Гордый, обиделся а вы тоже лбыржать парень молодой, дело живое. Эй, они ж пошутили! оправдывалась за лбов главная ванщица.
Кажется, «гигант» кричал Ян, не Алик. Или Алик? Нет, Аликчто-то о простатите. Без разницы, такой комплимент.
К их солдафонскому юмору, зудящей манере беспрестанно подначивать Никита за эти дни привык, как привыкаешь к переперченому. Ходить там, трясти, что в банеэтого меньше всего хотелось. «Привык», конечно, не точное словообманул себя мыслью: так, наверное, надо в настоящих мужских компаниях: в голову не брать, мимо ушей пропускать, если уж случилась внутричерепная протечкавиду не подавать, растить мозоль непрошибаемости. Военные, независимо от чина и звания, всегда напоминали Никите перезрелых пацанов. Школярские поддёвки, сальные шуточки Позадирать, распустить перьятолько дай. Сколько раз наблюдал: больше двух собираютсяи пошли пыжиться. Вечное самоутверждение, от рядового до генерала. Недоросли-переростки, хорохористостьвторая натура; своё я давно похоронено, забыто, нормальной человеческой речи не дождёшьсявыхолощена парадной мужественностью. Даже у Позгалёва, если разобраться, сплошные бравурные марши с литаврами. Только и могутчленами мериться. Все подначки отсюда; какая б ни была мужская компания, но вояки здесь всех переплюнули. Спасибо всё-таки отцу, что отмазал от армии.
У входа в корпус имелась обязательная непроницаемая для солнца беседка. На траве в горбатой тени уазика шевелилось хвостато-занозистое одеяло из воробьёв: клевали дружно каких-то букашек. Никита присел было, решив дождаться подводников здесь. Потом передумал: чего рассиживать, обратносамое большее полчаса ходу, сам доберусь.
Баран
Сразу перед мостом через реку Мацестинку в лесистое взгорье уходила широкая, с машинной колеёй грунтовка. Главный асфальт тёк дальше, к прибрежному шоссе, а эта дорога упрямо смотрела в высокую колхидскую чащобу. После духоты солнцепека и сковородочного жара асфальтаоблегчающая прохлада леса. Грунтовка забирала в кручу просторно, не сдавалась, как ни щемили её настырные ветви. Вероятно, там, наверху, спряталась жизнь: колея хорошо наезженная. Слева, невидимая за плотняком зарослей, шумела речкато ли хвастала дарованной с неба силой, то ли жаловалась на это небо, взорвавшее её сонный бег, заставившее ленивую шевелиться, ворочаться. Деревья вокруг по большей части были Никите неведомы. Платан, акация, сосна, дубс этим он справился легко. Остальноеиз факультативных уроков ботаники, которые он, видимо, прогулял в школе: пышное, мшистое, доисторическоеобнимало дорогу двумя сходящимися в небе гобеленами сложного лиственного разнобоя. Минут через пять ходьбы в зелёных потемках несуразно мелькнул берестяной ствол. Следом настоящая берёзовая семейка вышла к обочине. На фоне буйного тропического разгула скромницы выглядели довольно нелепо, но, шелестя листочками, словно убеждалирусский лес бывает и таким: фантастичным, разным, хоть и птицы здесь через одну иностранки, орущие гортанными голосами. И тут вдруг слева, в зелёной стенедолгая брешь, синий прогал с одиноким облачком. Похоже, ковёр, что ближе к воде, не вынеся своей тяжести, рухнул, утащив заодно хороший кусок грунтовки. Никита подошёл поближе к рваному краю дороги. Из провала торчали верхи деревьев, а ниже, если перегнуться и посмотреть, стволы с корневищами полоскались в пенном крутящемся хороводе. Шершавый изумрудный язык жадно тянулся к вспухшей реке, местами перекрывая русло, вынуждая воду, шарахаясь бурунами от голых щупальцев-кореньев, каруселить в обход.
Сначала он решилпоказалось: всего лишь причудливый клёкот реки, похожий на блеянье. Никита влез на одну из верхушекстарый узловатый граб, двинул ветки. На речном валуне, чуть выше по течению, лежал баран. Лежал, подобрав под себя копыта, обречённо выдувая волнистыми губами свой бараний страх. Кудлатый бок был распорот, и горная мутная вода вылизала свисающую гроздь потрохов до бледно-окоченелого цвета. Крови не было видно, Мацестинка выпила, похоже, всю, и теперь тянула, разматывала требуху, колышущуюся мёртвым драным флагом в пенных накатах.
