Так?
ТакИра была растеряна.
У мужа друг есть. Ты на того друга часто глядишь. Глядишь?
А при чем здесь
Глядишь, глядишьЯ знаю. Я все знаю.
Ира почувствовала себя механической куклой. Она уже решила никуда не уходить. Да, пусть погадает. Хоть и ерунда, но интересно. Что тут такого
Ладно гадайте. Я согласна.
Ну, ладно. Ты сама сказала. Я тебя, милая, не неволила. Давай правую рукуНет, погоди. Надо самое главное сделатьИначе нельзя, я тебе об этом говорила
О чем говорили? Что надо сделать?
Я тебе говорила, что мне не нужны твои деньгиизбавься от денег. От них тебе после будет зло. Нельзя гадать на судьбу, если на человеке деньги есть или золото. Собери деньги и положи в платок, я подержу их в кармане. Не бойся, я их тебе сразу отдам. Давай отвернись, чтобы я не виделавынимай из кошелька, клади в платок и узлом его завяжи. Узломденег при тебе быть не должно. Вяжи крепко деньги узлом. И плюнь сверху. Таков закон. А серьги твоизолотые? Нет? Тогда ладно. Не снимай. Нет, нетотвернись, отойди, я не хочу смотреть на твои деньгиТьфу на них. Это грех. Завязала? Давай мне платоквидишь, в карман кладу и сразу отдам потом. Главное не бойся, не думай о нихплохо себе сделаешь. Деньгизло.
Ира механически и бездумно делала то, что ей говорили. Отходила в уголок, отворачивалась к стенке, вынимала из кошелька красные десятки, заворачивала их в платок и старательно завязывала в узелок. На нее никто не смотрел. Потом она отдала платок цыганке и протянула ей правую ладонь. Что гадалка ей говорила Ира помнила смутно: какие-то дела, дальние дороги, болезнь и счастливое выздоровление, мужмного денег, поворот в судьбебудет плохо, а потом хорошо. Обычная, ни к чему не обязывающая, скороговорка, невнятное многозначительное бормотаниеВсе вместе заняло не более двух минут. Цыганка вынула из кармана скомканный платок с узлами и протянула его Ире:
Вот, милая, деньги твои. Держи. Все как было, как и есть. Чуешь? Как ты завязалатак все и осталось. Иди, милая, с богом. Не оглядывайся. Все исполнится. Вспомнишь меня.
Ира положила в сумку узелок с деньгами и одеревенело двинулась к выходу. Остальные цыганки, которые секунду назад и внимания на них не обращали, сейчас резко активизировались и загомонили, обращаясь только к ней, к Ире: «Иди, идитолько не оглядывайся. Упаси тебя господь на нее смотреть. Не оглядываться. У нее дурной глаз. Ведьма она. Делай, что велела, а то худо будет. Зря ты с ней связалась. Иди. Не оглядывайся.» Ира застегнула шубу, поправила на голове платок и вышла на улицу. Шли прохожие, нарядная толпа. Никаких цыганок, гаданий, прорицаний. Ире показалось, что это был сон, дурной неприятный сон, что-то гадкое, стыдное, необъяснимое. На нее что-то нашло, ею манипулировали при помощи гипноза, а онаподдалась. Какой ужас.
В метро Ира в изнеможении села на скамейку и обреченно развязала свой носовый платок. Действительно он был завязан точно так, как она сама его завязала, только вместо денег там лежали плотные скомканные в тугой комок, бумажки. У Иры пересохло во рту, появилось ощущение тошноты, заболела голова. А что она ждаларазумеется, денег в платке не оказалось. Ее умело развели. Такая вот пошлая, циничная разводка, рассчитанная на провинциальных простаков. Ну, как она моглаОна сидела раздавленная, оплеванная, ненавидящая себя, представляя, как она будет рассказывать мужу свой позор. Ни в какой Башмачок Ира не пошла. Настроение резко упала, да и денег, тщательно скопленных и отложенных, у нее не стало. Теперь она вообще не могла объяснить себе своего поведения. Она же знала, что что-то в этой мути не то, никогда не верила в гадания, судьбу узнавать ей было не интересноцыгане ее пугалиа тут
Вечером муж пришел с работы, заметил ее подавленное настроение, утешал, распространялся об умелом гипнозе, но Ира видела, что он ее презирает. Это было у него в глазах, в еле скрываемой саркастической усмешке, в чуть раздраженных в десятый раз повторенных уверениях в том, что «это с каждым может случиться». Ира знала, что ему ее жалко, но к этой жалости примешивается брезгливость. С ним бы такого не случилось. Разумеется нет, в мужских же туалетах не стоят цыгане и не предлагают мужчинам погадать. Такое случается только с «дурами-бабами». Он всегда это знал, просто получил лишнее подтверждение бабской глупости. Для него это было и простительно и нет одновременно. Бедные доверчивые, глупые, смешные женщины. Но, ведь, они такими и должны быть. Денег ему было жаль, даладно. К ночи Ирин муж об инциденте даже и не вспоминал. А Ира вспоминала и каждый раз ее охватывала волна гадливости, стыда, отвращения к себе. В мозгу стучало: «Ну как же так? Вот, ядура».
