И вот теперь из всех трех Новгородов, из обоих Могилевов, из Ростова Великого и Ростова-на-Дону шли в Севастополь письма с разноцветными почтовыми штемпелями. Письма шли также из Уфы, из Кронштадта, из Риги, из Елабуги Письма весом в один лотс черным штемпелем, в два лотас синим, и в три лотас красным. Писали помещицы в дворянских усадьбах; писали церковные дьячки за неграмотных деревенских мужиков; писали матери сыновьям и сестры братьям. И все спрашивали, не опасно ли оставаться семейным людям в Севастополе, не показался ли неприятель.
Он показался в солнечное, но прохладное утро 1 сентября 1854 года. Адмиралы Нахимов и Корнилов и вызванный сюда лейтенант Стеценко заметили с вышки морской библиотеки густое облако дыма на горизонте. Один Меншиков ничего не видел. Он повернулся спиной к морю и, прислонившись к балюстраде вышки, едко улыбался. Наконец и он не утерпел. Как обычно покачиваясь, он подошел к телескопу и заглянул в окуляр. Теперь и Меншиков увидел Неприятельский флот шел тремя колоннами, огромный, неисчислимый.
Мм, промычал Меншиков и поморщился.
Он достал из кармана плоскую шкатулку, которую вечно таскал с собой. В шкатулке у него были ножи и ножницы, вилки и ложки, иголки и нитки, карандаши и перья, бумага и конверты, чернила черные и чернила красные, набор гербовых печатей, обломки разноцветного сургуча, трут и огниво, спермацетовая свечка и, наконец, серебряная чарочка.
Владелец всего этого добра довольно быстро разыскал в шкатулке все, что ему понадобилось: плотный листок синей бумаги, крохотную бронзовую чернильницу, свежеочиненное перо, сердоликовую печатку. Разложив это на столике под холщовым навесом, Меншиков стал скрипеть пером по бумаге, то морщась, то улыбаясь неизвестно чему.
В это время по наружной мраморной лестнице библиотеки поднимался Елисей Белянкин. На середине лестницы он вдруг остановился. Странным показался ему черный дым, которым стала застилаться морская даль. Но в ту же минуту к библиотеке прискакал казак. Он спрыгнул с лошади и сорвал с головы шапку. В шапке у него был запечатанный пакет.
Эй, Гаврилыч! окликнул Елисей казака, взбежавшего по лестнице вверх.
У всех донских казаков была одна кличка: Гаврилыч.
С какими вестями, Гаврилыч? спросил казака Елисей.
Слыхала вести кура на насести, отшутился было казак и сверкнул двумя рядами белых зубов.
Говори, Гаврилыч, дело. Не время зубы скалить.
У казака сбежала с лица озорная улыбка.
Правду говоришь, земляк. Не время, не пора. С Константиновского мыса я, с батареи. Сам видел: идет супостат великою силою, кораблей видимо-невидимо, так что и сосчитать нельзя. Будто даже и не флот идет, а целый город движется, трубы дымят И разговор такой, что пехота у него на кораблях, кавалерия, пушки Слышно так, что хочет на берег скинуться всею своею силою. А силы этой у него, слышь ты, шестьдесят три тысячи человек, даже поболее того.
Велика сила, подтвердил Елисей. А побьем мы ее, силу эту.
Это уж как положено, согласился казак. Как можно не побить?.. И он вдруг встрепенулся:Не взыщи, землячок, с пакетом я. Вот
На одной стороне пакета Елисею бросились в глаза пять красных сургучных печатей. На другой было крупным почерком военного писаря выведено:
Его Превосходительству
Начальнику Штаба Черноморского Флота
Вице-Адмиралу
Владимиру Алексеевичу
Корнилову
Казак, взмахнув пакетом, снова припустил вверх по лестнице.
Елисей вошел внутрь и, подойдя к большому окну, стал рыться в своей суме. Мимо него прошел адмирал Корнилов с лейтенантом Стеценкой.
Приказ светлейшего князя Меншикова касательно вас вам известен, сказал Корнилов Стеценке. Неприятельский флот показался у наших берегов. Имею донесения, что на флоте у неговойска, все виды оружия. Нужно думать, что он высадит десант. Возьмите с собой столько казаков, сколько вам нужно, и поезжайте по берегу по направлению к Евпатории, туда, куда прибудет неприятельский флот. Если нужно будет, повидайтесь с комендантом Евпатории Браницким. Извещайте светлейшего обо всем, что заметите.