Никита спрыгнул на грунтовку, пошёл обратно к шоссетолько б не проскочили, у Миши наверняка отыщется веревка: если вниз по веткам, барана можно попробовать спасти.
Стоял, ждал на печёной развилке. Ожидание показалось бесконечно долгим. Пролетели? Вряд ли, пока Ян всех ванщиц не обворожитне двинутся. Наконец, загудело железо: сверкающую морду уазика подбрасывало на плохом асфальте. За рулёмлысина Позгалёва: уговорил-таки Мишу. Ян ударил по тормозам, головы в кабине тряхнуло, машина пошла юзом, сыпанув Никите под ноги пыльного крошева. Вылез, встал во весь рост на подножку, довольный, как пацандали порулить.
Сидай! Хорош дуться!
Ты стихию хотел?
Ну.
По этой грунтовке.
Покажешь?
Покажу.
Растёбин забрался назад.
О, гигант наш! вновь завёл обидную пластинку Алик.
Ну всё, харэ, цыц там, прыскал Ян, вроде и одёргивая мичмана, и тут же едва сдерживая смех от давешних весёлых картинок. Наверх, штабной?
Наверх.
Прыскает сейчас глянем, кто из вас чего стоит, хотя и так яснотолько и можете подкалывать и выпендриваться.
Никит, чё, в натуре, обиделся? дружески терся плечом Алик, да завязывай, ну встал и встал. У нас вот висякомпотому и завидно, ха-ха-ха.
Мичманская трепотня пролетала мимо вместе с текущей за окном листвой; Никита старался не слушать Алика, думална сколько еще барана хватит, пока всего не размотает?
Там баран.
Где?
В речке.
Правильно, чё ему сейчас самый купальный сезон, отпустил шутку каптри.
Подыхает, селем смыло.
Настоящий, кудрявый? почти лёг на руль Позгалёв, всматриваясь вперед.
Ага, как Пушкин, хмуро съёрничал Никита.
Подъехали к залому. Остановились. Верха деревьев лезли косо, в наклон, ладя зелёными стрелами плотную лиственную изгородь. Смятые хохлы сосен напоминали штабеля ёлочного базара.
Тащ капитан: ручник, а то жопой съедем, подсказал Миша.
Ага, момент.
Позгалёв подтянул рычаг. Уже вышел было из машинывспомнил, что не заглушил мотор; обратно нырнул. Поглядывая в лобовое, всё пригибался под козырек, возясь с ключами и рыская лысиной туда-сюда. Наконец, высыпали, подошли к бурелому, Никита прислушивалсябаран молчал.
И это вотсель? Тоска зелёная, Алик лег спиной на упругие ветки, покачался.
Ян уже проворной мускулистой обезьяной лез по сучьям граба.
Моща! Это как же такая дохлятина, кивнул на Мацестинку восторженно, бережок выстелила?
Тут речки вообще опасные, пояснил краевед Миша, грызя былинку: сухоеле плетётся, полилох***як, и целой деревни нет. Вот, говорят, года два назад, в Кудепсте
Баран-то где?! прокричал сверху Ян.
Выше по течению смотри! подсказал Никита.
Ага, вижу!
Давай вытащим, Ян! крикнул Никита Позгалёву. Тут же спросил у Миши:Миша, верёвка есть?
Есть-то есть, а толку? Куда его? неохотно пробурчал водила.
Ян соскочил, достал сигареты. Миша полез наверх.
Ну что, Ян, вытащим? Жалко барана, Растёбин пытливо прищурился на каптри.
Баран не жилец, а я не хирург Пирогов. Весь наизнанку.
А если к ветеринару? Или наверх его как-нибудь, там вроде деревня, хозяева-то должны быть.
Не, кранты барану! подтвердил с высоты Миша, хозяева, думаю, и оставили. Таких не подбираютадат местный. В прошлом году БТР въехал в отарублизко не подошли, для нихуже падаль. Даже на мясо не надо.
Без вариантов: вытащим, всё одно окочурится, если не раньше, кивал Позгалёв. Разве что на шашлык.
Шанс есть. Вдруг не окочурится? Слабо, что ли, слазить?
Говорютруп тащить. Хорошо, достали. Все равно одно из двух: с воинскими почестями под кустиками или на шампур. А на шампурзначит, Позгалёв возись с мясом. Ты ж его разделывать не будешь? И шашлыком, небось, таким побрезгуешь. Или не побрезгуешь?
Короче, ясно. Только и можете пыжиться, усмехнулся Никита Яну в лицо. Вышло нормально, вполне себе презрительно.