Бен уставился на него и лишь через пару секунд сообразил, что ответить:
А, не. Я не пью. Не сейчас. Лучше сохраним его для другого случая.
Поставщик антиквариата разочарованно скривился.
Ну ладно, сказал он, но вы должны уметь пить виски.
Он наклонился к растерянному молодому человеку и деловито стукнул пальцем по столу:
Не отказывайте этому напитку в заслуженных почестях. Он тридцать лет ждал вас в бочке. Тридцать лет! И это не считая того времени, что он провел в бутылке. Есть бутылки, которым лет сорок-пятьдесят Этот напиток узнал кое-что важное об этом мире, и все его существование было подготовкой лишь к одному моментукогда он попадет вам в рот. Поэтому не глотайте это виски залпом, лишь бы только «забрало». Подержите его во рту, покатайте его, пожуйтеэто минимум того, что вы можете для него сделать. И это стоит того. Оно перестанет обжигать, станет терпимым на вкус, из терпимогоинтересным, а из интересногоцелой историей.
Используйте его, чтобы достичь спокойствия, а не чтобы отрубиться и забыться. Под виски нужно разговаривать о сущности и смысле жизни, под виски хорошо проходит тихий вечеркогда вы с любимой смотрите друг на друга; под виски хорошо посмеяться со старым другом. Хотите опьянеть? Для этого есть водка. Вискидля продвинутых пользователей. Его пьют только для того, чтобы снять слой лжи, которым покрыта наша жизнь.
И главноене пейте его в одиночестве. Выпивать надо с другом или подругой. Не важно, что будут пить при этом они. Главноечтобы вам было о ком вспомнить, когда будете пить виски в следующий раз.
Стушберг, довольный, откинулся на спинку кресла и посмотрел на Бена тем взглядом, которым зрелые люди одаривают молодых, посоветовав им что-нибудь и заранее зная, что к совету те никогда не прислушаются.
Бен посмотрел на него, на бутылкуи снова на него. Когда одна бровь адвоката дернулась, он чуть было не сказал «хорошо», но Стушберг тут же признался с улыбкой:
Честно говоря, это я тоже вычитал. На самом деле я ничего не знаю про виски. И вообще, я люблю вино. Но эти слова звучат правильно.
Адвокат резко встал, поднял бутылку виски и протянул ее Бену.
Бен встал неуклюже, взял бутылку одной рукой и кое-как засунул ее в расстегнутую, словно в ожидании, сумку, лежавшую у его ног. Одна попытка, вторая, третьяи сумка застегнулась, поглотив бутылку виски, как если бы это был очередной технологический журнал.
Они молча пожали друг другу руки, стоя по обе стороны стола.
Теперь Бен не знал, куда деть руки. Они свисали по бокам, как переваренные макаронины. Надо что-то сказатьне просто спасибо, а какую-нибудь эффектную заключительную фразу. О Вольфе и о том, как осуществилось его последнее желание. Или о том, как человек, стоящий сейчас напротив, исполнил это желание. Короче говоря, надо как-то красиво завершить эту беседу.
В конце концов он спросил:
Восемьдесят второй автобус еще ходит?
Понятия не имею, ответствовал адвокат.
Бен покивал головой, как будто хотел сказать: «Да-да, конечно-конечно», поднял руку на прощаниеможно было, конечно, порешительнее, быстро выскочил из кабинета и прошел мимо леопарда в экстазе и всех прочих экстравагантных вещей.
С входной дверью пришлось повозиться, но наконец он ее открыл, с трудом удержался, чтобы не оглянутьсяне смотрит ли на него Стушберг? а потом сбежал вниз по лестнице, не останавливаясь, и вдруг понял, что придется подниматься обратно, потому что он добежал почти до подвала.
3
Даже через толстую дубовую дверь можно было услышать, как по дому разливается звонок.
Он ждали понимал, что в камеру прекрасно видно его лицо. Надел то, в чем обычно ходил по домам: черный пиджак с легкой искрой, скроенный точно по его фигуре, белую хлопковую рубашку, достаточно свободнуюи в то же время достаточно официальную, свободную настолько, чтобы в ней было удобно быстро двигаться, если что; дизайнерские брюки из очень дорогой ткани, легкие элегантные черные ботинки. И без темных очков. Когда идешь в чужой дом, глаза должны быть видны.
