Николаевна словно ничего не заметила ей, наверное, хотелось как можно дольше быть недовольной. Ставя ужин, она отодвинула сверток на край стола, а потом любопытство взяло верх, развернула и подобрела, но опять же не подала виду.
Потом она сочла нужным сказать, что Пришла телеграмма от сына из Хабаровска. Он должен приехать завтра утром с женой и дочерью. Дед Иван промолчал. Для Николаевны этот приезд был важен, прошлым летом она повздорила с невесткой и теперь надеялась помириться с ней. Дед Иван держался в стороне от их дел и потому промолчал
Тебе нездоровится, Иван Митрич? Николаевна отходила быстро и теперь уже заглядывала ему в лицо.
Да есть малость.
Согреешься? У меня огурчики маринованные есть, картошка.
Согреюсь, ответил он так, будто был намерен сделать это исключительно для того, чтобы угодить жене.
И ноги обязательно надо попарить. Я мигом нагрею воды, заторопилась Николаевна и начала назидательно говорить о том, что он стал совсем плох и пора ему проситься на более легкую работу.
Старка немного расшевелила его. Он почувствовал себя уютно, а когда опустил ноги в таз с горячей водой, стало и вовсе хорошо. Тепло ласковой волной разлилось по телу и клонило ко сну.
Проснулся он от громкого треска во дворе. Он вышел на крыльцо снег падал сплошной белой стеной. Трещала береза вся она обмерзла льдом и вершина, не выдержав тяжести, сломалась.
В спальне светящиеся стрелки будильника показывали без двадцати пять.
Что там? встретила жена вопросом.
Гололед, снег. Навалило, наверное, с полметра, ответил он и начал одеваться, включив в прихожей свет.
Куда ты собираешься?
На работу. Мне в первую.
В какую первую? У тебя сегодня выходной!
Петракова подменяю.
О господи, Петракову опять праздник.
Какой там праздник. Жена собралась рожать, а ему нужно с ребятишками дома посидеть, пока его мать не приедет.
Нам бы привез ребятишек.
Если бы да кабы. Зачем ему с ними зря таскаться, когда мать приезжает?
Но ты-то как пойдешь на работу, ведь ты всю ночь стонал? возмутилась Николаевна.
Обещал.
А ты умел когда-нибудь отказываться? Умел? А? задала вопрос Николаевна, на который ему было трудно ответить.
Снег валил валом часов до одиннадцати. Дед Иван сидел в диспетчерской, дожидаясь разрешения на выезд. Пассажирам объявили, что все рейсы переносятся на несколько часов, но они донимали расспросами и диспетчера, и деда Ивана. Он терпеливо объяснял им, что поедут они после того, как бульдозеры расчистят дорогу в аэропорт, а когда они расчистят никому не известно.
Наконец, около двенадцати, он повел автобус в первый рейс.
Машин на трассе было мало. На асфальте осталась корка морозцем прихватило вчерашнюю слякоть, и теперь автобус заносило в сторону. Дед Иван осторожно выводил его на середину дороги, и всякий раз это удавалось ему с таким напряжением, словно он впервые сел за баранку.
Многое тревожило его в этот рейс. По пути в аэропорт было несколько крутых подъемов, и он сомневался: сможет ли автобус без посторонней помощи преодолеть их. К тому же, чувствовал он, что против вчерашнего стало ему хуже, появилась неуверенность в себе. И руки, и ноги повиновались вяло автобус вилял не только от скользкой дороги
Он вел автобус плохо и знал об этом. Теперь он понял, что заболел не на шутку, и решил добраться до поселка, где жил Петраков, посидеть у него с ребятишками, пока тот не отработает смену.
Появилось солнце, до боли слепящее глаза, и снег засверкал, и в то же время дед Иван увидел следы прошедшей ночи гололед и снег покалечили деревья, обломали ветви берез и сосен, пригнули до земли молоденькие деревца. В кюветах, извиваясь вдоль дороги спиралями, лежали порванные и перепутанные телеграфные провода.
«Столько беды за одну ночь, подумал он. Ай-ай-ай. И тихо как-то, незаметно все случилось».
И резче заболела у него ключица, как он ни старался забыть о ней. Автобус он повел совсем осторожно, боясь беды.
Добравшись до поселка, он побрел по колено в пушистом снегу по переулку, в котором жил Петраков. Он нашел деревянный домик под высокими елями, вошел в сенцы и постучал в дверь.
Иван Митрич?! воскликнул Петраков и потащил его в комнату, не дав даже веника обмести от снега бурки. Вот не ждали.
