Ситуация! Трудно сказать, как повернулось бы дело, но в каждом из нас, о чем многие предпочитают забыть, жив неутомимо любознательный, жаждущий подвигов и открытий ребёнок. И Сосипатров, к своему удивлению, двинулся вслед за пришельцами. Откуда только взялась крадущаяся походка разведчика, которая его, обмирающего, скрытно повела от дерева к дереву! Позже он, правда, сообразил, что по всем приключенческим литканонам так себя и должен вести настоящий мужчина, значит, подсказка все же была.
Но то было позже, а сейчас в оглушённом сознании трепыхнулась лишь залётная строчка какой-то давней песни: “Там он землю бережёт родную…” И ведь точно! Бережёт, да не просто землю, а всю, можно сказать, планету. Надо же! Очень к месту пришлась та строчка и вся воинская некогда служба.
Не одиноким почувствовал себя Сосипатров, и это приободрило, твёрже стал шаг. Зелёный цвет и малорослость удачно маскировали человечков, зато они двигались колонной и на ходу, опять же без ущерба для окружающей среды, дымили. Так что преимущество в конечном счёте было на стороне землянина, тем более что Сосипатров понасмотрелся всяких фильмов, и это, как выяснилось, тоже способствовало. Много чего оказалось у него за душой, он сам поразился. Успех обнадёживал. Правда, пришельцы могли взять хитроумной техникой, но пока не брали, шли бестревожно. Их противогазного облика рыльца даже не поворачивались из стороны в сторону, словно на земную флору, а заодно и фауну инопланетянам было решительно наплевать. Сосипатров, на что уж покладистый мужик, и то обиделся, хотя это-то невнимание зелёненьких лучше всего обеспечивало ему безопасность.
Наконец процессия остановилась. Сосипатров осторожно выглянул из-за куста. Место было как место, ничего особенного: сосенки да ёлочки, брусничник с черничником, внушительный у ствола муравейник, парочка гнилых пней и ядовитый мухомор в придачу. Полнейший, короче, зауряд, однако зелёненькие повели себя так, будто свой гимн здесь намеревались исполнить или флаг поднять. Чётко выстроились вокруг муравейника, рыльца свои подравняли и торжественно замерли.
Что за притча!
Прошла минута-другая — все то же. Ни шевеления в рядах зелёненьких, никакого ни на что внимания, стоят благоговейными истуканами и словно чему-то внемлют. Забыв осторожность, Сосипатров от изумления даже высунулся — и снова ничего. Нет, один все же зыркнул, мимолётно, как на муху, взглянул в его сторону.
Сосипатров обомлел. Эх, разведчик, разведчик, выдал же себя, выдал, так глупо оплошал! Захотелось юркнуть за куст, вжаться в родную землю, но что-то тут же потребовало совсем обратного — то ли встать и в отчаянной лихости рвануть на себя рубаху (мол, стреляйте, гады!), то ли выйти хозяином и гаркнуть:
— Здорово, братья по разуму!
Сделал он последнее. Шагнул, как тогда на пожаре, только не гаркнул (горло перехватило), а хрипло сказал:
— Здравствуйте… Позвольте вас, значит, приветствовать от имени…
Явная, понял, чушь получилась. От чьего имени? И кого?! Кто уполномочил?! А вот, надо же, сказал, само с языка скатилось.
Но не возымело последствий. Рыльца, правда, повернулись и вроде как-то поморщились, но ни один зелёненький из круга не вышел, никто никакого бластера не выхватил, но и словом не удостоил, точно не Сосипатров был перед ними, а замшелый пень.
Тем все и кончилось, зелёненькие снова впали в свой транс, отчего Сосипатров и вовсе увяз. До сих пор в памяти отыскивалось хоть что-то путеводное, а теперь как обрезало, и хотя ум работал, руки и ноги могли двигаться, эта свобода только обременяла, ибо ничто не подсказывало, как ею пользоваться. Все в нем онемело, как в кукле.
Лишь животный рефлекс остался.