Ну и по мелочи. Пистолет с коротким стволом, тонкое лезвие в подошве ботинка, ремень, который можно обмотать вокруг чего угодно. Когда ходишь по домам, нужно соблюдать все предосторожности. Его уже не раз пытались убратьдля гарантии, что он ничего не выдаст. Хорошая одежда работает на его реноме, а все остальноедля самозащиты.
Он постарался встать как можно удобнее. Правая рука свободно лежит в кармане брюк, левой он держит ручки подарочного пакета с бутылкой вина. Что сейчас будетон знает как свои пять пальцев. Ему предстоит пройти три рубежа: младшего охранника, который смотрит на камеры, его начальника, который должен дать добро на вход, и охранника на входе, который должен исполнить команду и открыть ему дверь. Они тут действуют быстро, и вся история займет у него полминуты, не больше.
Дверь открылась, и на него уставилось лицо с огромным подбородком. Знакомая морда, про себя он называет его «Пятый». К сегодняшнему дню он успел насчитать семерых мужиков с непроницаемым взглядом, которые повсюду сопровождают его нынешнего босса и охраняют дом. У Пятогокарие глаза, татуировка с какой-то длинной надписьюона начинается где-то на плече, а из-под рукава выглядывает только ее конеци бицепсы, которые явно участвовали не в одной карательной операции.
Он улыбнулся, представляя себе расправу над этой гориллой: он перережет ему глотку, а тот даже не успеет ничего сообразить. Пятый был ошибкой босса, одной из немногих: он редко прокалывался с выбором охранников. Быстрота реакции и способность предвидеть последствия важнее, чем грубая физическая сила. Он предположил, что босс оставил Пятого в охранникахпусть и сделал его наполовину портье, который только открывает двери, по необходимости или по каким-то сентиментальным соображениям. Пятый открыл дверь и легким движением головы пригласил его войти.
Слов не нужно. Они уже знакомы, уже знают процедуру: чем меньше разговариваешь с людьми, тем меньше знаешьи тем меньше тебе нужно волноваться, что ты получишь неверную информацию. Во время таких визитов все заинтересованы в том, чтобы общения не было.
Он быстро оглядел холл: не изменилось ли что. Та же аляповатая скульптура справа, тот же огромный цветочный горшок у лестницы, зеркало, как всегда, блестит, на стене все еще висят портреты дедовдостаточно заметные, чтобы дать понять, как важно прошлое, и достаточно незаметные, чтобы дать понять, что не так уж оно и важно. Картина масломбалеринапо-прежнему на стене слева, и та же люстра без лампочек неподвижно свисает с потолка.
Как и каждый раз, входя в комнатув любую, он продумывал стратегию действий на случай, если на него нападут: что можно будет использовать как оружие, чтодля защиты, каково пространство для маневра. В холле ничего принципиально не изменилосьи он вернулся в обычную для себя степень готовности.
Пятый едва махнул рукой налево, в сторону коридора. Смысл был такой: «Туда. Босс в библиотеке».
Он развернулся и пошел.
Его нынешний работодатель решил построить библиотеку там, где когда-то был летний сарай или, может, пристройка для гостей, и теперь, чтобы в нее попасть, нужно было сначала пройти по крытой галерее, которая огибала продолговатый бассейн во дворе. Никогда не бывало, чтобы в бассейне кто-нибудь плавал, но у бортика всегда сидел Шестойсмотрел, что происходит.
Не происходило там ничего. Никогда.
Ему порой становилось интересно, каково этоиметь такую работу? Вставать с утра, надевать тонкий костюм, засовывать в задний карман брюк из черного полиэстера пистолети сидеть у пруда восемь, десять, четырнадцать часов в сутки, только чтобы «сторожить». А потомвозвращаться домой. Разогревать готовую еду в микроволновке, смотреть телевизори спать. Жить ограниченной жизнью, быть примечанием к жизни другого человека. Того, кто платит тебе, чтобы ты ради него был бдительным и напряженным двадцать четыре часа в сутки, и ставит тебя сторожить во дворе за забором, где почти никогда не проходят чужие, над блестящей водой бассейна, куда ты никогда не окунешься.
Он медленно пошел по галерее. На левой стене висели фотографии его работодателя, сделанные в разных уголках мира. Вот он на фоне пирамид в Южной Америке, а вотна берегу Ганга в Индии, в кабине пилота пассажирского самолета, в толпе на бразильском карнавале. Взглядизучающий, холодный, оценивающийникогда не направлен в камеру, губы тонкие, вытянутые в прямую линию.