12Отделение для драгоценностей
Тот уровень, который пора открыть сейчас, находится на самом дне шкатулки. Часть этого пространства занимает внешний выдвижной ящик (15), а остальное приходится на отделение для драгоценностей (12). Для того чтобы до него добраться, следует воспользоваться уже упоминавшимся большим внутренним ключом и замочной скважиной, расположенной в латунной раме рядом с углублением, в котором хранится ключ. При открывании замка дно левого отделения, обитого зеленым шелком, поднимается и открывает доступ к отделению для драгоценностей. Оно обито плюшем, цвет которого когда-то был рубиновым, а теперь приобрел оттенок печенки и пахнет позеленевшими медными монетами.
Ничего ценного в отделении для драгоценностей нет. Там лежит только телефонная микропленка, сделанная в Париже, какие используют в автоответчиках. На ней записан взволнованный мужской голос, цвет которого меняется, как времена года, и который на французском языке делает несколько попыток поговорить с кем-то в Париже. В неповрежденных местах пленки записано следующее:
Содержание пленки
Последние три ночи в Боснии я провел на чердаке пустого сеновала, внутри которого я укрыл танк и разместил своих солдат Сава, черная и немая, как пашня, вздымалась в темноте, когда один из моих солдат зачерпнул из нее воды в оцинкованный тазик. Кажется, я слышал его сквозь сон. Осторожно, чтобы не разбудить меня, он поднялся по деревянным ступеням на балкон чердака, где я спал. На балконе стоял деревянный стул. Солдат поставил тазик на стул и положил возле него кусок мыла. Он проделал это так же, как всегда, заученными движениями. В зубах у него все время была зажата сосновая веточка. Потом он вынул ее изо рта и воткнул между досками пола таким образом, чтобы ее конец, пройдя через пол, был виден с веранды, крышей которой служил балкон. После этого он передвинул стул так, чтобы веточка оказалась точно под центром стоявшего на нем тазика. Затем спустился по деревянной лестнице на веранду и проверил, виден ли оттуда конец ветки. Он был хорошо виден, высовываясь между двумя досками потолка веранды, являвшегося одновременно полом моего балкона. Тут он осторожно передернул затвор и сел на ступеньки, ожидая, когда я проснусь.
Едва я протер глаза, как почувствовал, что вчерашние слезы и засохший на веках ночной гной колют мне лицо, как крошки стекла. Я вышел на балкон и стал всматриваться в туман и лес над Савой. Рождаясь над горными массивами Боснии, солнце проходило через все времена года.
В этот момент разорвался первый утренний снаряд, и панорама леса исчезла в смешавшемся с туманом дыме разрыва, принесенного ветром с хорватской стороны. После короткой паузы разорвалось еще два снаряда, как будто в ответ, и я сразу сообразил, что эти были выпущены с позиций мусульман. С другого берега Савы на них откликнулось тихое эхо. Уже три дня я скрывал от своего подразделения, что получил от непосредственного военного начальства приказ атаковать противника. Дело в том, что горючего в танке не хватило бы и на пару километров, а обо всем другом я даже и не говорю. Я посмотрелся в крохотное зеркальце. На голове у меня была зеленая лужайка коротко постриженных волос, и три серьги в одном ухе. Вокруг меня снова начало сжиматься кольцо тишины.
«Тишина, в которой можно умыться», подумал я и нагнулся над оцинкованным тазиком, в котором для меня была приготовлена вода. В тот момент, когда она плеском откликнулась на мои руки, снизу грохнул выстрел, пуля пробила пол балкона и, пронзив сиденье стула, таз и воду, застряла у меня в щеке. Я тут же вырвал ее из неглубокой раны и, выхватив револьвер, скатился вниз по лестнице, но застал под балконом лишь своего солдата.
И как это меня угораздило! Сама выстрелила, господин взводный! заикаясь, говорил он, и бледность проступала вокруг его глаз. Удивленные солдаты моего взвода столпились вокруг. Хорошо, хоть крови немного, продолжал бубнить он как заведенный, вода пуле помешала Вы посмейтесь, господин взводный, это полезно для раны. Не бойтесь, ничего с ней не случится! Посмейтесь!
Покажи винтовку! Перезаряжай!
Эх, от судьбы не уйдешь, пробормотал он и нехотя выполнил приказание. В обойме блеснули патроны.
Откуда у тебя патроны? У всех только по три. Тебе их дали, чтобы убить меня?