Дед Иван увидел на кухне старуху в длинном, как японское кимоно, халате и поздоровался с ней. Из кухни выглянули две головы маленьких Петраковых и, узнавая и не узнавая деда Ивана, заулыбались.
Да ты раздевайся, присядь, суетился хозяин, и дед Иван понял, что он уже успел выпить.
Ну, с кем поздравлять?
Так ведь еще неизвестно, Иван Митрич. Сами ломаем голову, кого мама нам купит, засмеялся Петраков, погладив по голове подвернувшегося под руку малыша.
Рассиживаться мне некогда, автобус на трассе стоит. Пассажиры ругаются.
Эх, жалко, что ты на работу, с досадой сказал Петраков. Работаем вместе уже сколько, а посидеть за чаркой так и не пришлось. То я за рулем, то ты. Приезжай после работы
Не могу. Ко мне тоже гости приехали, сказал дед Иван и повернулся к двери.
Иван Митрич, послушай, давай я доработаю до конца смены. А ты отправляйся домой, с готовностью вызвался Петраков.
Куда тебе такому. Нельзя, дорога плохая.
Ну и что? Не таким ездил.
И я, бывало, ездил. Только тебе сейчас нельзя. Случись что виноват будешь, а их у тебя, считай, трое
В автобусе он взглянул на себя в зеркало. Оттуда смотрел старик, чем-то похожий на него, деда Ивана. Глаза старика глубоко запали и смотрели из-под обвисших бровей то ли бессмысленно, то ли затравленно. Кожа на лице стала синюшной, но зато нос был прежний. Такого носа, как у него, он никогда не встречал на нем росли коротенькие волоски хохолком.
Дед Иван включил передачу, автобус тронулся, и тут же повело его в сторону. Опасаясь, что не сладит с машиной, он нажал на тормоза, вылез из кабины. «Будь ты неладна», ругался он, мысленно виня во всем ключицу, потирал ее, прохаживаясь за автобусом и хоронясь от пассажиров. «Добраться бы до поста ГАИ, попросить автоинспектора довести автобус до аэропорта», размышлял он, а потом его осенила мысль.
Он вошел в салон и спросил пассажиров:
Шоферов, случайно, среди вас нет?
Баллон лопнул? спросил кто-то насмешливо.
Я спрашиваю нет ли среди вас шофера? повторил он вопрос и закрыл глаза, потому что в этот момент все поплыло перед ним.
Есть, отозвался мужчина в глубине салона.
Дед Иван открыл глаза. Шофером оказался круглолицый, небольшой мужчина в очках. Он весь будто стал меньше, ожидая следующего вопроса. Это не понравилось деду Ивану, но он все же спросил, экономя слова:
Класс?
Как вы сказали?
Шофер какого вы
А-а, понял, кивнул он головой. Нет у меня класса, я любитель.
Пассажиры засмеялись. «Будь у тебя хоть первый класс, автобус я тебе не доверил бы, пожалуй», подумал и сел снова за руль
Перед самым крутым перевалом он остановился передохнуть в груди не стихала боль, туманом застилало глаза и асфальт уплывал куда-то в сторону из-под автобуса. Дед Иван собрался с последними силами там, за подъемом, был пост ГАИ. Включив передачу, дал большие обороты двигателю. Взревев и окутываясь дымом, автобус пошел на перевал. Ветер дул снизу, и на середине подъема дым начал обгонять автобус. Колеса, попадая на заледенелые пятна, пробуксовали. Дед Иван всем телом подался вперед, как будто это могло помочь машине.
Пассажиры примолкли, должно быть, забеспокоились, но все же полагались на старого водителя, и смотрели на молодые елочки, растущие на склоне, на цепочку лыжников, идущих у подножья сопки, на зеленую далекую электричку, мчавшуюся в вихрях снега.
Дальше дорога разрезала склон сопки пополам. Солнце закрыла стена, с нее свисали кривые сосульки, и он по ним, от сосульки к сосульке, определял, движется или не движется автобус.
На перевале, когда коридор кончился и автобус пошел легко, дед Иван вздохнул, и в тот же миг его что-то сильно толкнуло в грудь. Наступила тишина. Последнее, что увидел он, это бегущие навстречу полосатые столбики, ограждающие крутой спуск. И вместо того чтобы схватиться за грудь, он инстинктивно выбросил руку к ключу зажигания и повернул его. Теперь выключенный двигатель тормозил, автобус рывками прокатился еще несколько метров и остановился, не задев полосатые столбики.