Но ты же мертвыйтак? Ты умер, мы тебя похорониликремировалия не понимаю. Где ты был все это время? Человек умер, и его нетнигде. Твое тело сгорело, мы прах захоронили. Все было конченов возрождение души я не верюИли ты мне все объяснишь, илиуходи. Мой отец умер.
Ир, Федя. Давайте сейчас не будем об этом. Поверьте, все это не так уж и важно. Если вы сомневаетесь, что я пришеля могу доказать, что сейчас речь не идёт о глупом розыгрыше. Я знаю такие вещи из нашей общей прошлой жизни, которые никто знать не может. Ладноя устал.
Отец разговаривал совершенно нормальным голосом, тем голосом, который у него был до операции по удалению обеих связок. Отец заболел раком гортани, долго отказывался от операции, сохранял голос, потом его прооперировали и он научился разговаривать хрипящим, странным, пугающих людей звуком «из живота». Но сейчас никаких последствий операции было незаметно. Он сел на диван, устало облокотился о спинку и прикрыл глаза. «Пап, может быть ты хочешь чаю? Я могу дать тебе поесть » Боже, что она такое говорила? Онмертвец! Какой чай, какой «поесть»? Бред! Но выгнать его Ирина уже не могла.
Да, я бы выпил чаюбольше ничего не надо. Я устал. Пойду спать. И вам нужно ложиться. Завтра поговорим.
Давай, пап, садись сюда, к столу.
Надо же: она его «папой» назвала. Как будто как и надо. Ирина суетилась, грела чайник, пододвигала отцу варенье, видела, как он по-старинке, как когда-то отщипывает чайной ложкой кусочки яблока и кладет их в чашку. Кровать в гостевой комнате на втором этаже была застелена чистым бельем. Ирина показала отцу, где туалет, и они с Федей вернулись в спальню. Ей страшно захотелось спать. Последней Ирининой мыслью было осознание, что отец теперь с ними и что к этому надо привыкать. Наступит завтрашнее утро, они во всем разберутся, или не разберутсятолько это ничего не изменит. С ней и со всем ее семьей произошло нечто из ряда вон выходящее, а хорошо это или плохо, Ирина пока не понимала. Она ждала, что Федя что-нибудь скажет, но он предпочел промолчать. А что он мог сказать. То, чему они стали свидетелями, было слишком огромно и необъяснимо, чтобы сейчас пытаться обсуждать это на бытовом уровне.
Написание этого отрывка Гришу обессилило. У него заболела голова и стало понятно, что сегодня писать дальше не получится. Хватит. Сейчас ему казалось, что файл «мертвец» он закончит, сделает из него роман про возвращение из небытия. Было уже пять часов, Гриша набрал Валерин номер, торопясь поделиться с другом своими успехами до Маниного прихода с работы. При ней о своих опусах он говорить воздерживался, давно уже даже и не пытаясь себе объяснить, почему он может обсуждать свое творчество только с другом. Разве Маруся не стала бы слушать? Стала бы. Разве она не прониклась бы его порывами? Прониклась бы. Он ее интересовал на всех уровнях, нобыло противное и непонятное «но». Холера его забирала. Гриша и сам не знал, зачем он играет в молчанку со своей семьей, а вот Валере горазд хвастаться своими текстами, давать ему читать готовое, выслушивать комментарии. Да черт его знает «почему»? Это так, а не иначе.
Валера снял трубку после первого гудка. Он все еще был на работе.
Привет, Гринь.
Ага. Я роман про «мертвеца» начал.
Обалдеть. Получается? Сколько ты написал? Пришли мне текст. Давай.
Да, неВалер, там только началокак мертвый чувак вернулся, и как они его в первый раз увиделиЯ пока больше ничего не написал.
Гринь, дай мне хотя бы это начало. Мне интереснодавай, шли
Да тебе потом будет неинтересно читать. Подожди.
Нет, я не могу ждать. Пришли. Это будет с ума сойти чтотакого еще никто не писал.
Да, писали, Валерик, писали. Да еще сколько.
Гришунчик, не морочь мне голову. Пришли пока то, что готово. Жду.
Гриша послал текст, прекрасно зная, что Валера сейчас все прочтет и ему перезвонит. Минут через двадцать так и произошло.
Гришка. Сильно и стильно. Они не верят, но принимают. То-есть вынуждены поверить, потому что не поверить нельзя. Ну, то-естьони не верят, но вынуждены принять то, что видят. Это нормально, что они после этого сразу засыпают, тут эмоциональный перегруз. И ещеты сразу даешь эпизодтакой накал, что от этой книги нельзя будет оторваться. Я сам не могу дождаться, что у них будет утром. Помнишь у Шукшина«А поутру они проснулись». Гринь, а чей там будет папа? А Иринакто? Мы ее знаем?
