Ну-ка, расскажи
Ну, она девка черная, с нашей кафедры. Все было тип-топ, то да сеона уже голая лежала, и потом вдруг испугалась: «не могу, вы женатымы не должны »
Ага, понимаю. Моралистка из черной церкви. Ждет любовь, хочет создать семью. Яснонедоебаная, и сильно умная. Терпеть уж ей было невмоготуты же у нас хоть кудано в последний момент опомнилась. Слава богу. Не переживай. Хрен с ней. Было бы хуже, если быдалаВозился бы потом с ней, у себя же на кафедре. Ты, что, с ума сошел. Мы с тобой еще маленьким знали «не живи, где работаешь». Я прав?
Прав, прав. Но неприятно. Это, Валер, старость, когда ты уже бабу дожал, а она соскочила, не далакуда это годится. У тебя, вот, так не бывает
Постой, Гриш. Ты сказал, это черная баба? Так?
Ну, черная, и что?
А то, Гринь, что ты запал на ее экзотизм. У тебя же никогда не было черных телок. Вот ты ее для коллекции и захотел. Не так? Что там ты еще в ней нашел, кроме эстетики «белого на черном»? Хотел красиво? Признайся. Я вот на азиатку запал в свое времяи ты туда же. Не переживай. Думай о чем-нибудь хорошем.
Ладно, извини, что позвонил.
Гриньты с ума сошел. Ты же мне всегда можешь звонитьперестань. И на девку эту болт положипростозабей.
Гриша тогда расстроился все равно, хотя после разговора с Валерой ему стало легче. Самое смешное, что Валери вскоре уволилась, поговаривали, что она выходит замуж и уезжает в Колорадо. Грише уже было совершенно все равно. Никаких комплексов вины перед Манькой он за такие вещи никогда не испытывал. Манька тут вообще была ни при чем.
Первое время, когда они с Марусей поженились, и вскоре родилась Аллка, он был жене верен. Жизнь изменилась, старые привычки отошли в прошлое, Гриша был очень занят да и с Валерой они стали видеться редко, то-есть некому было сбивать его с пути истинного. У него просто не было шанса встречаться с девушками, старые подружки в любом случае его не интересовали, да и потребности в приключениях такого рода не возникало. Слишком он уставал, обалдел от бессонных ночей. И все-таки мысль, что иметь любовниц ему теперь нельзя, нехорошо по отношению к жене, ни разу не пришла ему в голову. Гриша заранее разрешал себе левые проходы, то-есть «как толькотак сразу», просто сейчас ему не до того, но есличто, то онразумеется. Почему бы и нет? Не то, чтобы он серьезно об этом задумывался, нет. Он, как и подавляющее большинство мужчин, считал, что в браке между женщиной и мужчиной есть принципиальная разница: онане должна, а онможетКак так? И вот так. С Мусей он такие вещи не обсуждал, она была бы шокирована, расстроилась, забеспокоилась. Но с Валерой они когда-то поставили в этом вопросе все точки над «i».
Гриша вспомнил их рассуждения и усмехнулся: дело в том, что их принципы в этом вопросе были основаны на науке. Еще давнымдавно они читали какие-то переводные книжки, ходившие в списках, о мужской и женской сексуальности, и там говорилось, что секс для женщиныэто приложение к серьезным отношениям, она воспринимает физическую сторону любви эмоционально. Если этого не происходит, тогда она либо не достигает оргазма, либо она «нимфоманка», что считалось постыдным ярлыком, либо вульгарная блядина, которую нельзя принимать всерьез. Если женщина позволила завести себе любовника, это плохой симптом. Да, как она посмела
Зато мужчина мог иметь столько любовниц, сколько ему заблагорассудиться. Мужчина в сексе «примитивней». Это ни хорошо, ни плохо, это просто факт. Секс для него секс и ничего более, просто физическое удовольствие. В нем есть и психологический аспект, но не стоит его преувеличивать. Грубо говоря: у мужчин росли «рога», а у женщин не росли. Гриша всегда считал, что свои «левые проходы» надо держать при себе, понимал, что Муське это будет неприятно, и не надо ее заставлять страдать, но по своему глубокому убеждению, он не делал «ничего такого», потому что «тетки, девки, бабы»это такнесерьезно, а вот Манечку свою он любил. У него была семья, любимая жена, дочкаа остальноену, подумаешьбаловство. Что ему «бантиком завязать»? На этот принцип замечательно легли библейские рассуждения о грехе: тот, кто прелюбодействовал в мыслях своихуже грешен! Вот, вота кто не «прелюбодействовал в мыслях своих»? Что тут можно было сделать: едешь в метроа там девки обалденные сидят, идешь по пляжу, а там такие тёлкии каждую ты в «мыслях» имеешь по-всякому. Иногда и реально имеешьты же мужчина! А что было бы лучше, если бы он никого не хотел, чтобы, кроме Мани ни на кого не стояло? Таком ему следовало бы быть? Только этого не хватало. Конечно водились такие евнухоидные дяденьки, но Грише казалось, что тот день, когда он перестанет смотреть на баб, мысленно их раздевать, искать шанс поближе познакомиться и наконецкак они говорили «присунутьвдутьтрахнутьотодратьвыебать»будет самым черным днем, концом мужской жизни. Лучше было об этом не думать, и пока все было «тьфу-тьфу, не сглазить».
