Так, кто хочет пасты? И отправился в кухню варить пенне (непременно пенне, поскольку ни с чем, что нужно накручивать на вилку, отец не справлялся), подогрел самодельную аррабьяту (времени упражняться в готовке ему в те дни хватало), а когда вынес еду на террасу вечер как раз сделался прохладнее, и солнце начало садиться, попытался уговорить отца на приличную порцию, больше полплошки хотя бы, но выгреб чуть-чуть, поскольку Колин сказал, что ему много, однако подсыпал обратно, когда показалось, что слишком мало, а затем спросил: Теперь годится? И попробовал поднять настроение, добавив: Ни пенне больше, ни пенне меньше. Шутку эту он счел особенно подходящей, раз один из любимых отцовых писателей Джеффри Арчер, но Колин, кажется, не уловил юмора, и тут Дуг добавил, что единственное число от пенне будет как-то по-другому, а? пенна или что-то в этом роде, и все, в общем, насмарку, ужинали в итоге молча, слушали реку, как та скользит мимо, свист ветра в деревьях и причмокивание Колина, управлявшегося с пастой.
Я его уложу, прошептала Лоис около девяти, после того как отец принял два виски и уже клевал носом в кресле. Ей на это потребовалось полчаса, Дуг же тем временем вернулся в кухню отсмотреть, какие правки внес в статью его редактор, а Бенджамин потолковал с Софи о ее диссертации, посвященной живописному изображению европейских писателей с чернокожими предками в XIX веке, в этой теме Бенджамин разбирался так себе.
Когда вернулась Лоис, вид у нее был мрачный.
Он совсем расклеился, проговорила она. Легко с ним теперь не будет.
А чего ты от него сегодня ожидала? спросил Бенджамин. Чтобы он колесом ходил?
Да понятно все. Но они прожили вместе пятьдесят пять лет, Бен. Он сам для себя все это время ничего не делал. За полвека ни разу еду себе не приготовил.
Бенджамин понимал, что́ у нее на уме. Что он как мужчина уж наверняка найдет способ увернуться от задачи ухаживать за их отцом.
Я буду его навещать, с нажимом произнес он, дважды в неделю, а то и чаще, может. Буду ему готовить. Возить его по магазинам.
Обнадеживает. Спасибо. Я тоже постараюсь, как сумею.
Ну вот видишь. Как-нибудь справимся. Конечно продолжая эту фразу, он отдавал себе отчет, что ступает по тонкому льду, легче было б, если бы ты оставалась в Бирмингеме подольше.
Лоис промолчала.
С мужем, добавил он для полной ясности.
Лоис раздраженно отхлебнула холодного кофе.
Работа у меня в Йорке, ты помнишь, да?
Конечно. Значит, ты могла бы приезжать каждые выходные. А не сколько там, раз в трое-четверо выходных?
Мы с Крисом жили так много лет, и нас это очень устраивает. Правда, Соф?
Ее дочь, вместо того чтобы встать на материну сторону, произнесла лишь:
По-моему, это странно.
Мило. Вот спасибо. Не всем парам нравится жить друг у дружки за пазухой. Я что-то не замечала, как ты со своим нынешним парнем рвешься съехаться.
Потому что мы расстались.
Что? Когда?
Три дня назад. Софи встала. Давай, мам, нам уже пора домой. Тебе, может, и не хочется, а я бы поболтала с папой перед сном. По дороге все тебе расскажу.
Бенджамин вышел вместе с ними во двор, поцеловал сестру и надолго обнял племянницу.
Отличные новости про диссертацию, сказал он. А вот про парня не очень.
Переживу, отозвалась Софи с вялой улыбкой.
Давай ключи, сказала Лоис. Ты три стакана вина выпила.
Нет, не пила я, возразила Софи, но ключи тем не менее вернула.
Ты все равно слишком быстро водишь, заметила Лоис. На пути сюда это нам видеокамера скорости мигала, совершенно точно.
Да вряд ли, мам, просто блик на чьем-то ветровом.
Как бы то ни было. Лоис повернулась к брату. Думаю, мама бы нами гордилась. Прекрасная получилась речь. Красиво у тебя со словами выходит.
Мне положено. Я их достаточно понаписал.
Она еще раз его поцеловала.
Ну, я считаю, ты лучший непубликуемый писатель в стране. Несравненный.