Стеценко щелкнул каблуками и, выскочив на крыльцо, ринулся вниз по лестнице. Через минуту Елисей увидел в окно лейтенанта Стеценку верхом на косматой казачьей лошадке. Лейтенант ударил ее ногами в ребра, и степной скакунок рванулся вниз с горы.
Меняя в дороге лошадей, лейтенант Стеценко с шестью казаками скакал почти без передышки весь день. До Евпатории оставалось версты четыре. Далеко в море пылала в облаках вечерняя заря.
«Ветреный день будет завтра может быть, даже ненастье», подумал Стеценко.
Заря погасала торжественно и печально. Поднявшийся ветер, низко стелясь, сделал перебежку и пропал в потускневших кустах.
Урядник! крикнул Стеценко бородатому казаку на караковой лошади. Быть завтра ненастью?
Надо быть так, ваше благородие, откликнулся казак. Солнышко в облака садитсязначит, быть ветру. Ветер нагонит тучу, туча прольется дождиком Может и на неделю зарядить: времясентябрь месяц. Вишь, и море будто сердится: эвон разогнало барашков сколько по волне!
Стеценко вгляделся в море. По огромному простору ходили в белых гребнях исчерна-серые волны. Тронутые зловещим отсветом заката, они ворчливо набегали на низкий берег. А дальше в море
И Стеценко вдруг увидел то, что было от берега дальше.
Огромная масса кораблей множеством черных силуэтов сразу обозначились на горизонте, на фоне неба, словно вырезанного из красной фольги.
Вот оно! сказал Стеценко, остановив лошадь. Урядник, считай.
Урядник принялся считать корабли. Считали и другие казаки. Считал и сам Стеценко. Каждый насчитал до сотни кораблей. Но это были корабли, шедшие на некотором расстоянии друг от друга; их нетрудно было сосчитать. А ведь, кроме этих, было множество других; они шли густыми массами или были уж очень далеко; сосчитать их нельзя было. Они заслонили собою весь горизонт, от края до края; и с ветром, который дул с моря, они надвигались на берег и становились на якорь.
Заря погасла, словно залитая гулливой волной. Ехать в Евпаторию для встречи с евпаторийским комендантом майором Браницким было уже не к чему. Стеценко и без Браницкого знал теперь, где отдал якоря неприятельский флот. И если Стеценко останется на месте, то собственными глазами увидит, что предпримет неприятель дальше.
А майор Браницкий в это время заливал и пересыпал известью казенные запасы зерна и муки в Евпатории, чтобы они не достались врагу. Все войско Браницкогодвести солдат слабосильной команды. Ободряемые своим комендантом, они свирепо работали лопатами.
Так, ребятушки, вскрикивал поминутно Браницкий, потирая руки. Сыпь, ребятушки! Во-во, дуй! Хлебом и солью их по русскому обычаю Турку с трубкой, англичанку-поганку Беда только: хлеб чем встретить есть, а сольки вот нехватка. Так мы известочкой, известочкой А ну, ребятушки! Что? Готово? Всё? Ну, коли всё, так стройся. Строй-ся-а! Смир-но-о! Песельникивперед! Шагом марш!
Солдатушки,
Бравы ребятушки,
затянули песельники, взбивая вдоль по улице белую пыль:
Кто же ваши отцы?
И все двести человек евпаторийской команды грянули ответно:
Наши отцырусски полководцы,
Вот кто наши отцы!
Против города уже стояли на якоре три неприятельских парохода. Один из них, тридцатишестипушечный пароходофрегат «Трибун», повернулся к Евпатории бортом, готовый в любой момент дать по беззащитному городу залп из восемнадцати бортовых орудий.
Из трубы пароходофрегата вдруг повалил дым. Крупные клочья дыма стал подхватывать ветер и бросать на город. Майор Браницкий, шедший впереди своих солдат, заметил это и не вытерпел.
Солдатушки,
Бравы ребятушки,
выкрикнул он вместе с песельниками:
Кто же ваши деды?
И снова двести глоток все вместе ответили и песельникам и своему начальнику-коменданту:
Наши дедыславные победы,
Вот кто наши деды!
Так провел евпаторийский комендант майор Браницкий всю свою команду через весь город и вывел ее за город.