Из пике женитьбы и рождения Аллки Гриша вышел очень бурно. Он долго помнил о давнем приключении с двумя балеринками, как они их с Валеройнапару. И все-таки ему очень хотелось попробовать двух девочек самому безо всякого Валеры. Друг не мешал, нет, нобез него у Гриши были бы другие ощущения. Кое-кто из друзей поговаривал о третьей девушке с женойну, пригласить подругу!? Боже, Гриша и думать не мог заговорить об таком с Маней. Нет, он на нее не злился за «непродвинутость», более того, Гриша даже и не хотел, чтобы там была его Манечка. Онане для этого и все! Маня лежала рядом с ним в теплой байковой ночной рубашке, с большой, полной молока грудью, она спала, отвернувшись от него, смешно упираясь ему в живот круглой попой и сладко сопела во сне, невероятно усталая и родная. Сейчас ей было не до секса, да и ему собственно тоже. Рядом спала крошечная Аллка, завернутая в тугой пеленочный кокон, с розовой соской во рту. Гриша знал, что это у них просто время такое, что вообще-то Муся отнюдь не прочь заняться с ним любовью. Ему с ней было отлично, но он был только для нее, а онатолько для него. Они любили друг друга, и это былодругое. «Играть» Грише хотелось, но не с Марусей. Он видел себя с двумя девушками в постели на троих, но ни одна из них его Марусей никогда не была. Это было бы трудно, сложно, рискованнововлечение третьей в их отношения.
Гриша и сейчас себе признавалсяда, вот такая у него была мужская мечта. Эксперимент, не норма, экзотическое блюдо к празднику, он он этого хотел. Дело было вовсе не в физиологии. Гриша хотел чего-то дополнительного, наверноеласк, ощущения своей мощи, того, что он «всем» нравится, даже и не важно, что тут только «две», древний животный инстинктполучить как можно больше самок в свое распоряжение, вот что им наверное руководило. Да он тогда в этом не разбирался. Он будет один, самый главный, он их расшевелит, будет на пике своего мужского потенциала. Как красиво, как эта картина его заводила. Грише всегда хотелось посмотреть на ласки лесбиянок, заветная мечта. Сколько таких видео они с Валеркой пересмотрели, но в жизни ни одному из них этого увидеть не довелось. А еще это была жажда приключений, любопытство. Ну пусть сразу одновременно с двумя он быть не сможет, одна наверное будет ревновать. Конечно. Он на время полностью будет в распоряжении одной, забыв о другой. Как иначе? Но другая с жадностью будет смотреть со стороны «как» он это делает.
Летом после рождения Аллка Гриша поехал с французами в Артек. Какой-то международной форум. И вот там он снова окунулся в привычную атмосферу ночных гуляний: костер, шашлыки, выпивка, морские купания на пустом пляже, усталость от непрерывного перевода и острое желание наконец расслабиться.
Он их сразу заметил: две вожатые, сестры-близнецы. Молодые, загорелые, стройные, а главноесовершенно одинаковые. Грише это показалось безумно сексуальным. Девчонки оказались сговорчивыми, Гриша им сразу приглянулся. Ну как же: москвич-переводчик, сильный, высокий, взрослый, уверенный в себе, со спокойными пристальными глазами. Гриша, видит бог, не рассчитывал получить сразу двоих сестер, он пытался выбрать, ему даже казалось, что он запомнил, где кто. Но он продолжал ошибаться, девчонки смеялись, шутили, нарочно путали его и в результате они пошли к ним в комнату втроем. Овот оно! Наконец-тоуспел подумать Гриша, а девчонки уже его сноровисто раздевали, повалив на постель.