Ты же знаешь, что у меня всегда переплетается вымысел с реальностью. Наверное я делаю персонажами людей, которых когда-то зналу меня всегда так. Посмотрим.
Гришкая тобой восхищаюсь. Я же сам так не умею, ни за что бы не смог. Гришуня, только не бросай, пишиКак только у тебя что-то будет новое, сразу же шли. Ладно? Договорились? Я все брошу и буду читать. Я вообще не понимаю, что я сижу на жопе? Надо мне начать искать издателя. Мы должны твои вещи публиковать. Ты сам-то понимаешь, какой у тебя талант?
Да, ладно тебе, Валер! Перестань. Я не хочу ничего публиковать. Зачем мне это?
Да, врешь ты все! Какой писатель не хочет, чтобы его книги читали? Просто ты в себя не веришь, а я в тебя верю. Я сам этим займусь. Ладно, пока. Работай дальше. И вообщевы, Григорий, настоящий писатель!
Валер, хватит!
Что «хватит», что «хватит»? Ты ничего сам про себя не понимаешь.
Гриша повесил трубку и вдруг необыкновенно ясно осознал, что Валераединственный в мире человек, который его безоговорочно понимает, который всегда, в любой миг своей жизни, готов выслушать, понять и поддержать. Ему стало привычно стыдно, что он так редко думает о Марусе, и тем более об Аллке. Ониего самые любимые девочки, но девочкиэто девочки, а Валераего друг, другого такого у него никогда не будет. Когда-то он его встретил и всёЧто «всё»? «Всё» в том смысле, что другого друга у него никогда не будет, их дружбаэто сложное, необыкновенно удивительное явление, которое нуждается в осмыслении, литературномосмыслении. Вот написать бы книгу о Валере, о них двоих, о дружбе! Нет, не получитсяне получится. Гриша подумал, что он к этому не готов, пока не готов.
Вечером они с Маней посмотрели какое-то политическое ток-шоу, потом очередную серию ежевечерней дряни. Маруся пошла спать, а Гриша взял с полки синий томик «Опытов» Монтеня. Он очень давно не брал в руки эту книгу. Ага, вот глава номер 28 «О дружбе». Монтеня Гриша всегда воспринимал, как близкого и понятного человека. Свойский обычный, образованный и умный дядька. Жил в 16-ом векеи что с того? Читаешь его и ловишь себя на мысли, что тебе это тоже в голову приходило. Гриша принялся читать главу, узнавая давно нечитанный текст. Монтень писал о дружбе вообще, но имел в виду свою дружбу с Этьеном де Боэси, с которым познакомился на службе в парламенте города Бордо. Боэси был постарше, но как писал Монтень «такая дружба встречается раз в 300 лет». Ну да понятно, женщинанаша жена, мать наших детей не может быть «другом», просто потому что она женщина, следовательно она не может нас понять и мы ее не можем. А вдруг это правда? Гриша был не готов к такому отношению к женщинено Монтень написал то, о чем он и сам размышлял, и даже обсуждал это с Валерой. Они же тоже всегда отличали любовь и семейную жизнь пары от мужской дружбы, именно мужской, женская дружба, как они всегда думали, существует, но никогда не может стать такой всепоглощающей, как мужская, женщина, ведь, «ставит» на мужчину, не может быть морально самостоятельной. Для нее всегда будет важнее семья, а не духовный мир бесед и споровчто-то такое они с Валерой исповедовали. Монтень тоже так думал и не стыдился этого. Человек своего времени. Понятно, что Гриша ни за что бы подобных мыслей никому не высказал. Его бы не поняли, а Валера понимал
Глава была довольно длинная, Гриша читал быстро, как истинный гуманитарий, умело перескакивая через строчки. И вдруг он понял, почему Монтень написал о Боэси, а он сам чувствовал себя не в праве писать о Валере. Боэси в 33 года умер от чумы, естественная по тем временам кончинаМонтень написал о своей неизбывной скорби, о потери самого дорогого на свете человека, которого он считал братом. Боэси ушел от него и всё эссе о Дружбе было продиктовано щемящим чувством утраты. Так вот в чем дело: Валера был, слава богу, жив! Писать о живом? Ничего и не получалось. Гриша ужаснулся чудовищности своей мысли: он что, ждет Валериной смерти, чтобы тоже написать «О дружбе»? Хотязачем ему реальная Валерина смерть? Придет же в голову такое кощунствоДа, Валера должен умереть, нужно его потерять, чтобы осмыслить их отношения, но речь идет о смерти литературнойему просто надо представить себе «непредставимое». Гриша почувствовал, что он сможетон похоронит Валеру и тогданапишет о них, о нем, о себе.