветра, дующего, должно быть, с Балтики. Однако же солдаты и под ледяным ветром держались браво: грудь колесом, ружьё на караул, глазами ели царя. Поздоровались бодро, весело. «С такими молодцами да Петербург шведу отдать! Не бывать этому! Пусть старые пни в Москве о том и не мыслят!» Пётр повеселел, подозвал офицеров.
Среди приглашённых в царский походный кабинет офицеров и генералов был и генерал-поручик от артиллерии Яков Вилимович Брюс. Но беседовать с ним государь хотел не об артиллерийских делах, а о высокой дипломатии. Ведь арест русского посла в Лондоне Андрея Артамоновича Матвеева, как подтверждало донесение канцлера Гаврилы Ивановича Головкина, оказался не выдумкой, а печальной истиной. И с кем, как не с Брюсом, знатным выходцем с британских туманных берегов, мог посоветоваться Пётр в своём маленьком солдатском лагере, откуда он сочинял протестное письмо английской королеве Анне.
Возьми, Яков, почитай весточку от нашего посла в Лондоне, твоего друга Андрея Матвеева. Его судебные приставы за ничтожный должок в пятьдесят фунтов стерлингов тамошнему купцу-угольщику и торговке кружевными манжетами, средь белого дня, в центре Лондона задержали и бросили в долговую тюрьму на Вич-стрит.
Яков не хотел поначалу сему верить, но он хорошо знал почерк своего давнего приятеля и стиль его писем и сразу уверился, что всё в этом письме посла канцлеру Головкину правда.
«Когда я из Сентджемской улицы со двора дука Бостона с каретою переезжал, с гневом сообщал посол,тогда три человека напали на меня с свирепым и зверообразным озлоблением и, не показав мне никаких указов, не объявляя причины, карету мою задержали и, лакеев в ливрее моей разбив, вошли двое в карету мою, а третий стал на козлах по стороне и велел кучеру как наискорее мчать меня неведомо куды. Усмотря, что те люди разбойнически нападши, вне всякой наименьшей причины о меня им, и которых я николи не знал, а особливо же, что меня отбили, уразумел, что злой и наглой мне смерти от них конец будет последовать. Чрез все силы мои публично стал я кричать воплем великим! На тот крик мой на улице Шарле мою карету от тех плутов удержали и вывели меня, безобразно разбиту, в таверну или дом, где сходятся есть, Олиу Пост называемый. Те плуты, убояся от народа себе великой беды, объявили причину, что будто по приказу и по письму, им данному от шерифа, за долг двум купцам, угольному и кружевному, в 50 фунтов, они меня взяли под арест. С той таверны повезли в дом, где в великих долгах арестуют людей».
Вот так-то, Яков, отправили нашего чрезвычайного и полномочного посла в долговую яму из-за плюгавого долга в пятьдесят фунтов! Такова ныне в Лондоне цена Великой России! И что ты посоветуешь мне отписать сестре нашей королеве Анне?Пётр уселся за крепкий мужицкий стол, на котором были положены чистые листы государственной бумаги.Может, в ответ на сей безобразный поступок в Лондоне другого твоего друга, английского посла в Москве сэра Чарльза Витворта, повелеть отдать на расправу князь-кесарю Ромодановскому? Оный меня о том уже просит!Царь гневно нахмурил чёрные брови.
Брюс вздрогнул: вспомнил нечаянную пытку огнём, которую когда-то учинил ему князь-кесарь на своём подворье.
Вспомнил о том же, должно быть, и царь, поморщился. Молвил уже отходчиво:
Конечно, не собираюсь я, когда швед стоит на московских дорогах, разрывать отношения с Великобританией и нарушать взаимовыгодную торговлю из-за лондонских опричников. Но наказать их надо! О том и отпишу королеве Анне.
И не забудьте, государь, упомянуть, что арест посла по приговору шерифагрубейшее нарушение международного права. О том ещё Гуго Гроций писал!подсказал Брюс.
Напишу, и о Гуго Гроции не забуду. Пусть сестрица-королева извинится передо мной и Россией открыто!сердито буркнул Пётр, заканчивая своё послание королеве Анне. Затем он спросил Брюса уже по делу:Ну, как, бомбардир, не отстанет твоя артиллерия от драгун в сём поиске?
