В частности, гравитацией. Просматривая видеозапись, я видел на экране, как дядя Абу-джинн миллиарднотонным гравитационным сапогом раздавил косматое чудовище, как насекомое.
"Вот и попробуй подружиться с таким дядей",- зябко поежился я. Но сойтись с ним надо. Только где его найти? По слухам и язвительным намекам средств массовой информации, у Непобедимого после нехорошей выходки в соборе Святого Павла наступил очередной приступ "черной меланхолии". Сообщалось, в частности, что великий изгнанник частенько сидит в "Кафе де Пари" - единственном питейном заведении города, и предается там "гнусной человеческой слабости".
Какой именно, я узнал однажды вечером, когда в обществе конвоиров проходил мимо "Кафе де Пари". За уютно освещенным столиком в одиночестве сидел дядя Абу и пил вино. Но вид у него был такой подавленный, что сердце у меня сжалось от боли и участия. Бедный дядя Абу! Не по своей воле очутился он в дурацком положении джинна. Непонятная мне всемогущая Сфера Разума смяла, скомкала его и забросила сюда.
Я шагнул к двери кафе и, похолодев, замер. Поколебавшись, еще раз шагнул.
- Ты что, с ума спятил? - испуганно зашептал Крепыш.- Там Непобедимый.
Знакомство я решил отложить. Может быть, завтра окажусь храбрее?
Но и на следующий день знакомство не состоялось. С утра нечистая сила отмечала один из своих праздников - "День очищения". В разных концах города запылали костры - сжигались выловленные за неделю мелкие бесы. Общество "очищалось" от позорящих тварей.
Как по заказу, утро выдалось праздничное - тихое и солнечное. Вдруг подул сильный ветер, по улицам закружились пыльные вихри, заколебалась земля. Так обычно нарождалась неукротимая сила, выступал из Памяти какой-то своевольный и злобный дух.
По городу оповестили, что на этот раз с нежелательным гостем расправится сам сатана. Улицы опустели; изгнанники приникли к телевизорам, чтобы насладиться феерической картиной сражения.
Километрах в тридцати от города над лесистыми горами сновали тысячи крохотных и невидимых телепередатчиков. Именно здесь ожидался выход неведомой силы.
В узких межгорных долинах колыхнулась земля, затрещали деревья и разнесся громкий свист. Он-то и ввел в заблуждение изгнанников: кто-то пустил слух, что свистит в лесу Соловей-разбойник.
- Жаль,- сказал Усач.- С ним легко расправится любой дракон.
На боковом экране я видел вместительный зал, битком набитый изгнанниками. Все они тоже раздосадованы тем, что страшной битвы не будет.
В горах снова прокатился гул. Свистел ветер и гнулись деревья. Однако по тревожному крику птиц и другим признакам я начал догадываться, что Память готовится исторгнуть из своих недр не Соловья-разбойника, а изгнанника куда более сильного, яростного и злобного. Все указывало на древнеиндийскую мифологию, о которой здесь никто, кроме меня, понятия не имел. Может быть, Равана?
Да, это он. Над лесом заструился дым, и на опушку, с треском валя деревья, выступил Равана - десятиголовый и двадцатирукий великан. Какой-то смельчак дракон вылетел из-за горы и откусил одну из голов. Равана, не ожидавший такой дерзости, взревел от боли. У него мгновенно выросла новая голова, а в двадцати руках появились золотые мечи - все происходило, как в индийском эпосе "Рамаяна".
Из засады вылетел полк драконов. Зрелище устрашающее: сверкали на солнце чешуйчатые панцири, из пастей вырывалось пламя. Равана, завращав мечами, окутался сияющим золотым ореолом. Драконов он изрубил на куски.
Ангелы бросили в бой невзрачного седовласого старца с посохом в руке. Редко кто мог устоять против его злых чар. Однако заклинания и чары не действовали на представителя чуждой мифологии. Равана даже не заметил грозного старца.