Еще одно объятие, они хлопнули дверцами, и, пока автомобиль осторожно сдавал задом вдоль подъездной аллеи, Бенджамин махал свету фар.
* * *
Было все еще довольно тепло, в самый раз, чтобы окно в гостиной оставить открытым. Бенджамину очень нравилось, когда погода позволяла, сидеть в одиночестве, иногда впотьмах, слушать звуки ночи, клич ушастой совы, вой хищной лисы, а над всем этим бормотание вневременное, неумолчное реки Северн (тут она была еще новичком в Англии, перебравшись через границу с Уэльсом всего в нескольких милях выше по течению). Сегодня, впрочем, все было иначе: компанию Бенджамину составлял Дуг, хотя ни тот ни другой завязывать беседу не торопились. Дружили они почти сорок лет и мало чего не знали друг о друге. Бенджамину, по крайней мере, хватало просто сидеть по разные стороны от камина со стаканами Лафройга, и пусть бы чувства, взбаламученные днем, постепенно оседали и утихали в молчании.
И все же в конце концов именно он нарушил тишину.
Доволен статьей? спросил он.
Ответ Дуга оказался неожиданно небрежным.
Да сойдет, мне кажется, проговорил он. Я последнее время чувствую себя жуликом, по чести сказать. У Бенджамина сделался удивленный вид, и Дуг тогда выпрямился и взялся объяснять: Я искренне считаю, что мы на перепутье, понимаешь? Лейбористам конец. Прям так я и думаю. Люди сейчас ужас как обозлены, и никто не понимает, что с этим делать. В последние несколько дней я это слышал в предвыборной гонке у Гордона. Люди видят этих ребят из Сити, которые практически раздавили экономику два года назад, без всяких последствий, никто из них не загремел в тюрьму, а теперь опять стригут купоны, нам же, всем остальным, полагается затягивать пояса. Зарплаты заморожены. У людей нет гарантий занятости, нет пенсионных планов, им не по карману съездить в отпуск всей семьей или автомобиль починить. Несколько лет назад они себя считали зажиточными. А теперь бедняками.
Дуг все больше оживлялся. Бенджамин знал, до чего Дугу нравится вот так разговаривать, он даже теперь, двадцать пять лет проработав журналистом, ни от чего так не заводился, как от болтовни о британской политике. Бенджамин не понимал этого воодушевления, но знал, как ему подыграть.
А я думал, что все ненавидят как раз тори, прилежно проговорил он, из-за того скандала с растратами. С требованиями ипотеки на второй дом и всяким подобным
Народ обе партии в этом винит. И это хуже всего. Все стали такими циниками. Да все они хороши Вот потому-то оно все время было на грани до сегодняшнего дня.
Думаешь, что-то изменится? Просто ошибка. Застали врасплох.
Нынче многого и не надо. Вот такое все взрывоопасное.
Значит, самое время для таких, как ты. Столько всего, о чем можно писать.
Да, но я оторван от всего этого, понимаешь? От озлобленности этой, от тягот. Не чувствую я их. Я всего лишь зритель. Сижу в этом чертовом коконе. Живу в доме в Челси, он стоит миллионы. Семья моей жены владеет половиной ближних графств. Я понятия не имею, о чем толкую. И это видно по тому, что я пишу. Еще б не видно было.
Как у вас с Франческой дела, кстати? спросил Бенджамин; он когда-то завидовал Дугу из-за его богатой красивой жены, а теперь уже не завидовал никому и ни в чем.
Вообще-то довольно паршиво, сказал Дуг, угрюмо вперяясь в пространство. Последнее время по разным спальням. Классно, что у нас их так много.
А что дети про это думают? Заметили?
Что замечает Рэнулф, сказать трудно. Меня-то уж точно нет. По уши в Майнкрафте, некогда с отцом поговорить. А Корри
Бенджамин не впервые обращал внимание, что Дуг никогда не называет дочь ее полным именем Кориандр. Дуг это имя (выбор жены) терпеть не мог даже сильнее, чем невезучая двенадцатилетняя носительница имени. И сама она никогда и ни в какую не откликалась ни на что, кроме Корри. Употребление ее полного имени обычно приводило к стеклянному взгляду и молчанию, словно обращались к какому-то незримому постороннему.