Не отстанет, государь!уверенно и твёрдо ответствовал Брюс.У меня ведь в конную упряжь самые добрые тяжеловозы запряжены! Найти Левенгаупта бы только.
Хорошо, Яков! Ты бомбардир славный! Да, дело сейчас за малымнайти оного Левенгаупта, который удаляется от нас яко Нарцисс от Эха! Ведь сей корпус не токмо мы, но сам Каролус найти не может. На днях перехватили королевских курьеров с приказами к Левенгаупту. Один приказ начинается: «Если вы ещё в Шилове...», другой: «Если вы уже в Чаусах...»! Так что ищем неприятеля. Хорошо, что дорог-путей тут гораздо меньше, чем улиц и переулков в Лондоне. Так, Брюс?
Так, государь! Я ещё от своей супружницы помню московскую поговорку: «Кто ищет, тот всегда найдёт»!
Данилыч с утра в разведке. Вон уже поспешает через двор с какой-то новостью.
Пришло важное сообщение от капитана Волкова, возглавившего отряд охотников. Бравый семёновец дошёл со своим отрядом до Орши, но шведов там не обнаружил. Тогда он переправился через Днепр, в деревне Тулиничи в конном строю побил шведских фуражиров, грабивших деревню, и взял пленных. От них дознался, что Левенгаупт скорым маршем идёт к Днепру и собирается переправиться через него. При этом известии, не собирая воинского совета, Пётр свернул лагерь у Соболева и поспешил наперехват шведам. Проводником летучего корволанта вызвался быть еврей-маркитант, незадолго до того прибывший в русский лагерь с обычным своим товаром: пуговицами, ремешками, нитками и, конечно же, сильно разбавленной водкой, кою маркитант именовал не иначе как гданьской. Маркитант этот, как потом вспоминали, сам, без вызова, явился в русскую штаб-квартиру и заявил, что был недавно за Днепром в лагере Левенгаупта и может привести русских к тому лагерю.
Похоже, что еврей правду бает, мин херц! А что проводником сам вызвался идти, так то понятнохочет получить изрядную мзду!доложил Петру Меншиков, проводивший допрос.
Ведомый проводником летучий корволант двинулся к переправам близ Орши. И Меншиков, и царь настолько доверились проводнику, что им и в голову не пришла мысль, что тот подослан шведами, получив в задаток сотню золотых рейхсталеров от самого генерала Левенгаупта, обещавшего маркитанту в случае успеха передать ещё тысячу золотых. Ни царь, ни Меншиков не ведали, что в тот самый момент, когда проводник бодро вёл их к переправам близ Орши, южнее, вниз по реке, у Шклова, Левенгаупт уже переправил свои обозы и спокойно перешёл на левый берег Днепра. Меж тем, уверяемый проводником, что шведы всё ещё на правом берегу, Пётр сам распорядился начать переправу и передовой полк драгун перешёл у Орши на правый берег Днепра. Казалось, хитроумный план Левенгаупта удался и, уйдя на правый берег, русские окончательно потеряют и самый след шведов. Но тут воинская фортуна переменила свой лик и послала Петру удачливый случай. Случай явился в лице некоего пана Петроковича, восседавшего в дрянной одноколке. Впрочем, Петроковича, кроме двух его холопов, никто из соседей и не почитал паном, поскольку он самолично пахал, сеял и справлял всю остальную крестьянскую работу, как обыкновенный мужик-белорус. И, как все белорусы, Петрокович ненавидел шведских воителей, уже восьмой год беспощадно грабивших белорусскую землю. Не далее как неделю назад на двор самого Петроковича явились шесть шведских рейтар, свели со двора лучший скот, забрали всё сено и оставили взамен бумажную расписку от имени генерала Левенгаупта. С этой распиской Петрокович пустился на поиски шведского генерала и нашёл его войско у самого Шклова, где шведы переправлялись через Днепр. При виде расписки шведские караульные офицеры посмеялись, к Левенгаупту не допустили, и Петрокович понял, что шведскому слову грош цена. И вот теперь он едет в Оршу, дабы записаться в отряд пана Корсака, который, говорят, бьёт этих треклятых шведов в хвост и в гриву!