Солдат помолчал. Потом произнес:
Шила в мешке не утаишь. Купил я их, господин взводный. Купил на собственные деньги. «Береженого Бог бережет», говорит народ себе в рукав. Когда меня бросили на западный фронт, я получил винтовку без ремня с тремя патронами. «Плохо мне придетсяголым пузом на штык идти», подумал я. Подвязал штаны веревкой, ремень к винтовке приспособил. Смотрю, рядом со мной стреляет в изетбеговичевцев один парень из отрядов Фикрета Абдича. Весь в новеньком, с иголочки, ремни скрипят, на боку гранаты, а патроновсколько хочешь. «Дай немного», говорю ему, а он мне отвечает: «И слепой денег просит, а не зрения! Не дам. Купи себе, как я купил». «А у кого ты купил?» изумился я, и он ответил такое, что у меня вся Босния вокруг головы завертелась: «У того, у кого не было и у кого не будет. У сербов твоих, вот у кого. А у кого бы еще?»
«На Бога надейся, а сам не плошай», подумал я тогда, господин взводный, да и купил. У наших купил. Вот откуда у меня патроны.
Я слушал его, оцепенев от изумления, потом очнулся и приказал:
Полезай в джип, а сам, схватив его винтовку, сел рядом и взял его на мушку. Поехали!
Все Господь превозможет, даже саблю острую. Куда, господин взводный?
На автостраду.
Только не на автостраду. Господом Богом молю вас! У жизни один отец, а у смерти им несть числа Автострада в руках хорватов, там их полно. Если они вас схватят, ложкой глаза выковыряют.
Почему именно мне, а не тебе?
Ну, я еще погуляю. Меня не тронут.
Как так?
Посудите сами. Повар раздает кашу, а Богсчастье. У вас в военном билете, хоть вас и мобилизовали, написано, что вы доброволец, а в моем нет. Когда ребята с той стороны таких, как вы, ловят, они расстреливают их на месте. Поэтому вам наши так и написали, чтобы вам не захотелось дезертировать.
Дезертируешь ты, раз тебя мобилизовали, а ядоброволец
Сквозь утро мы продвигались по автостраде БелградЗагреб, пустой, как взлетно-посадочная полоса. Я пытался найти по радио какую-нибудь музыку. Отзывалась лишь изголодавшаяся вечность.
Что вы со мной сделаете, господин взводный?
Узнаешь, когда кончится бензин, ответил я и вышвырнул его винтовку на дорогу.
Вам больно, господин взводный? снова завелся он. Сделайте три вдоха, а потом задержите дыхание. Тогда рана не будет беспокоить
Кто тебе приказал убить меня?
Что я слышал, недослышал, что видел, не разглядел, что знал, не понял. Никто.
Врешь!
Вранье цветет, да плодов не дает. Никто, я же сказал вам. Я сам решил.
За что?
Хороший слуга лучше плохого царя Вы всё тянули с приказом наступать. А если до завтра мы не начнем действовать, мое село и все мои родственники попадут в руки хорватов или иранцев. И что их тогда ждет, вы сами знаете. Замучают.
Как мы можем атаковать, если у нас патронов нет? Только у тебя полный магазин. Горючего в танке и на полчаса не-хватит.
Не танк нас купил, а мы его! произнес он в тот самый момент, когда мотор закашлял и машина остановилась.
Не обращая больше внимания на солдата, я медленно спустился с дороги. Он побежал назад, надеясь подобрать свою винтовку, а я углубился в лес В холод, по которому никогда не летают птицы. В какой-то деревне украл сушившиеся на веревке штаны. Потом уже в этих штанах и в рубахе от нижнего белья пробрался в Шид, на сербскую территорию, зашел в первую же кофейню и заказал виноградной водки и стакан воды. Промыть рану.
Я смотрел в рюмку и размышлял. Мне нужно было ясно представить себе, как исполнить то, что я задумал.
* * *
Ключевой вопрос, возникший передо мной, был связан с названиями двух-трех учебников, которыми я пользовался еще в школе. Это были учебники иностранных языков. Назывались они примерно так: «Итальянский за сто уроков», «Французский без мучений», «Как легко и быстро выучить английский» и так далее. Сейчас и здесь мне требовались приемы, отличные от тех, которые использовались в учебниках иностранных языков. Мне было нужно срочно отточить навык, противоположный мнемонике. Теперь я должен был овладеть умением как можно более легко и быстро забывать. Сон забывается тут же, стоит только пройти через ближайшую дверь. От него остается один костяк. А как забыть язык, на котором видишь сны, язык, с которым вырос?