Гриша дописал последнее слово «дура» и перечитал текст, исправляя описки. Это же все с Мусей с его произошло. И даей было перед ним стыдно. Она тогда плакала, сначала громко и безудержно рыдала, зажимая лицо руками, а потом долго горько всхлипывала. Манечка его бедная. Грише было ее жалко, нокакая же она все-таки идиотка. Столько лет прошло с того злополучного цыганского эпизода. Может он уже простил Мане ее дурь? Ну, простилно она все-таки идиотка. Родная его балда несчастная. Не было его тогда с нею. Да разве он бы позволил. А еще Гриша подумал о цыганах. Осуждать ли аферистов? Кот Базилио и лиса Алисасволочи, а Буратинодурачок? Ножалко ли ему дурачков? Пожалуй, нет.
Когда-то и он сам был «дурачком», просто проявлялось это в других обстоятельствах. Да, надо честно сказать. Им тоже манипулировали, только реже и это было простительно. Уж очень он был молодой по-сравнению с Манькой. Она-то тогда была будь здоров тетенька и онон был совсем мальчишкой, а произошло это много раньше, чем он узнал Марусю.
Опять Грише вспомнилось знаменательное лето 75 года. Самое начало августа, он отдыхал на даче в Жаворонках. У них у самих дачи не было, в Жаворонках снимала дачу мамина подруга Рая Онищенко. Вот туда к ней родители его и послали. Боже, как же он не хотел ехать. У Раи была дочь Мариночка, было ей тогда лет семь. А больше там и не было никого. Интересно, чем он на этом даче должен был заниматься? Ни ребят знакомых, ни дома отдыха какого-нибудь рядом. Была речка, но мелкая. Там и плавать-то толком было невозможно. Варить с Раей клубничное варенье, загорать, чинно вечером пить чай на террасе? Что это такое? С другой стороны и в Москве ему делать было нечего. В лагере он отдыхал на второй смене, на третью ехать категорически отказался. С родителями этим летом отдыхать тоже не сложилось. Валера был на сборах за городом. Гриша туда к нему пару раз съездил, но время они провели так себе. Валера, не переставая, болтал про свою «классную» Светку, а еще о тренировках и предстоящем сезоне: какие игры, когда, с кем. «Езжай, Гриша. Поживи там. Телевизор есть, речка, лес. Ну что тебе надо? Рая к тебе лезть не станет. Ты ее знаешь. А если надоест, приедешь в Москву»мать его в результате уговорила.
У матери было не так уж много подруг, но Рая от них ото всех отличалась. Даже непонятно чем. Вряд ли она тогда выглядела моложе матери. Просто мать была мать, а Раясмотрел он на нее или все-таки не смотрел? Теперь Грише казалось, что «не смотрел». А она на него тем более. Жизнь у Раи была странная. Мать с отцом про нее разговаривали, Гриша специально не слушал, но все равно вся Раина ситуация была ему известна. Работала она в той же больнице МПС, ведомственной больнице министерства путей сообщения, что и мать, в поликлиническом отделении. Мать гинекологом, а Рая рентгенологом. На работу туда они поступили почти одновременно. Мать дружила с Раей в основном на работе, изредка они встречались в центре, куда-то ходили. У них был один на двоих парикмахер, одна косметичка. Но Рая почти никогда не приходила к ним в гости, особенно на разные семейные мероприятия, куда приглашались семейные пары. Рая не вписывалась в такие компании, она, как мама говорила, была «соломенной вдовой». Маленький Гриша не понимал, что это такое, а потом догадался. Она жила без мужа, но он у нее был, просто сидел в тюрьме.
Раин муж Роман Заостровский был по матери еврей, а по отцуполяк. Грише он представлялся «обалденным», ведь про него шепотом рассказывали, что он играет на бегах и один из лучших в Москве бильярдистов. Раин муж закончил художественное училище, занимался реставрационными работами и, как Гриша понял, перепродавал коллекционерам антиквариат. Сел он по плохой статье: валютные махинации. Кое-какие иконки уходили иностранцам. Романа кто-то подставил, обыск, нашли валюту. Статья была страшная, расстрельная, но долларов тогда в квартире нашли совсем мало. У Романа был дорогой адвокат и он отделался «легким испугом». 7 лет общего режима с конфискацией. Хорошая их трехкомнатная квартира была, слава богу, не кооперативной, и ее отобрать не могли. Отобрали «цацки» и дачу. Дачи было по-настоящему жалко. Рая осталась одна с совсем маленьким ребенком, без работы, так как она поначалу даже няню не могла себе позволить, а родители ее жили не в Москве. Повела она себя мужественно, не распускалась. Сменила фамилию обратно на свою девичью, Онищенко, и стала привыкать жить без Романа. Оказалось, что он, понимая, что сильно рискует, подстраховался, кое-что заначил по друзьям. К тому же он никого не сдал, все взял на себя, и друзья-подельники, как водится, не оставили его семью. Рая с дочкой ни в чем не нуждались. Нашлась няня, Рая вышла на работу и долгими рабочими часами рассматривала бесчисленные рентгеновские снимкипереломы, смещения, затемнения, и прочую неприятную черно-белую фигню.